— Преподобный Ултар, преподобный Ксандер! — поприветствовал он незваных гостей холодным тоном. — Спасибо, что почтили мою скромную обитель своим присутствием, но… слухи о моей жене лживы, поэтому прошу вас… оставить прежние намерения. Я очень дорожу своей репутацией, и не хочу, чтобы она пострадала. Простите, если прозвучало грубо….
Грузный Ултар расплылся в улыбке.
— Я вас понимаю, сын мой, — ответил он самодовольно, — но и вы нас поймите. Слухи о том, что ваша жена — ведьма, появились не вчера. Множество людей свидетельствовали об этом раз за разом, и мы, как служители неба, не имеем права закрывать на сие глаза. Вы, конечно, не подумайте: вредить графине мы не собираемся ни в коем разе. Но просто обязаны опросить остальных жителей поместья ради торжества правды. Вчера, например, мы услышали, что ваша супруга избила нескольких ваших лучших воинов. Причем, избила их совершенно без повода своей колдовской метлой, что немаловажно! А это уже очень серьезно. Вы же понимаете, что ни одна женщина не способна на такое, если не является служительницей демонов…
Генри Орсини так крепко сжал челюсти, что хрустнули зубы. Он догадался, что в его поместье завелись продажные крысы, которые выносят грязное белье наружу и продают шпионам.
Поклявшись самому себе обязательно найти их, он сдержал свою ярость и постарался как можно более спокойно произнести:
— Это всё наговоры, не более того. Прошу вас приехать через три дня. К этому времени я решу свои вопросы, которые не требуют отлагательств, и тогда вы сможете преспокойно поговорить и с моей супругой, и с остальными жителями поместья…
Орсини понимал, что вляпался. Точнее, вляпаться ему помогла его драгоценная жёнушка. Она украла из его стола серьёзнейший компромат вместе с приличной суммой денег и отправила своему предполагаемому любовнику. Он давно подозревал, что до своего замужества Евангелина имела связь с его лютейшим врагом — Александром Грутто. Возможно, она работает на него до сих пор. Но доказательств не было, и это злило больше всего. Как бы развязать женушке язык??? Навредить телесно он особенно не мог из-за страха перед ее влиятельным отцом. Тот мог и с войной на Орсини пойти, если бы захотел. А вот изводить глупую бабу морально Генри был в состоянии. Если он не вернёт бумаги и деньги, если не найдёт способ защититься от происков врагов, то для него всё может закончиться плачевно. А чтобы вернуть, нужно выбить из Евангелины признание.
Что на неё нашло вчера, Генри так и не понял. Он подумал, что его жена действительно сумасшедшая, а сумасшедшие иногда становятся буйными. Правда, буйство у неё вышло каким-то слишком… профессиональным. Она махала руками и ногами с таким мастерством, что её в пору было заподозрить в изучении диковинных боевых искусств. Но это, право, смешно!
Поэтому он до сих пор не мог понять, что же творится в его семье. Эти три дня были позарез нужны ему, чтобы заставить Евангелину во всём признаться или хотя бы вынудить её любовника замолчать. Он готов был угрожать ей смертью и чем угодно другим, лишь бы выкрутиться, а тут вдруг эти священники припёрлись ему на голову.
— Простите, сын мой, — произнес толстяк притворно благочестивым голосом, — но откладывать сие дело на три дня недопустимо, ведьма может уничтожить доказательства своей вины! Нет, мы не можем отступить и требуем расследования прямо сейчас.
— Моя супруга больна, — граф Орсини уже не знал, как отпираться, — да и слуги не очень здоровы. Возможно, начинается эпидемия. Вам бы лучше уехать, чтобы не заразиться….
Молодой служитель за спиной старшего скривился. Доводы Генри Орсини звучали настолько жалко, что было очевидно: он нагло лжет.
— Мы не боимся хвори, — произнес парень, состроив высокодуховное выражение на лице. — Боги хранят нас!
Графу захотелось взреветь, заорать и стукнуть кулаком по столу. Он оказался в ловушке. А все из-за этой гадкой предательницы.
Что же делать? Как их отвлечь? Как заставить ее говорить? Казалось, голова аристократа вот-вот взорвется от безумных вопросов и безысходности.
Раздался робкий стук в дверь.
— Я занят! — рявкнул Орсини так громко, что заставил толстяка-служителя вздрогнуть.
— Господин, — проблеял испуганным голосом дворецкий, — госпожа графиня, она... она избивает плетью ваших людей!
Генри побледнел и покосился на священнослужителей. Те радостно подались вперед, не желая пропустить ни слова.
— Кого именно? — уточнил аристократ, надеясь найти оправдание такому поступку. Ведь если женушка бьет какую-нибудь разленившуюся служанку (что ей, правда, было несвойственно), то это в принципе не выходит за рамки нормы.
— Она… — испуганно начал ответил дворецкий, — она бьет вашего распорядителя — Вольфа.
Лицо Генри Орсини вытянулось. Вольф — двухметровый волосатый громила — был страхом и ужасом его поместья. Аристократ нанял его несколько лет назад для того, чтобы слуги были вышколенными и послушными.
Когда-то этот амбал служил на галерах офицером, потом был ранен в ногу, начал хромать и с тех пор вернулся на сушу. Но навыки надсмотрщика над рабами у него остались. Своим зычным голосом он распугивал всю округу. Его боялись все, от мала до велика. Даже сам Генри испытывал неприятные ощущения, находясь рядом с этим монстром, хотя тот никогда не проявлял агрессии в сторону щедрого хозяина. Зато слуг и пару десятков рабов, привезенных с юга, держал в жесточайшем повиновении.
И тут вдруг Евангелина, которая до смерти боялась этого громилу, взялась избивать его плетью? Это невозможно!
Генри Орсини даже не понял, что произнес эти слова вслух. Вскочил на ноги и рванул прочь из гостиной, намереваясь посмотреть на этот бред своими глазами.
Священнослужители замешкались. Молодой человек подал руку грузному наставнику, помогая ему встать. Они медленно поплелись вслед за хозяином поместья, предвкушая занимательную картину.
Когда же вышли во двор, то увидели нечто невероятное. Собралась целая толпа. Слева стояли шокированные воины, справа — испуганные бледные слуги, а в центре — неистовствовал громила Вольф. Он был в ярости. Рубашка на его спине была порвана, из нескольких рваных ран, оставленных плетью, сочилась кровь.
Он рычал, как дикий зверь, смотря на стройную блондинку, которая держала в руках увесистый кнут с шипами на конце. Она с улыбкой помахивала им из стороны в сторону, словно дразня быка красной тряпкой. Наконец боров взревел и кинулся на девушку всей своей массой, желая сбить с ног. Молодой священнослужитель аж подался вперед, удивляясь тому, что видели его глаза.
Девушка так ловко и изящно отскочила в сторону, тут же обрушив на спину амбалу плеть, что все кружащие ахнули. Двигалась она как прекрасная нимфа. Золотые волосы подскакивали вверх и волнами рассыпались по плечам, платье серебрилось в солнечном свете, а красивое лицо сияло совершенно неуместной радостью.
— Эй, шкаф недоделанный! — выкрикнула она вдруг насмешливо. — Я тут! Ты меня уже потерял?
Громила с ревом боли и ярости развернулся, и все увидели, что глаза его налиты кровью. Кажется, он вошел в стадию полного безумия. Такой свернет тонкую женскую шею и не поморщится.
Но девушка ничуть не смутилась.
— Может, угомонишься уже? — бросила она, продолжая поигрывать хлыстом в руках. — Смотри, а то я слишком больно кусаюсь!
Вместо ответа воин снова кинулся на нее.
Она демонстративно закатила глаза и нырнула ему под руку, тут же оказавшись за спиной. Для нее это не составило никакого труда. А громила неуклюже влетел в толпу, едва не раздавив парочку воинов.
— Мазила! — выкрикнула девушка незнакомое слово, а молодой священнослужитель открыл рот от изумления.
— Это графиня? — спросил он непонятно у кого. Стоящий неподалеку мужчина, один из слуг, поспешно закивал.
— Да-да, это она, наша госпожа! Вы представляете, она увидела, что надсмотрщик избивает служанку. Та у нас подслеповатая слегка. Девчонка споткнулась через пса и разбила кувшин молока, который несла Вольфу. Так тот осерчал и как выхватил кнут! Бросился бить девицу кнутом, а госпожа, как увидела, то вступилась за бедняжку. Уже бы Маняша мертвой была, коль не она.