А ведь многим это не известно. Если сказать человеку, что коронавирусная инфекция была и до две тысячи девятнадцатого года, он навряд ли не поверит. А уж если заявить, что собеседник, скорее всего, уже болел ей и не один раз, то рассказчика и вовсе сочтут сумасшедшим. По крайней мере, больше половины населения планеты.

Но коронавирус — это очень-очень старая инфекция. Просто ранее она не обладала такой способностью к распространению и встречалась куда реже, чем тот же самый грипп. Хотя не исключено, что одна из десятка простуд в жизни человека была вызвана именно этим вирусом. Просто тогда действовала его более старая и слабая версия.

Углубившись в свои размышления, я не заметил, как изменилась кожа на моём плече. Лишь готовясь ко сну, я обнаружил, что место укола сильно вздулось.

Любопытно… А ведь я — не аллергик. Хронических заболеваний у меня нет. Если не считать гастрита из-за чрезмерного употребления кофе. Гастрит вряд ли как-то влияет на введение вакцины. Особенно если учесть, что я постоянно его убираю с помощью лекарской магии.

Плечо вздулось, кожа стала горячей. Пока что ничего критического не произошло, но местная реакция заставляла насторожиться.

Дело в том, что побочные эффекты от вакцинации бывают двух типов. Местные и общие. Местные — это влияние препарата на область, куда сделан укол. Худшее, что может случиться — это некроз тканей плеча. Но до такого вряд ли дойдёт. Подобное происходит только у людей с гиперреактивной иммунной системой.

Общих реакций в виде лихорадки, головной боли или озноба я пока не ощутил. Хотя уже оказавшись в кровати, начал чувствовать, что тело слабеет. Я запустил «анализ» и пробежался по своей крови, чтобы определить — а что там, чёрт возьми, вообще творится?

Лейкоцитов — главных клеток иммунной системы было не так уж и много. Но в моей крови явно намечалась настоящая буря. Эх, и жаль, что я пока что не вижу молекулы. Сейчас бы оценить, что происходит с цитокинами.

Цитокины — это способ связи между разными структурами иммунной системы. Письма, которые редко несут хорошие вести. Обычно они передают информацию о том, что в организме инфекция, и всем нужно срочно мобилизоваться.

Существует даже такое понятие, как цитокиновый шторм. Когда этих веществ становится слишком много, и организм в ответ на инфекцию начинает уничтожать сам себя.

Что ж, будем надеяться, что мой сам себя не уничтожит за эту ночь! Если что, «анализ» меня предупредит.

И, не дождавшись каких-либо серьёзных изменений в теле, я вырубился. Не знаю, сколько прошло времени — час или два. Но, почувствовав тошноту, я открыл глаза…

И обнаружил себя в абсолютной темноте. Странно, а ведь ночник я в комнате оставлял. Может, электричество выключили? Вообще обещали, что в ближайшие несколько дней начнётся снежная буря. Могло и провода оборвать где-то.

Но я удивился ещё сильнее, когда осознал, что не могу встать с кровати. Более того — я своего тела не чувствую. Однако кто-то в этой темноте всё же был. И вскоре я услышал его голос:

— Ну и что ты натворил на этот раз⁈ Снова этот сделал?

Я не знал, как реагировать. В моей квартире был человек, он говорил со мной и, судя по интонации, незнакомец был крайне недоволен моими действиями.

И что особенно странно — его голос казался мне знакомым.

Чертовщина какая-то… Это ведь мой голос!

— Чего молчишь? Сказать нечего? — вновь донеслось из темноты.

— Ты кто такой? — произнёс я.

В этом странном состоянии мне казалось, что слова исходят не из моего рта, а прямиком из головы.

— Как «кто»? — усмехнулся собеседник. — Это я! Твой «анализ».

Мне захотелось закатить глаза и выдохнуть, но тело не слушалось. Происходящее всё больше напоминало бред. А что? Такого со мной ещё точно не было! Вдруг я от этой «палёной» вакцины сошёл с ума и прямо сейчас лежу где-нибудь в психиатрической лечебнице. В комнате с мягкими стенами.

Но этот вариант лучше пока отложить. Попробую хоть что-нибудь выяснить.

— Не припомню, чтобы ты со мной разговаривал раньше, — произнёс я.

— Да, до сегодняшнего дня ты меня так не удивлял, — вздохнул «анализ». — Ты зачем ввёл в себя эту дрянь? Мало того, кофеином себя пичкаешь так, будто без него нервная система работать не может. Так теперь ещё и вакцина! Одного эксперимента над собой не хватило?

— Приятель, — усмехнулся я. — До сих пор не понимаю, почему ты обрёл голос, но это ты — мой инструмент, а не наоборот.

— Дурачина, я ж забочусь о тебе, — вздохнул «анализ». — Ты же себя уже однажды убил таким трюком. Что? Уже надоело в этом мире? Хочешь ещё в один попасть? Сейчас я тебе это устрою!

Весь мир перед моими глазами поплыл. Тьма превратилась в радужный калейдоскоп, и я резко вскочил с кровати. Зрение вернулось, а вместе с ним и способность двигаться. Простынь и одеяло были насквозь пропитаны потом. Меня знобило так, будто моё тело лежало не в уютной постели, а в сугробе в какой-нибудь суровый русский крещенский мороз!

Я измерил «анализом» температуру.

Сорок! Ровно!

Ну ничего себе — вколол, называется, себе вакцину! Я-то думал, что у меня крыша поехала, а на самом деле это обычный бредовый сон из-за лихорадки. Хорошо, что «анализ» не научился говорить. Если бы моя способность развилась до такого, пришлось бы лечить у себя шизофрению. Видеть бредовые сны при лихорадке — это абсолютно нормально. Дело в том, что циркулирующие патологические вещества раздражают мозг, что в конечном итоге влияет на сон. Который, между тем, и сам является продуктом деятельности нашего головного мозга.

На часах четыре утра. На работу уже через три часа собираться. Ёлки-палки…

Я сконцентрировался на своём теле и отправил добротный заряд лекарской магии в свой гипоталамус — в центр регуляции температуры тела.

Ну-ка сбавь мне немного, зараза. Куда ж ты так жжёшь?

Пока мой мозг восстанавливал нормальную температуру, я сходил на кухню и выпил несколько стаканов фильтрованной воды, чтобы восстановить количество жидкости в организме.

Через полчаса снова проверил своё состояние.

Всё! Тридцать семь и два. Вот это — самая лучшая температура для уничтожения инфекции. Дальше снижать не надо.

— Тендо-кун! — услышал я крик из подъезда.

Кто-то изо всех сил барабанил по входной двери, пытаясь проникнуть в мою квартиру.

Если сейчас выяснится, что я опять в бреду и всё происходящее — это сон во сне, мне придётся всерьёз обеспокоиться своим здоровьем. Однако, к счастью, за дверью оказался не иллюзорный образ моего «анализа», а Акихибэ Акико.

Девушка, одетая в пижаму, окинула меня сонным взглядом и произнесла:

— Ты чего так буянишь?

— В каком это смысле? — не понял я.

— Я слышала, как ты с кем-то ругался, а потом начал бить по стене кулаками. Между прочим, за этой стеной моя спальня находится. Ты чего тут чудишь? — нахмурилась она.

— Прости, Акико-тян, — рассмеялся я. — Видимо, сон плохой приснился. Я тут вакцину нашу новую тестирую.

— В смысле — тестируешь? — не поняла она. — На себе⁈

— Лучше уж так, чем колоть другим людям невесть что, — пожал плечами я.

— Ну ты даёшь… — произнесла она, с трудом сдерживая отвисающую нижнюю челюсть. — И как ощущения?

— Катаюсь на горках, как в парке аттракционов. С сорока на тридцать семь, — ответил я.

— Тебе больничный нужен! Так нельзя! — принялась убеждать меня Акико. — При сорока градусах уже белки начинают разрушаться. Ты ведь и помереть так можешь!

— Мне нужно понять, как работает вакцина. Представь, если в таком же состоянии окажутся почти все сотрудники «Ямамото-Фарм». Или вся Япония. Что тогда будет?

— Нужно запретить эту вакцину, — нахмурилась Акико.

— Не получится, её уже утвердило министерство здравоохранения, — ответил я. — Единственный вариант — дать людям понять, чем можно себя привести в порядок, если возникнут побочки.

— Не понимаю я этого… Опять добровольно-принудительная вакцинация? Да когда ж это закончится? — развела руками она.