Сакамото Рин поняла меня без слов. Медсестра вышла из кабинета и оставила нас наедине друг с другом.

— Как там Ниидзимы? — аккуратно спросил он.

— Плохо, Куренай-сан. Но сейчас им уже намного лучше, чем было, — прямо сказал я. — Объясните, как так вышло, что вы чуть не убили двух человек? Мне казалось, что вы в своих знаниях и опыте можете фору дать кому угодно? Заработались?

— Да, Кацураги-сан, заработался, — кивнул он. — Оправдываться не буду. Виноват.

Я понял, что он лжёт.

И в этот миг в мой кабинет влетел ещё один врач. И за моей спиной прозвучал голос:

— Не вините его, Кацураги-сан! Это всё моя вина! Не его!

Я ещё даже один день после выхода из отпуска не отработал, а в клинике «Ямамото-Фарм» творится какой-то хаос. Все ведут себя так, словно с цепи сорвались. Половина врачей в отпусках, другая на больничном. В целом могу понять, почему здесь стало так тяжко с нагрузкой. Которая, в общем-то, и до этого была немаленькой.

В кабинет ко мне и Куренай Цукасе вбежала Акихибэ Акико терапевт второго ранга и, по совместительству, дочь главного врача.

— Акихибэ-сан, что вы такое говорите, — начал отнекиваться Куренай Цукаса. — Вы-то здесь каким боком? Это я назначил кларитромицин и не проверил по листу назначений, что больные уже принимают блокаторы кальциевых каналов!

— Чушь! — воскликнула Акихибэ Акико и топнула ножкой. — Это назначила я!

— Но в документах написано моё имя! — продолжил спорить Куренай Цукаса, нервно поправляя очки. — Значит, юридически виноват я!

— Так, тихо! — прикрикнул на них я. — Оба успокоились сейчас же. Что вы тут устроили? Снаружи толпа пациентов, а вы кричите на всю поликлинику, будто у нас тут поножовщина случилась. Давайте разберёмся в ситуации, как цивилизованные люди. Куренай-сан, вас я уже выслушал. Теперь ваш черёд, Акихибэ-сан.

Акико сглотнула сухой ком и произнесла:

— Этот препарат назначила я. Вчера был большой приток пациентов — и в инфекционное отделение, и в терапевтическое. Заведующий инфекцией Окабэ Акира был занят больным с сальмонеллёзом, а Куренай-сан…

— А я осматривал супруг Ниидзима! И назначил им неправильный препарат, — перебил девушку Куренай Цукаса.

Ох, как же вы мне уже все надоели! За три недели мои коллеги умудрились сойти с ума.

— Не перебивайте её, Куренай-сан, — настойчиво попросил я.

— Не могу, — помотал головой он. — Она лжёт и покрывает моё преступление.

Ясно. Спасибо священным местам Индии за огромный запас энергии. Сейчас я этой парочке устрою встряску. Я активировал «харизму», совместив феромоны устрашения и убеждения. А затем громко и твёрдо, чеканя каждый слог, произнёс:

— Если вы сейчас же не перестанете препираться, я напишу докладную на имя главного врача. Пациенты были одной ногой в гробу. Мои пациенты. Родственники одного из наших коллег из индийской ячейки «Ямамото-Фарм». А он — тот ещё скандалист. Перевернёт всю клинику с ног на голову.

На самом деле Ниидзима Касуга совсем не был на это способен. Однако я намеренно приукрасил историю, чтобы Куренай и Акихибэ заговорили со мной откровенно.

Хотя я уже осмотрел с помощью «анализа» их обоих. И я знал, кто из них двоих лжёт.

— Куренай-сан, вы сидите молча и слушаете мой разговор с Акихибэ-сан, — повторил я. — Ни слова больше.

Я бросил взгляд на Акико. Та вздрогнула и тут же продолжила свой рассказ.

— Как я и сказала, Окабэ Акира был занят. Но и Куренай-сан тоже был занят. К нему в терапевтическое отделение поступила пациентка с впервые возникшей фибрилляцией предсердий. Тут уже насчёт диагноза могу ошибаться, но там точно была какая-то серьёзная аритмия. Он не мог отвлечься, поэтому в инфекцию побежала я, чтобы помочь Окабэ-сану.

— Так, — кивнул я. — И что же было дальше?

— Лжёт, Кацураги-сан, она лжёт, — продолжал мотать головой Куренай Цукаса, но мы оба игнорировали его слова.

— В отделении кончился цефексим, — продолжила она. — Амоксициллина тоже не было. Его туда обычно и не завозят. Остался только цефтриаксон, но я…

Акихибэ Акико с трудом сдерживала слёзы.

— Но я наслушалась историй Такеды Дзюнпея о том, как он однажды по ошибке убил пациенты цефтриаксоном, — протараторила она. — Поэтому с тех пор, я стараюсь его не назначать. Не знаю, боюсь я почему-то этот препарат.

— Понятно… — вздохнул я. — И поэтому вы назначили кларитромицин? Не убить цефтриаксоном, так убить другим антибиотиком, да?

— Кацураги-сан, я же объяснилась… — всхлипнула она.

— Нет, я всё понимаю, правда, — кивнул я. — Решили назначить другой антибиотик — это ваше право. Вы — лечащий врач. Ваше слово — закон. Но почему вы не проверили лист предыдущих назначений? Вы ведь прекрасно знаете, что кларитромицин и нифедипин конфликтуют? Не лгите, что не знаете. Я учил вас азам работы в этой клинике. И мне известно, как хорошо вы владеете терапевтическими навыками. Так что же пошло не так?

— Ничего, я просто не стала их смотреть — и всё! — воскликнула она.

Странно… Всё это время я чувствовал, что Куренай Цукаса лжёт, а Акико говорит чистую правду. Но теперь и её сердце дрогнуло. Пульс и давление изменились. Теперь ещё и она решила от меня что-то утаить.

— Хорошо, Кацураги-сан, я сдаюсь, — вздохнул Куренай Цукаса. — До этого она говорила правду. Но сейчас начала лгать!

— Не слушайте его! — попыталась встрять Акико, но на этот раз я жестом заставил её замолчать.

— Слушаю вас, Куренай-сан, — кивнул я.

— Я позвонил Акихибэ-сан и сказал, что мне нужна её помощь в терапевтическом отделении, — объяснил он. — Я тогда сильно устал, меня нагрузили кучей работы. Когда она сказала, что у пациента пневмония, я ей бросил что-то вроде: «Да назначьте им хоть какой-нибудь антибиотик и бегите ко мне. Тут двум пациентам может понадобиться дефибрилляция».

А вот это уже похоже на правду.

— То есть, вы поторопили Акихибэ-сан, и поэтому она не посмотрела лист прошлых назначений? — подытожил я.

— Да, — хором ответили Куренай и Акихибэ.

— Как же сложно было вытянуть из вас двоих правду, — помотал головой я.

— Кацураги-сан, но я захотел взять всю вину на себя. Я поторопил свою коллегу и не стал разбираться в ситуации. А врача нельзя торопить. Это же закон! Видимо, быть заведующим — это не моё. В общем… Я не хочу, чтобы в объяснительной было указано её имя. Потому и написал в медицинской информационной системе все рецепты от своего имени, чтобы и юридически был виновен я.

— Куренай-сан, я очень ценю ваше самопожертвование, — произнесла Акихибэ Акико. — Но вы ведь понимаете, что вас за это могут уволить? Меня-то отец не уволит, даже если пациент умрёт!

— А вот насчёт этого прошу выражаться аккуратнее, — влез я. — Во-первых, семью Ниидзима я стабилизировал. С ними всё будет хорошо. Во-вторых, ваш отец, Акихибэ-сан, справедливый человек. Он может и вас уволить. А что наиболее вероятно, возьмёт всю вину на себя и оставит вас обоих. Такое тоже может быть.

— И что же нам тогда делать? — пожал плечами Куренай Цукаса. — Вы сказали, что у них скандальный родственник. Значит, жалобы в министерство здравоохранения не избежать.

Тут я, конечно, перегнул, но отступать уже поздно. Будет им обоим уроком.

— С этим родственником я поговорю — жалобы не будет, — заявил я. — Однако объяснительную писать всё равно придётся. И раз уж это мои пациенты, позвольте это сделать мне за вас обоих. Я смогу описать суть так, чтобы никто из вас не пострадал.

— Вы, должно быть, шутите, — не поверил мне Куренай Цукаса. — Мало того что мы чуть не убили ваших пациентов, так вы ещё хотите взять на себя этот, не постесняюсь такой формулировки, геморрой!

— Расслабьтесь, — попросил их я. — Я ведь знаю, что вы оба прекрасные врачи. Окажись на вашем месте какой-нибудь…

В моей голове пронеслось имя нынешнего терапевта первого ранга — Савады Дэйчи. Или нашего нового врача-гомеопата — Хибари Котецу. Но я не стал произносить их вслух, поскольку это было не этично.