Ни о каких тёплых объятиях или радости от встречи и речи быть не могло. Никаких долбаных «привет». Слишком долго он измывался надо мной, нанося удары за каждую провинность, за каждое отступление от мифических правил нашего дома; слишком больно, слишком страшно, чтобы теперь быть любезной. Чтобы забыть это так скоро и перечеркнуть прошлое навсегда. Возможно, именно из-за несчастливого детства и постоянных телесных наказаний я пришла в «Тиррарию» такой, какой меня знали. Присвоив мне «Тихоню» в первый же день. Пришла зажатой, пугливой, прячущей взор и слишком серьёзной. Возможно, именно поэтому рукопашные бои давались мне с трудом.

Не знаю.

Я никогда не думала всерьёз о возможных психологических травмах, которые унаследовала с собой во взрослую жизнь. Как бы периодически ни обращалась к специалисту еще на Материке.

Не получив внятного ответа от моего неприятного гостя, я тихо добавила, наблюдая, как отец избегает смотреть в глаза:

– Послал лучшего своего палача… Знал, на что давить.

– Не говори так… – наконец, он встрепенулся, сконцентрировав внимание на мне после услышанного. Сделав шаг в мою сторону, Ричард Гамильтон добавил требовательным тоном, пресекая любые попытки даже намекнуть на его бесчинства в прошлом: – В любом случае, будет суд, Грейс, который…

– Суд ничего не изменит, – озлобленно выдохнула я, перебив его, и стремительно схватила с подноса свежие бинты – нога начинала ныть и кровоточить сильнее.

Потоптавшись на месте, отец отвернулся, дав мне возможность снова перевязать увечье, и пока я дрожавшими пальцами пыталась сделать последний узел на бинтах, он продолжил более уверенным тоном, в котором я начала узнавать его настоящего. А то в первые минуты даже показалось, что он искренне сожалеет обо всём. И сожалеет о том, что я в тюрьме.

– Верховный суд вынесет тот приговор, который будет справедливым в твоей ситуации. В конце концов, ты обладала информацией, которая привела к перевороту в «Тиррарии». Ты не донесла её до уполномоченных лиц.

Меня чуть не стошнило от его официальных формулировок. Резко развернувшись к стоявшему ко мне уже вполоборота отцу, я в ярости буквально выплюнула следующие слова:

– Ты ничего, слышишь, абсолютно ничего не знаешь! Все вокруг верят в чушь, предоставленную Томасом! Он и Макс были заодно, и очернили Норда так быстро, что мы просто не успели ничего предпринять, чтобы правда всплыла на поверхность! У нас были доказательства!

Я вовремя осеклась и перевела дух. Не зная, в каком сейчас состоянии Ким и Лэн, я не могла сказать больше, чтобы не подставить их, ведь вся информация была у них на руках. Надеюсь на это. Ричард же осуждающе фыркнул, совершенно не желая и не пытаясь вникнуть в мои разъярённые, пламенные речи:

– Печально осознавать, что ты мало того, что сбежала и стала солдатом, так еще и связалась не с тем человеком! Стала пособницей преступника! И продолжаешь защищать Эммерсона даже после смерти!

Я швырнула в его сторону старые окровавленные бинты, на повышенных тонах почти переходя в истерику:

– Не смей говорить так о Норде! Он не виновен! Вся эта ситуация была создана Максом и Сэмом, чтобы устроить революцию на Островах! У вас под носом!

– В любом случае, его больше нет, – слова, отчеканенные злым и твердым тоном отца, вновь выбили почву из-под моих ног, словно о смерти Норда я узнала только что: – И отвечать за всё лишь тебе, как его самому… близкому союзнику.

Ричард на секунду-другую внимательно вгляделся в меня и после почти шепотом пробормотал:

– Не могу поверить, Грейс, что ты уехала на Острова, и вот так доверилась, отдалась мужчине, который даже не смог тебя защитить. Где было твоё благоразумие? О чём ты только думала?..

Дополнительно анализировать его слова и углубляться в них не было смысла – и так было ясно, что он в курсе всех событий и моих отношений с Нордом. Благодаря Тому.

Сил на то, чтобы спорить и продолжать отстаивать правду перед «глухим» ко всему человеком, не осталось, и я лишь горько усмехнулась, одарив отца максимально ненавистным и презрительным взглядом:

– Благоразумие, выбитое твоими кулаками, осталось на Материке, папа… А теперь уходи. Уходи и никогда больше не возвращайся.

Всего лишь на миг, на краткий, но одновременно такой бесконечно долгий миг, мне показалось, что он либо грубо оскорбит, либо снова, как когда-то, ударит меня в ответ. Но рука отца дрогнула, так и не поднявшись. Он, лишь сгорбившись, молча развернулся и захлопнул за собой дверь, покинув камеру.

Тупая боль в бедре и застывшая кольями в глотке ярость выплеснулись в очередные слёзы, которые я была не в силах сдержать. Чувствуя себя растоптанной и уничтоженной, забралась на узкую койку и легла в позе эмбриона, поджав к себе ноги.

Я благодарна отцу, несмотря ни на что. Ведь если бы не он и не его методы воспитания, я, возможно, так и осталась бы на Материке. И никогда не встретила бы друзей, не познала бы боль тренировок и настоящих боевых действий, не вкусила бы «Тиррарии». Не попыталась бы обрести себя и не узнала бы о своих скрытых талантах.

И никогда бы не встретила его.

Мне не хватало Норда до сдавливающих ощущений в груди, до рваного дыхания. Я бы отдала сейчас всё, лишь бы увидеть его вновь. Обнять сильное тело, коснуться тёплых губ долгим поцелуем, а пальцами – его шрамов на брови… Сказать те самые важные, сбивчивые слова, которые выразят мои эмоции, зарыться ладонью в темно-русые пряди волос… И больше никогда не отпускать.

Я так и уснула, не переставая думать о нём. О том, что произошло с нами, с «Тиррарией», с Ким и Лэном, о визите отца… Догадываясь, что в очередном неспокойном сне Норд снова посетит меня.

Спустя семь дней после переворота в «Тиррарии»

Уиллсон

На северный форпост надвигались холодные сумерки. Остров Бурь всегда славился непогодой, но сегодня небеса грохотали так, что их наверняка слышали на Материке. Я, прищурившись, смотрел вдаль. Пытался разглядеть в границе облаков, стелящихся по земле, знакомую фигуру. Минут через десять приближающейся точкой возник силуэт одного из моих бойцов. Рэнделл.

Выпрямившись по струнке, он отсалютовал в знак приветствия и негромко сказал, попутно озираясь по сторонам:

– Докладывать здесь, сэр?

Проследовав за его взглядом и убедившись, что рядом никого нет, я коротко кивнул.

– Субъекты, о которых вы просили уточнить, на данный момент находятся за решетками на нижних этажах Штаба, сэр, – на тех же низких интонациях продолжил боец.

– Карцеры… Чёрт… – еле слышно выругался я, надеясь получить совсем другую информацию.

– Их ожидает трибунал.

Как бы странно ни звучало: если бы Ким и командор Лэндон Уайт оказались на Материке или же в камерах дознания на нашем полигоне, вытащить их оттуда было бы намного проще, чем из Штаба. Куда Том успел их переправить за эти дни.

Я на мгновение задумался, смотря мимо Рэнделла всё так же вдаль, но уже в сторону моря. Дабы перебрать в голове мысли, ставшие привычными за эти дни наступивших перемен на Островах. Огромным плюсом было то, что я изначально не знал ничего о ситуации, которая коснулась командора Эммерсона и Грейс – из-за этого Том отчасти продолжил доверять мне; не менее огромным плюсом являлось то, что он направил меня на северный форпост к лесополосе, что развязывало руки и позволяло исподтишка начать собственное расследование. Сюда Томас приходил редко. Несмотря на длительную службу под его руководством, я хотел докопаться до истины, не веря в причастность всей этой моей честнóй команды к перевороту.

Перед глазами до сих пор стояло перекошенное от ужаса плачущее лицо одной из моих лучших снайперов и направленный на неё пистолет Тома. Направленный пистолет на меня. Выглядел наш командор… Да и вёл себя тогда явно не так, как человек добрый, милосердный и ратующий за справедливость. Думаю, это и стало главной причиной моей ссылки Томом к лесополосе без объяснений, ведь лишние свидетели в постоянстве рядом ни к чему.