Я вернулся в терапию и вытащил Асакуру из палаты. Он уже успел немного вздремнуть и заметно освежился. Однако запах ацетальдегида до сих пор витал за ним плотным облаком.

— Джун-кун, слушай меня внимательно, — произнёс я. — Думаю, недоверия между нами уже нет. Поэтому я попрошу тебя сделать одну странную вещь.

— Какое недоверие может быть, Тендо-кун? — пожал плечами он. — Сделаю всё, что скажешь!

— Сядь на диван, закрой глаза и дыши спокойно. И глаза не открывай, понял? — спросил я.

— Ё-моё! Звучит действительно странно! — воскликнул он. — Я надеюсь, ты меня не собрался испугать? Ну, знаешь, как лечат икоту…

— Нет, Джун-кун, алкогольное опьянение простым испугом не лечится, — помотал головой я. — Повторяю, просто сделай, как я прошу. Ты даже ничего не почувствуешь.

Асакура смирился с моими методиками, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. Я же провернул всё эту сложную схему лишь для того, чтобы у меня было достаточно времени для использования «клеточного анализа». Я начал догадываться, какой диагноз у Асакуры Джуна, но на подробный осмотр могло потребоваться больше получаса.

Невролог куда сильнее удивится, если я просто буду сидеть и молча смотреть на него, не объясняя причину.

Я окунул свой взгляд в его желудок, прошёлся по кишечнику. Этиловый спирт я вычислить без «молекулярного анализа» не мог, да и в этом не было острой необходимости. По одному запаху и результатам на экране алкотестера было очевидно, что Асакура пьян.

А причиной мог послужить кое-кто живой. Я увеличил масштаб и нашёл микрофлору невролога. Собственные бактерии кишечника, которые вырабатывают витамины и помогают нам переваривать овощи и фрукты, то есть — клетчатку.

Мало кто знает, но на самом деле человек фактически не может самостоятельно усваивать сложные углеводы, которые содержатся в растительной пище. У нас простой кишечник, один желудок и относительно узкий спектр ферментов. Вместо нас этим занимается микрофлора кишечника. Она арендует у человека жильё, питается частью нашей пищи, а взамен помогает в переваривании.

Именно поэтому после курса антибиотиков не рекомендуется злоупотреблять растительной пищей. Некоторое время микрофлора существует в спящем режиме из-за гибели своих собратьев, и из-за этого переваривать клетчатку некому.

Да! Получилось!

Я с трудом сдержался, чтобы не выкрикнуть это вслух. С прошлой жизни ещё ни разу не пытался рассмотреть бактерию «клеточным анализом». А именно бактерии меня и интересовали.

Теперь мои глаза работали, как мощный электронный микроскоп. Я был способен изучить каждую бактерию и даже определить её принадлежность. На обучение этому навыку я потратил не один год своей прошлой жизни. Меня долго обучал один лекарь-инфекционист, рассказывал, какие отличительные черты есть у каждой разновидности микробов.

И я нашёл тех, кто так меня интересовал. Вот они. Не просто бактерии. Одноклеточные грибы. Сахаромицеты. Простыми словами их можно назвать просто — дрожжи.

Поверить в это не могу… Я слышал об этом заболевании, но за всю свою карьеру ещё ни разу не сталкивался с ним вживую! Очень иронично, что в итоге я натолкнулся на него в Японии, ведь именно здесь его впервые и открыли.

— Всё, Джун-кун, открывай глаза, я закончил, — улыбнулся я.

— Блин, я чуть не уснул, Тендо-кун, — протёр глаза он. — Что ты сделал? Я даже ничего не почувствовал…

— Скажем так, взял у тебя кое-какие анализы. Секрет фирмы, раскрывать не стану. Главное, что мне твой диагноз уже известен.

— Диагноз? В смысле… Я что, болен чем-то? — удивился он.

— Можно и так сказать. Только теперь это не алкоголизм, друг мой, — произнёс я. — Мэитэисё.

— Чего-чего? — не понял он.

— Стыд и позор не знать об этом японцу! — усмехнулся я. — Ты не слышал эту легенду? Вернее, по идее это был клинический случай, но я не могу сказать наверняка, действительно ли эта ситуация произошла так, как рассказывают.

— Чего ты городишь, Тендо-кун? Я искренне не понимаю, о чём ты!

— Изначально этот синдром обнаружили в нашей стране ещё после Второй мировой войны. Его назвали «мэитэисё» — синдром алкогольной аутоинтоксикации. По легенде выявили его у солдата, который постоянно приходил на службу пьяным. Его запирали в карцер, но даже после длительного заключения он всё равно выходил из него в нетрезвом виде.

— Точно… — почесал затылок Асакура. — Я что-то такое слышал!

— Тогда полагали, что из-за ядерной бомбардировки Хиросимы и Нагасаки произошла мутация одноклеточных грибков, которые стали производить в кишечниках некоторых японцев чистый этиловый спирт. Синдром автопивоварни. Так его уже стали называть потом.

— Ты хочешь сказать, что у меня такие же грибки в кишечнике? — прошептал он. — Но я-то радиацией облучён не был! У меня даже дед служил в другом конце Японии!

— В том то и дело, что та теория была ошибочна. Эта случайная мутация может произойти у каждого из-за дисбаланса микрофлоры. Ты, кажется, сказал, что съел сегодня две шоколадки, да? Простые углеводы — прелесть для дрожжевых клеток. Вот от этих шоколадок ты, дружище, и запьянел. Их переработали в спирт.

— Кошмар! Да меня ведь жена теперь убьёт! — воскликнул он. — Тендо-кун, а что делать? Как это лечить?

— Не беспокойся, вылечить это можно, — сказал я. — Я выпишу тебе антибиотики. После этого назначу добротный курс пробиотиков, заселишь себе новую микрофлору — и дело сделано. Но какое-то время придётся исключить сладкое. Иначе так и будешь ходить пьяный. Ах да… В машину не садись. Не хватало ещё, чтобы ты в аварию попал. А если и не попадёшь, то любой инспектор после теста на алкоголь оформит тебе лишение прав. Вряд ли тебе такое нужно.

— Тендо-кун, ты опять меня спасаешь! — улыбнулся Асакура Джун. — Поверить не могу, что ты так быстро докопался до истины!

Довольный Асакура со списком лекарств отправился в неврологию, а я со спокойной душой решил, наконец, осмотреть Инодзаки Томуру — пациента с болезнью Крона. Весь день меня от него отвлекали все, кому не лень. От актрис до пьяных неврологов.

Однако, когда я зашёл в его палату, Инодзаки уже накинул на себя верхнюю одежду и застегнул сумку с личными вещами.

— Инодзаки-сан, что происходит? — удивился я. — Вы куда собрались?

— Простите, Кацураги-сан, — вздохнул мужчина. — Но мне придётся выписаться. Опять звонил Канамори Ринтаро. Сказал, что, если я не выйду завтра на работу в лабораторию, он меня уволит.

Да что ж Канамори никак не утихомирится! На этот раз он зашёл слишком далеко.

— Раздевайтесь, — строго сказал я. — И дайте мне свой телефон. Я поговорю с Канамори.

Если уж заведующий отделом доклинических исследований так относится к своим сотрудникам, то чего ж я тогда удивлялся насчёт его отношения ко мне? Запретить сотруднику уйти на больничный? И как это понимать?

— Кацураги-сан, правда, не берите в голову, — махнул рукой Инодзаки Томура. — Наверное, мы правда сильно поторопились с госпитализацией. Чувствую я себя более-менее сносно. А насчёт болезни Крона… Я ведь могу подобрать себе лечение у вас на приёме, без нахождения в стационаре, верно?

— Нет, Инодзаки-сан, уже не можете. Больничный я вам через систему провёл. При необходимости я могу его аннулировать. И болезнь Крона не является показанием к экстренной госпитализации или нахождению на больничном листе. Однако у вас проблема в анемии. В тяжёлой анемии, которую нужно купировать здесь и сейчас. В противном случае вы упадёте на работе, — объяснил я. — Всё, я звоню вашему начальнику. Объясню ему ситуацию. Может, он в первую очередь и бизнесмен, но что-то в нём от фармаколога должно было остаться. А фармаколог не хуже врача понимает, как работает человеческий организм.

— Хорошо, Кацураги-сан, делайте, как считаете необходимым, — кивнул Инодзаки и устало бухнулся на кушетку.

Мужчина боялся Канамори Ринтаро, и я чувствовал это даже без подключения «анализа».