— Прости за честность, я правда сочувствую тебе, но ты этого не забудешь. Никогда не забудешь. Как и того, что струсила. — Лукреция отошла к окну. — А ведь ты — ты, Уайт, — возможно, для кого-то последняя надежда. Вот возьми свою Мэй. Она разве не заслужила спасения? Она ведь положилась на тебя, доверилась, а ты? Что с ней теперь будет? Что будет с другими? Сколько, Уайт, еще людей станут жертвами этой гнили?!
— Я не смогу ей помочь. — Эмили виновато посмотрела на Лукрецию. — Понимаете? Ну не могу я там никому помочь!
— Если бы не могла, то тут бы не сидела. Или ты думаешь, мне больше делать нечего, как время с тобой терять? Выслушивать нытье и вытирать слюни закапывающей свой потенциал, талантливой и дерзкой журналистки?
— Дерзкой?
— Да я даже по пальцам одной руки не смогу пересчитать тех, кто бы решился на то, что ты, Уайт, уже там сделала. В этой редакции их нет! Понимаешь, нет тут таких. А я уже в возрасте… — Лукреция грустно вздохнула. — Не могу.
— А как же репутация?
— Хах-ха-ха-ха. — Лукреция разразилась звонким смехом. — В настоящей журналистике репутация всегда плохая, Уайт. Потому что настоящий журналист всегда пишет правду, идет ради этой правды на все. Не качество текста и речи определяет его уровень, а то, на что он готов пойти, чтобы раскрыть миру правду. Вот кто такой настоящий журналист, — хлопнув по столу, сказала Лукреция. — Именно в тебе я и вижу сейчас этого журналиста — себя.
— Я не хочу так… становиться шлюхой.
— Шлюхой? Ты мне скажи, Уайт, а кому какое дело, сколько у тебя было мужчин? С чего ты взяла вообще, что женщина не имеет права на удовлетворение? Кто вообще тебе такое сказал, что сексом надо заниматься только с тем, с кем ты под венец собралась?
— Никто… Просто я уважаю себя и не могу с первым встречным. Для меня важно без стыда смотреть в глаза тому, с кем захочу провести жизнь.
— А он без стыда будет смотреть тебе в глаза? Или ты думаешь, что мужики так же думают, как ты? — покачала головой Лукреция. — И почему ты, Уайт, так себя принижаешь?
— Потому что я такая!
— Ладно, попробую сказать тебе проще. Вот возьмем Эрика твоего.
— Он не мой.
— Не твой? Но ты ведь ради него хочешь угробить свою карьеру.
— Не ради него.
— А если потом он уйдет, найдет кого-нибудь… Все они находят. — Лукреция печально вздохнула. — И что потом? Что ты делать будешь потом? Искать нового? А кто сказал, что он не поступит так же? А потом к сорока годам останешься сидеть с кошками и вязать свитера, так и не добившись в жизни ничего?
«Да почему мне все сильнее кажется, что они с Жюстин правы? Это ведь на самом деле мой шанс», — поймала себя на мысли Эмили.
— Ты проклинать себя потом будешь и этот день, когда могла, но, поджав хвост, убежала, — убедительно продолжила Лукреция.
— Я просто не хочу, чтобы Эрик знал… по крайней мере пока… пока я не придумаю, как ему это сказать, если вообще решусь, — неуверенно произнесла Эмили.
— Не узнает. Переведу тебя на удаленку. Ни одна душа не будет знать, чем ты занимаешься.
— Мне еще деньги понадобятся. Я и так… — Эмили посмотрела на Лукрецию. — Вся в долгах теперь.
— Считай этот вопрос решенным, — уверенно сказала Лукреция. — Что-то еще, Эмили?
Услышав свое имя в этом кабинете, та невольно вздрогнула и приятно удивилась.
— А почему именно этот клуб? Почему вы в него вцепились? — чувствуя, как страх начал уходить, спросила Эмили.
В кабинете снова воцарилась тишина. Лукреция резко отошла от Эмили и грустно уставилась в окно.
— Он убил мою сестру, — холодно произнесла она.
— Как? Кто убил? — моментально засуетилась Эмили.
— Блэквуд.
— Поч… почему вы сразу-то не сказали?
— Что бы это изменило? Доказательств у меня нет, только ее записки. — Лукреция тяжело вздохнула. — Я их нашла недавно, решила отдать в приют вещи… расстаться с прошлым… Хранила на чердаке. — Она сделала паузу. — Рассталась…
— А в полицию почему не пошли?!
— Да ходила я! Ходила! — закричала Лукреция, обернувшись. — Они мне сроком за клевету пригрозили и посоветовали заткнуться.
— И вы хотите отомстить ему, разрушив его репутацию и клуб?
— Это все, что я могу.
— А как же спасение людей? Вы наврали, да?
— Нет, Эмили… Не наврала. Просто для меня это не главное, а вот для тебя — да. Ты ведь не стала бы мне помогать из-за сестры.
— А?
— Вот и я про это. Просто сделай свою работу. А я тебе все для этого дам. — Лукреция отошла от окна и грустно опустилась в кресло.
Эмили в первый раз увидела Лукрецию такой. Подавленной, изможденной, беспомощной женщиной, что так умело скрывалась под маской ведьмы.
— А как он…
— Софи была его мачехой… В записках сказано, что она чувствовала, что он за ней следит, что ли. Я так и не поняла, о чем она. Но она хотела уйти. Потом я узнала, что она упала с лестницы… Несчастный случай… Но я полиции не верю. Не верю теперь ни одному их слову…
— Что-то еще, может, мне стоит знать? — настороженно спросила Эмили. — Я слышала, как Жюстин говорила, что я на кого-то похожа. Может быть, на нее?
«А на кого еще? Конечно, на нее, ты ведь ее копия, Эмили. Самая что ни на есть копия. Возможно, поэтому к тебе там так и относятся», — поймала себя на мысли Лукреция.
— Нет. И близко не похожа, — холодно соврала Лукреция.
— А то мне даже как-то жутко стало сейчас, — сжалась на стуле Эмили.
— Не накручивай. У вас нет сходства. — Лукреция снова достала бальзам и, сделав большой глоток, закурила сигарету. — Статью уже начала? — Она небрежно выдохнула в потолок струйку дыма.
— Не успела, — виновато ответила Эмили. — Пироги же…
— Тогда начинай, а о пирогах забудь. Теперь считай это уже своей новой должностью, — уверенно сказала Лукреция. — Звонить по любому вопросу сюда. — Она написала на бумажке свой номер и подвинула его по столу к Эмили. — Тут десять тысяч, — достав из стола конверт, продолжила она.
— Это же много. — Эмили взяла в руки полный новеньких стодолларовых купюр конверт.
— Моя блузка дороже, девочка, так что немного, — со смешком произнесла Лукреция. — Это все, больше не держу, будущий редактор рубрики «Секреты закулисья», — подбадривая, подмигнула она.
— Я поняла. Постараюсь не подвести вас.
— Уволить?
— Я не подведу вас, мэм, — тут же исправилась Эмили и в первый раз за день улыбнулась.
— Растешь. — Лукреция растянулась в ответной улыбке и посмотрела вслед уходящей Эмили. — Постой.
— А?
— Спасибо.
Эта краткая благодарность, это признание трудов и жертвы Эмили по-настоящему согревало. Лечило раны и придавало уверенности. Она не могла поверить, что совсем недавно стояла тут и краснела, выслушивала истеричный смех, сгорала со стыда, а сейчас… Сейчас она ощущала лишь приятные волны тепла от пусть небольшой, но победы, что поднимали самооценку и просто успокаивали. Эмили робко кивнула и вышла из кабинета. Вышла в этот уже новый для нее мир.
Часы в квартире на четвертом этаже дома в Бушвике показывали почти девять. За окном уже вовсю правила темнота, а сквозь нее нежным свечением пробивалась любопытная голубая луна. Она ярко сияла на ночном звездном небе и будто подглядывала за Эмили. С интересом наблюдала, как та при тусклом свете кухонной подсветки усердно искала в мусоре смятое приглашение.
«Ну наконец-то», — с облегчением подумала Эмили, доставая мокрую и склизкую голубую бумагу.
Морща нос, она быстро отсняла зловонное приглашение на смартфон и, как можно скорее вернув его обратно в ведро, подбежала к окну. Свежий октябрьский ветерок, что просачивался через приоткрытую сверху створку, приятно охлаждал и перебивал своим осенним запахом, казалось, въевшуюся в нос вонь от бытовых отходов.
Удобно усевшись на кровати, Эмили укуталась в мягкие лапы медведя и внимательно прочитала правила дресс-кода.
«Да кто там это придумывает-то? Где мне снова искать вечернее платье, да еще и красное, да еще и с ОБЯЗАТЕЛЬНЫМ вырезом до зоны бикини? Вот где? Эти шпильки снова… Какие-то гладкие пучки… Прическа, что ли? Почему вот нельзя просто в чем хочешь приходить? Радует, что в субботу в десять будет. Хотя я же теперь на удаленке…» — ворчала про себя Эмили, попутно гугля картинки с нужным ей образом.
