— Пожалуйста, только не рассказывайте никому! — Эмили тут же вскочила со стула и вцепилась в плечи Лукреции. — Я просто хотела сама… сама все узнать. Я знаю, что могла вас подставить. Знаю, что не должна была так делать…

— Руки… — тут же изменилась в лице Лукреция.

Эмили моментально одернула себя и опустилась на стул.

— Я просто хотела доказать… — Она виновато склонила голову.

— Что, Уайт? Что я не права? Что ошиблась? Это? Это ты хотела доказать? — Лукреция давила ледяным взглядом.

Эмили неуверенно кивнула.

— Не увольняйте, пожалуйста. — Она чувствовала, что от страха не может сдержать слезы.

— Как ты попала в элиту? — повторила свой вопрос Лукреция.

— Я не… — стесняясь правды, теребила пальцы Эмили.

— Уайт?!

— Я не понимаю, про какую элиту вы говорите, — пробубнила под нос Эмили.

— Простых смертных там до дома не довозят. — Понимая, что давление сейчас не лучшая стратегия, Лукреция медленно отошла от стола и села в кресло. — В общем, не суть. Но я должна сказать тебе, хоть это и нелегко…

— Прошу, не надо, я вся в долгах. У меня, кроме этой работы, ничего нет, понимаете? Ничего совсем нет… — испуганно умоляла Эмили. — Ничего…

— Я ошиблась в тебе. — Лукреция вальяжно откинулась на спинку велюрового кресла и закурила длинную сигарету.

— А? — Эмили, округлив глаза, уставилась на начальницу.

— Я про целеустремленность и смелость. — Та медленно выпустила изо рта ровную струйку дыма.

— Так я… — Эмили вытерла под очками одинокую слезинку. — Вы меня не увольняете?

— Я дам тебе должность редактора и авторскую колонку. Но… — Лукреция наклонилась к ней, затмевая аромат кофе смесью парфюма и табачного дыма.

Слова начальницы мощной волной ударили по сознанию Эмили, но моментально разбились о твердые рифы сомнений. Об эти наросты из ошибок и страхов, что намертво склеились с ее существом и, не щадя, вызывали уныние.

— Ты вывернешь это логово наизнанку. Обличишь! Сотрешь в порошок этот гадюшник и доведешь работу Джоанны до конца! — В глазах Лукреции заискрилось яростное предвкушение победы. — Считай это своим экзаменом, — спокойно добавила она и, сделав глубокую затяжку, вновь откинулась в кресле.

— А тот, кто фото делал? Почему он не займется этим? — не могла побороть свои страхи Эмили.

— Флетчер? Во-первых, он просто фотограф, во-вторых, его не пускают в клуб. Он лишь узнал тебя и проследил до дома.

— Просто… — Эмили посмотрела на остывшую чашку кофе. — Я, вероятно, больше не смогу туда пойти, мэм.

— Ты видела своих коллег? — перевела тему Лукреция.

— К чему вы это?

Та задумчиво взглянула в окно.

— А ты присмотрись. Безвольные овощи, покорно плывущие по реке жизни… Без перспектив, без амбиций. Приходят, пишут, уходят. — Взгляд Лукреции потяжелел, и она с отчаянием вздохнула. — И так снова и снова. Вот хоть бы кто ослушался, проявил самостоятельность. Хоть бы кто показал хватку! Настоящую! Понимаешь? Живую такую хватку! — Она крепко сжала кулак и повернулась к Эмили. — Но им это не надо… — Главред журнала снова уставилась в окно. — Тыквенный латте, бейсбол, дети, семьи — вот что их интересует. Но не работа, не эта страсть к правде и разоблачениям… Не она. Сраные хипстеры…

Лукреция расстроенно открыла ящик стола и, достав оттуда бальзам, жадно отпила половину.

— Но ты не такая… — сделав еще глоток, Лукреция, морщась, закрутила крышку. — Иди думай. Пройдись, если надо. К вечеру жду верное решение.

— Мне же работать надо, некогда гулять.

— Пироги твои никуда не убегут. А там, Уайт, там судьбы ломаются. И в твоих силах этому помешать. — Лукреция устало потушила сигарету. — Судьбы, понимаешь?

Эмили вновь посмотрела на холодную чашку с бразильским кофе и, неуверенно кивнув, пошла на выход.

— Не такая ты. Запомни эти слова, Уайт, — вдогонку крикнула Лукреция и, услышав стук закрывшейся двери, подошла к окну. С новой надеждой улыбнулась сбежавшему из плена туч солнцу и опять закурила.

Тьма на полотне буквально окутывала, всасывала в себя тлеющие огоньки надежды, что из последних сил пытались сохранить свое яркое пламя на темно-синем небосклоне, и грозными волнами разбивала их о пустоту. Билл, словно статуя, окруженная белыми стенами, стоял у главной экспозиции Музея современных искусств и упирался взглядом в «Звездную ночь» Ван Гога.

— Может, все-таки на Анну обратишь внимание? — К Биллу подошла его мать — Анжелика Свифт. Ухоженная и элегантная леди пятидесяти пяти лет с короткой русой стрижкой. В вечернем зеленом платье с разрезом, красиво обрамляющим ее длинные ноги, она встала рядом и, недовольно посмотрев на картину, пригубила из фужера шампанское.

— Не до нее, — пробурчал Билл, продолжая всматриваться в отражение своей души.

— А я говорю, взял и подошел к ней. Не для того отец устраивал это мероприятие, чтобы ты тут мазню разглядывал.

— Это Ван Гог.

— Отца не подводи, я сказала.

Нельзя сказать, что Билл не любил семью, наоборот, он очень тепло относился и к матери, что всегда холила и лелеяла его, и к отцу, давшему все — статус, деньги, возможности, покровительство. Но свободу… свободу он любил еще больше и наотрез отказывался принимать участие в этой его политической игре, ставкой в которой было место в нижней палате Конгресса. К слову, и Анна не была ему отвратительна, наоборот — женственная, умная, аристократичная блондинка. Немного худощавая, высокая, с длинным, как ему казалось, носом, но в ее случае этот изъян скорее украшал и придавал шарма, нежели отталкивал. А вот обязательство вступить с ней в брак ради будущего семьи и карьеры отца виделось ему пережитком средневековья и, конечно же, отвращало.

— Нет, — холодно ответил матери Билл.

Его душа и сердце сейчас неистово страдали. Чувство вины, казалось, уже вросло в душу, а понимание того, что он, вероятно, навсегда потерял Эмили, разрушало и погружало в депрессию.

— Чува-а-а-а-ак! — В беседу вмешался давно знакомый Биллу мелодичный голос. — Миссис Свифт, — положив руку на сердце, поклонился известный в своих кругах рэпер — чернокожий парень небольшого роста с африканскими косичками, что сильно напоминали засохший на грядке зеленый лук.

— Пипи? — удивился Билл и тут же отбил доброму другу пятюню. — Ты чего тут забыл?

— Пипи, рада тебя видеть, — влезла Анжелика. — Может, хоть у тебя получится его убедить? Анна ведь и правда хорошая партия для него.

— Чу за Анна, бро? И чу я не в теме? — Пипи поддернул спадающие джинсы с висячей до колен мотней.

— МАМ, — тут же повысил голос Билл.

— Ухожу-ухожу, — махнула рукой Анжелика. — Пипи, прошу, повлияй, — не унимаясь, кивнула она.

— Ща Пипи въедет в тему, миссис Свифт. Альфа-бро ему все обрисует. — Рэпер скрестил руки и растопырил пальцы с крупными перстнями, а когда проводил взглядом уходящую Анжелику, повернулся к Биллу.

— Ты от темы не уходи. Что тут забыл?

— Ты чу? Пипи — знатный искусствовед! Не обижай черного бро, это подло… — Пипи сделал обиженную мину и горделиво задрал подбородок.

— Сколько ты опять проиграл? — зная лучшего друга как облупленного, спросил Билл.

— Ну чу ты сразу начинаешь? Это были стратегические поддавки.

— Словарь, что ли, купил?

— Вот не надо снова обижать черного бро. Я птица гордая! Могу и клюнуть, — театрально возмутился Пипи. — Двадцать штук, чуви, отдам через месяц.

— Отдашь, как будут. — Билл потянулся в карман, а затем прямо на стене выписал чек.

— Пипи не забудет, бро. — Рэпер дружески похлопал Билла по плечу. — Слышь? Пипи все помнит! Ну так чу? Чу за Анна? Чу с цыпой не то?

— Пройдемся.

Друзья быстро отошли от посторонних ушей и остановились в сквозном переходе. Подавленный Билл оперся на перила со стеклянными вставками и с высоты пятого этажа уставился вниз.

— Все плохо, Пипи. — Голос Билла звучал неестественно для него — дрожа. — Все просто хреново…