— Откуда всё это? — тёзка даже слегка обалдел.
— Одежда моя, мне из дома доставили, — с заметным самодовольством ответила Аня. — Причёску тут и сделали. А мебель они свою откуда-то принесли. Но согласись, Витенька, теперь намного уютнее стало!
Тёзка, понятно, согласился, но ему, как и мне, такое обновление особой радости не доставило. Кажется, хозяева захотели сделать своё принудительное гостеприимство более привлекательным не только для Анны Сергеевны, но и для дворянина Елисеева, раз уж отдыхать ему будет позволено в этих апартаментах. Но при улучшении вкусовых качеств пряника стоит ожидать и удлинения кнута, иначе такое однобокое стимулирование вообще теряет смысл. Осталось только дождаться, когда Александр Иванович разъяснит тёзке все эти изменения, как произошедшие с госпожой Фокиной, так и ожидающие Виктора Михайловича лично. Или не дождаться, если получится свалить отсюда раньше, нам-то с тёзкой от тех изменений ни холодно, ни жарко. Однако же заметное улучшение условий содержания Анечки на фоне полного отсутствия не то что перемен, а даже и разговоров о таковых в положении дворянина Елисеева несколько озадачивало.
Но сейчас особо озадачиваться было некогда, и уже далеко за полночь тёзка заставил ничего не соображающую Аню подняться, надеть домашний халат и вывел её в ванную. Получилось у тёзки прямо как в сказке — только с третьего раза, но получилось же!
— Эт-то что⁈ — свет в комнате мы включать не стали, но даже в темноте Аня сумела разглядеть, что находится совсем в другом месте.
— Это, Анечка, наша с тобой свобода, — с гордостью, по мне, вполне заслуженной, ответил тёзка. — Сейчас мы вернёмся обратно, а в следующую нашу встречу я тебя заберу, верну домой и сделаю всё, чтобы больше никто и никогда тебя не похитил.
— А как ты это сделал? И где мы сейчас? А ты правда вернёшь меня домой? А вернуться опять туда, где были, мы сможем, а то у меня там вещи? — вопросы посыпались на тёзку как из мешка, это я не все их перечислил.
Терпеливо дождавшись, пока поток вопросов не иссякнет, тёзка принялся отвечать. Приводить тут его многословные разъяснения я не стану, туману дворянин Елисеев напустил от души, но закончил свою речь совсем в другом ключе, короткими рублеными фразами втолковав подруге, что её дело сейчас — во-первых, молчать, а во-вторых, быть готовой к побегу.
— А когда? — Аня спросила таким убитым голосом, что тёзка растерялся и не успел сразу ответить. Я тут же воспользовался его замешательством, перехватил управление и ответил вместо него:
— Как только, так сразу.
Тут уже впала в замешательство Аня, и я снизошёл до разъяснения, впрочем, тоже довольно туманного:
— Аннушка, ну какая, в сущности, разница? Просто будь уверена, что осталось недолго.
— Да-да, я поняла, — она даже пару раз кивнула. — Хорошо, я буду готова.
Дальше всё пошло вообще как-то скомканно. Нет, с возвращением в ванную комнату апартаментов, отведённых госпоже Фокиной, тёзка не подкачал, зато потом… Затащить Анечку в постель тёзке удалось, но толку от того оказалось чуть — настолько вяло подруга себя вела и видно было, что обычной радости ей сейчас эти телодвижения не приносят. На таком фоне и тёзка не проявил особого усердия, кое-как доведя дело до завершения, после чего Аня его и выпроводила, сославшись на плохое самочувствие. М-да, дела…
— Это что было? — спросил я, пока мы топали к себе. — Ты же с ней давно знаком, не знаешь?
— Без понятия, — тёзка успел нахвататься от меня разных словечек и оборотов. — Что-то я такого вообще не припомню… Не понимаю, что с ней такое, но мне это не нравится.
— Не тебе одному, — даже не знаю, стали эти мои слова для тёзки утешением или дополнительной порцией соли на рану. — Лишь бы не проболталась.
— Это вряд ли, — всё-таки некоторое сомнение в словах тёзки ощущалось. — Сама же всё время спрашивала, когда мы отсюда выберемся. Но, похоже, зря мы эту тренировку устроили…
— Да ладно тебе, — напоминать тёзке, что это было именно его предложение, я дипломатично не стал, — зато теперь точно знаем, что всё пройдёт как надо.
— Знаем, — с явным облегчением согласился тёзка. — Но бежать отсюда, или, как ты выражаешься, делать ноги, уже надо, и чем скорее, тем лучше.
— Кто бы спорил, — поддержал я товарища. — Кто бы спорил…
Впрочем, в следующие дни особых последствий непонятного поведения госпожи Фокиной мы не увидели. Всё так же продолжались занятия с Александром Ивановичем, где отрабатывались всё те же действия в разных вариациях. Дурить нашего тренера мы прекратили, чтобы до поры не вызывать у него каких-либо подозрений, сам он никак своей обычной манере поведения с её показной доброжелательностью не изменял, в общем, сплошная тишь да гладь.
Мы с дворянином Елисеевым, кстати сказать, уже не раз и не два задавались вопросом: неужели Александр Иванович так до сих пор ничего и не заподозрил? По всему выходило, что нет, не заподозрил, и мы переключились на осуждение возможных причин такого непонятного благодушия, сойдясь в итоге на том, что Александр Иванович, конечно, знает о паранормальных способностях куда больше нас с тёзкой, но у него самого эти самые способности развиты намного меньше. Тёзка, правда, поначалу недоумевал, как такое вообще возможно, пришлось поинтересоваться, уж не считает ли он, что тренер футбольной команды должен быть так же хорош на поле, как и его подопечные, вот после этого у нас трогательное единодушие и настало.
Удивительно, но мало того, что очередной выходной ждал нас непривычно скоро после прошедшего, так ещё и Александр Иванович объявил о том заранее, чего прежде не делал, сообщая о выходных лишь за день. Мы с тёзкой, понятное дело, обрадовались, ведь именно на ближайший выходной и был у нас назначен побег. Радость, увы, оказалась, как показали дальнейшие события, преждевременной…
Как раз закончилось последнее перед выходным днём занятие, мы уже ждали пожелания Александра Ивановича хорошо отдохнуть, превратившегося в своего рода ритуал, когда в складское помещение, где тёзка упражнялся в телекинезе с телепортацией, вошли те самые основательно уже подзабытые два мордоворота, что участвовали в похищении дворянина Елисеева.
— Имейте в виду, Виктор Михайлович, в случае вашей попытки телепортироваться охрана будет стрелять, — совершенно не подходящим к смыслу его слов мягким голосом сказал Александр Иванович. — Пока только в ноги, — добавил он со столь же неуместной доброй улыбкой. — Сейчас вас отведут в вашу новую комнату, и, прошу вас, не пытайтесь по пути сделать какую-нибудь глупость, вам всё равно этого не позволят.
Безразличие на физиономии одного мордоворота и нескрываемое злорадство второго показывали, что Александр Иванович не шутит. Правда, наставленные на тёзку револьверы смотрелись в этом смысле куда более убедительно.
— Пытаться применить против меня или охраны телекинез тоже не советую, — продолжил он, когда на тёзкиных запястьях защёлкнулись наручники. — С этим я справлюсь. А теперь пойдёмте, поговорим более предметно. В одиннадцатую, — это уже охранникам.
«Одиннадцатой» оказалась одиночная камера в подвале. Конечно, и та комната, откуда тёзка пришёл на это занятие, тоже являлась фактически камерой-одиночкой, но теперь всё было по-настоящему, без прихожей, сортира и душевой. Унитаз и умывальник прямо тут и находились, душа не имелось вообще, маленькое давно не мытое окно под самым потолком отделялось от остального помещения решёткой, мебель представляли собой узкая кровать, стол и табуретка. Добавляем толстую железную дверь с окошком и получаем полный тюремный набор.
Нет, не полный. Полным он стал через пару минут, когда с тёзки сняли наручники и пиджак, а потом надели наручники другие, браслеты которых соединялись длинной, никак не меньше полутора метров, цепью. Один браслет защёлкнули на тёзкином левом запястье, другой — на раме железной кровати.
— На вашем месте, Виктор Михайлович, я не стал бы проверять, оторвёт вам при попытке телепортироваться руку или же просто ничего не получится, — мрачно усмехнулся Александр Иванович. — Впрочем, можете и попробовать, если готовы пожертвовать собой во имя науки.
