Помощник околоточного надзирателя, дай ему Бог здоровья, не обманул — и само заведение господина Миллера снаружи и внутри выглядело более чем солидно, и пиво там оказалось превосходным, да и поесть что нашлось, помимо обычных пивных закусок. Пусть тёзка и говорил, что пиво пьёт только в охотку, что-то мне подсказывало, что охотка такая будет у него теперь проявляться почаще.

— Ты, конечно, ловко заставил Николая всё разболтать! — кажется, поход в заведение Антона Миллера (язык не поворачивался назвать его просто пивной) поднял тёзке настроение.

— Брось, — отмахнулся я, — ему и самому надо было тебе расписать всё в привлекательном виде. Так что я просто немного ему помог.

— Да я бы и так не смог, — самокритично признал тёзка.

— А я на что? — сам я до самокритики как-то не дошёл.

Домой мы пришли довольные и благодушные. С тёзкой, конечно, завтра надо будет серьёзно поговорить, но это завтра. Портить сегодняшний день выводами из того, что я наговорил тёзке в машине, уж точно не стоило — день-то, что ни говори, выдался удачным. И деньгами разжились, и с левыми делами в Михайловском институте положение прояснили, пусть и не полностью, и пива хорошего попили. Вот на том и надо день завершить, а завтра… Утро вечера, как говорится, мудренее.

[1] В Российской Империи разряд нижних чинов полиции, включавший тех, кто в армии был рядовым или ефрейтором (в полицию брали только отслуживших в армии)

[2] Полицейский чин в Российской Империи, соответствующий армейскому фельдфебелю (вахмистру)

[3] Современное название — Гоголевский бульвар

— Ты вот вчера всё недоумевал, почему в Михайловском институте начальство терпит сторонние заработки сотрудников, и почему жандармы закрывают на это глаза, — за утренним чаем тёзка вдруг вспомнил мои вчерашние размышления.

— Было такое, — осторожно согласился я, не понимая, к чему это он.

— И наверняка ты полагаешь, что причины этого лежат во взяточничестве, — не унимался дворянин Елисеев.

— Скажем так: я бы не стал такое исключать, — дипломатично уклонился я от прямого ответа. Куда клонит тёзка, я так пока и не понимал, а потому мне интереснее было дать товарищу выговориться, а не давить на него своим жизненным опытом.

— Я сам юрист и прекрасно понимаю, что таковое утверждение было бы бездоказательным, — отмахнулся тёзка. — Но понимаю и то, что другое объяснение при известных нам условиях придумать почти невозможно.

Ну, хоть чему-то тёзка в университете научился, и то хорошо. Но чего ради он этот разговор затеял, я пока всё равно не мог взять в толк.

— Однако же, согласись, было бы ошибочным и утверждение о том, будто взятки берут все чины, в обязанности которых входит устройство работы в институте и надзор за ней, — что-то соображать в тёзкиных построениях я вроде бы начал, но пока в самых лишь общих чертах.

— А всем и не надо, — я решил несколько усложнить тёзке условия задачи, что он ставил перед нами, и посмотреть, как и куда он вывернется. — Достаточно, чтобы взятки брали те, чьё место в служебной иерархии позволяет и надёжно контролировать происходящее в институте, и столь же надёжно перекрывать доклады наверх от тех, кто взяток не берёт.

— Соглашусь, — покладисто отозвался тёзка. Кажется, моё замечание не так уж и противоречило логике его рассуждений. Интересно… — Но ведь из этого следует, что, во-первых, взятки берут не все, а, во-вторых, есть и те, кого такое взяточничество не устраивает.

— Есть, разумеется, — не стал я спорить, но тут же подбросил дворянину Елисееву ещё одну подковырку: — Только они делятся на две части — тех, кто не берёт по идейным соображениям, и тех, кого к этой кормушке по разным причинам не подпускают.

— Пожалуй, верно, — да что ж такое-то⁈ Я, значит, стараюсь изо всех сил усложнять тёзке задачу, а ему хоть бы что! Может, это потому, что саму задачу, что он пытается ставить перед собой и передо мной, я так и не понял? Ладно, пусть уж выговаривается до конца.

— Главное, что есть те, кто не берёт, как ты говоришь, по идейным соображениям, — продолжил тёзка. И я вот подумал: а что, если мне устроиться в Михайловский институт, разузнать всю их преступную систему изнутри, да и сдать их всех с потрохами тем, кто не берёт взяток?

М-да, кажется, мои успехи в переговорах со старшим Михальцовым вызвали у тёзки острый приступ то ли зависти, то ли ревности, и он возжелал меня переплюнуть. Пока, правда, удаётся ему это только в масштабах своих замыслов, но от этого не легче, и теперь передо мной стоит задача эти самые масштабы привести к более-менее разумным значениям. Лучше бы даже вообще срочно подыскать дворянину Елисееву какое-то осмысленное занятие, а то он со своими хитрыми планами доведёт меня не знаю до чего, но уж точно до чего-то нехорошего…

— Всё высказал, разносить в пух и прах можно? — спросил я.

— Попробуй, — милостиво дозволил дворянин Елисеев. А я что, я попробую…

— Начнём с того, что Николай, как ни относись к его предложениям, одну дельную мысль вчера высказал, — приступил я к разносу. — Он, если помнишь, предлагал тебе для начала университет закончить, и я тебе скажу то же самое. Что и как у тебя с Михайловским институтом выйдет, хрен его знает, а вот образование университетское с тобой так и останется, и лишним в жизни уж точно не будет.

Я сделал паузу, давая тёзке возможность поспорить, но никаких возражений от него не дождался, и потому продолжил:

— И вообще, ты как себе представляешь своё нахождение в Михайловском институте с так и не раскрытыми способностями? Не лучше ли будет прийти туда, уже что-то умея?

— Так, может, они там и помогут мне с раскрытием? — понадеялся тёзка.

— Ты хорошо подумал, прежде чем такое ляпнуть? — не особо вежливо осведомился я.

— А что тебе не так? — в вопросе тёзки больше звучал интерес, нежели обида. Не зря, значит, стараюсь, растёт потихоньку товарищ, ума набирается.

— Если верить рассказам Николая об институтских порядках, я боюсь даже представить, что и сколько они с тебя за такую помощь затребуют, — принялся я пугать тёзку. — Это я про начальство институтское, если что. А если о других говорить, кто там чинами поменьше, как думаешь, сколько среди них найдётся у тебя завистников? И на что они будут готовы пуститься, чтобы ставить тебе палки в колёса? Я же так понимаю, тех, у кого восемь из восьми, там не так уж и много, и вот зачем, скажи, им такой весь из себя даровитый конкурент?

— Чёрт, а и правда, — обескураженно признал тёзка. — Но ты же сам говорил, что те покушения на меня и похищение как раз и могли быть попыткой заставить меня раскрыть способности!

— Ну да, именно что могли быть, — подтвердил я. — А могли и не быть, — тут же перевернул я всё в обратную сторону. — Беда тут в том, что мы с тобой этого точно не знаем и даже не можем знать. И ещё в том, что ну их на фиг, такие попытки. Или хочешь сказать, что тебе понравилось? Самому надо раскрывать, самому. Знать бы только, как…

— А я… Я знаю! Точно, знаю! — ох, чувствую, намучаюсь я ещё с этим тёзкиным юношеским азартом…

— И как же? — с опаской спросил я. Тёзка, похоже, пребывал сейчас в состоянии, в котором ничего путного ждать от него не стоило.

— Вот с лотереей же получилось! — с радостью напомнил он. Ну точно, не зря я опасался… — Надо ещё! И не раз! С каждым выигрышем начну сильнее чувствовать, когда надо покупать билет! А потом в игорный дом и сорвать большой куш!

— Про большой куш в игорном доме и думать забудь, — принялся я охлаждать тёзкин пыл. — На такое один только раз пойти можно, если остро потребуется много денег, и то лучше бы обойтись.

— Это почему? — не понял тёзка.

— Потому что игорные дома заводят для того, чтобы там играли, а не для того, чтобы там выигрывали, — пришло время познакомить тёзку с основами игорного бизнеса. — Малые выигрыши для них не опасны, и даже выгодны — слух о том, что господин Иванов выиграл сто рублей, разнесётся быстро и привлечёт новых игроков, которые и оставят в игорном доме куда больше денег, чем у них получится выиграть. Но допускать большой, а тем более, очень большой выигрыш для игорных домов просто невыгодно, и они, уж поверь, умеют делать так, чтобы такое не случалось. Да, и на старуху бывает проруха, так что может и повезти. Но, повторю, не больше одного раза.