Я должен разобраться во всём этом дерьме. Просто хотя бы потому, что две мои непутевые девочки, которых втайне любил, как дочерей, оказались в эпицентре громкой заварухи.
О Грейс я узнал всё сразу же, пока никак не придумав план по её освобождению из-под натиска Верховного суда в союзе с нынешним единовластвующим командором. Мне больно осознавать, что тот мой жест на форпосте, мой уход она, скорее всего, восприняла, как некое предательство. Самая главная причина, которая послужила такому решению, – желание переждать, чтобы после иметь возможность помочь Грейс.
Надеюсь, она поймёт и простит, когда при встрече я всё объясню. В наступлении встречи как таковой я не сомневался, ибо не собирался сдаваться так быстро, бездумно принимая правила игры новоиспеченного Главного командора Томаса.
– Что насчёт деталей? – вкрадчиво спросил я, отвлекаясь от мыслей, и перевёл взгляд на своего снайпера.
Рэнделл откашлялся, понимая, что я имею в виду обыск, при котором с большой долей вероятности что-то нашли либо у Грейс, либо у Ким – что-нибудь, что могло бы их оправдать – и почти шёпотом ответил:
– Никаких подробностей выяснить не смог, сэр, но точно знаю, что у двух субъектов в Штабе с собой ничего нет. Все было изъято при заключении под стражу. Но что именно пока неизвестно. Насчет субъекта в Верховном суде – та же история.
– Ясно. Следов не оставил, надеюсь?
– Всё выполнено чисто, сэр, – Рэнделл расправил плечи, вздернув подбородок, будто всем своим видом демонстрируя преданность и профессионализм.
Славный малый.
– Продолжай работу. Пока я не дам отбой, – я не терял надежды найти хоть какое-то вещественное доказательство невиновности моих снайперов и двух молодых командоров.
И распрощавшись с бойцом, невольно ставшим шпионом, я повернулся в сторону здания радиосвязи, затерянном среди деревьев лесополосы.
Надо отдохнуть и всё осмыслить.
Нордвуда Эммерсона, увы, моё расследование уже никак не спасёт. Несмотря на его некоторую заносчивость, высокомерие и жёсткость, командор вызывал у меня уважение и симпатию; осознание того, что его больше нет, и как сильно это разбило сердце моей Грейс, давило странным, тяжким бременем.
Временами хотелось взять свой любимый дробовик, которым я не пользовался уже много лет, и разнести голову Томаса ко всем чертям, понимая, что именно он стал центром изменений, страданий и поломанных судеб. Но, с другой стороны, я чётко ощущал, насколько мне повезло быть не замешанным в этой истории, имея возможность втайне постараться что-то исправить и кого-то спасти. За эти дни злость на Грейс, Ким и командоров Дивизионов на то, что ничего не сообщили тогда, испарилась. Они, сами того не осознавая, создали в лице меня некий путь к отступлению, и теперь лишь от моих действий зависела дальнейшая жизнь выживших.
Как изменится моя собственная судьба, пока не беспокоило и не волновало: во-первых, я достаточно долго прожил на Островах для того, чтобы не принять и отвергнуть новые устои и результаты переворота; во-вторых, своё я уже отвоевал и словить пулю, чтобы спасти моих двух заноз, было абсолютно не страшно. В-третьих, в конце концов, а для кого, если не для них?
У самого-то личная жизнь так и не сложилась – одна сплошная служба на полигоне десятилетиями. Ни семьи, ни детей. Так что, я нисколько не жалел о своём решении раскопать истину за спиной Тома.
Главное – не торопиться и всё сделать с умом.
Жаль, что не было толковых единомышленников. Не было союзников. Узнать об отношении остальных военных к случившемуся не представлялось возможным в связи с ведением новых жестких правил коммуникации и усиленного комендантского часа. Да и у кого выяснять, когда на полигоне Острова Бурь остались полтора землекопа, а в Штаб, так или иначе, без разрешения Главного командора Томаса теперь и не сунешься? Я понимал, что среди сотоварищей могут найтись те, кто не верит в слив оружия чужим Нордвудом, но привлечь их в свой замысел было почти невозможным. И так уже сподвиг на это Рэнделла.
За этими слегка удручающими размышлениями, я добрёл по коридору до своей обустроенной для временного пребывания квартиры в Центре радиосвязи и, приложив карту, открыл дверь. Войдя в полутёмную маленькую прихожую, я снял с плеча автомат и привычно повесил его у двери.
Выключатель заклинило, когда я попытался с первого раза озарить помещение светом. И едва искусственные лучи выхватили очертания мебели, на мгновение ослепив мои старые глаза, я ощутил чье-то присутствие.
Мгновенно подобравшись, выхватил из кобуры пистолет, уверенным движением направив его в спинку вращающегося стула, который поворачивался в мою сторону. И единственное, что остановило меня от выстрела, выбив весь дух и одарив шоком, который я давно не испытывал, было изнеможденное, осунувшееся лицо человека, которого ещё несколько минут назад я считал мёртвым.
Нордвуд Эммерсон медленно развернулся ко мне, безразлично оглядывая оружие в моих руках, которое я поспешил опустить, и надтреснутым, сиплым голосом, в котором сквозила дикая усталость, проговорил:
– Приветствую, капитан…
***
– Сэр, – только и смог выдавить я, оглядывая грязную фигуру командора и задерживая взгляд на перевязанном наспех клоком футболки плече, – Вы живы, чёрт возьми! Хвала Островам!
Нордвуд коротко кивнул, не в силах что-либо произнести. Все его жизненные ресурсы были исчерпаны. Я видел это.
Ещё бы – почти неделю скитаться непонятно где, прежде чем объявиться вновь. Как он вообще сюда добрался? Его ведь подстрелили на Восточном! Но подумать только! Это было настоящим чудом, и я всё никак не мог поверить, что он здесь…
Тяжело вздохнув, я всё озирал его. Затем поспешил продолжить, приблизившись и положив пистолет на невысокий столик рядом:
– В первую очередь, вы должны знать, что я на вашей стороне. Никто не узнает, что вы здесь. Но, сэр, как вы проникли сюда?..
В моём голосе не было и тени упрека – лишь хотел выяснить, как этому сильному молодому человеку удалось выжить и добраться именно до меня. Именно до Острова Бурь, под носом людей Томаса, хоть его самого уже здесь не было. Наверняка уже облюбовал себе кресло Макса в Штабе.
– Окно, капитан Уиллсон, – устало усмехнулся Нордвуд, поморщившись от боли, которая, скорее всего, пронзила рану: – Ты живёшь на грёбаном первом этаже, так что это было не трудно.
Я усмехнулся, оглядев раму, а рядом – лежащий нож, которым мой гость вскрыл её. На подоконнике – следы грязи и крови, и я подумал, что первым делом надо убрать их не только изнутри, но и с внешней стороны здания. Конечно, на полигоне и форпостах сейчас мало солдат, однако подводить удачу, которая вовсю стала улыбаться, не хотелось.
Помолчав несколько секунд, Эммерсон медленно откинулся на спинку и ворчливо добавил:
– Я сначала следил пару дней за этими зданиями, прежде чем предпринять вылазку. Смотрю, тебя отправили сюда одного. И нахрена? В лесополосе нет смысла торчать, эти здания связи давно пора снести за ненадобностью… И да, кстати…
Он сглотнул, с трудом продолжая после тирады, будто та выбила остатки сил:
– Прошу тебя, давай без «сэр» и прочего дерьма. Мы сейчас не в тех условиях…
Да, так действительно было бы намного удобнее по многим причинам, начиная от той, что озвучена самим Эммерсоном, заканчивая тем, что с такой разницей в возрасте, как наша, скорее, он должен обращаться ко мне на «вы».
– Как скажешь, – я в дружеском жесте коснулся его здорового плеча. – Я несказанно рад, что ты цел и вернулся сюда. У меня есть немало новостей…
Норд встрепенулся, горящим взглядом уставившись в моё лицо. Я видел его нетерпение, и моё собственное разрывалось от радости приобретения самого главного союзника. И от желания поведать ему всё.
– Она жива?.. – еле слышно прохрипел командор: – Где она сейчас?
Я ждал этого вопроса, вновь убедившись в далеко не поверхностном отношении Нордвуда к Грейс. Но сейчас только строго покачал головой, направившись к ванной комнате и бросая на ходу: