Забираюсь обратно в салон автомобиля, поддавшись инстинкту. И это очень похоже на меня: желание помочь, утешить, дать совет, но сейчас все немного иначе. Ей все это не нужно, по крайней мере от меня. И я это понимаю, да вот только принять не могу. Не получается. Ясмина вздрагивает и опускает телефон, прижав экран к бедру. Жалость стекает холодком по моему горлу, лишая возможности заговорить первым. Мне не нравится видеть ее такой.

– Ты что-то забыл? – Ее голос подрагивает, голова опущена, а лицо скрыто за ниспадающими темными волосами.

– Нет.

– Ярослав, не стоит, – вымученно произносит она. – Я в порядке. Ты иди, друзья ждут.

– Ты не в порядке. И именно поэтому я не хочу уходить.

Ясмина облизывает губы. Между ее бровей появляется напряженный бугорок. Она с трудом сдерживается, чтобы не заплакать, и это кажется куда честнее, чем в пятницу. Куда откровеннее. Боль так сильна, что ее не унять даже силой воли? Да что там у нее случилось?

– Я могу чем-то?..

– Нет! – раздраженно рявкает она, но мигом смягчается, переходя на сбивчивый шепот: – Извини. Я сегодня не… мне нужно…

– Дела сильно важные?

– А незаметно?

Заметно. И меня волнует, куда она собирается направиться, чтобы решить свои дела. Одиночество часто переоценивают, когда речь идет о душевной боли. Разделить ее с кем-то – лучше, чем бороться в одиночку, потому что не у всех хватает сил на любовь к себе. Ненавидеть и винить куда легче, только последствия самобичевания обычно неутешительные.

– Встречаешься с кем-то?

– Хочу побыть одна.

– Вот это я точно заметил, – произношу вполголоса, вспомнив последние полтора часа.

– Прости. Я веду себя как сука, да? – пристыженно спрашивает она, и это совсем не то, чего я хотел добиться. – Наверняка теперь твои друзья будут считать, что начальница у тебя та еще змеюка.

– Не будут. Ты не…

– Ярослав, – перебивает она, и ее тяжелый вздох падает железной сеткой на мою грудь. – Спасибо тебе за поддержку, но… не нужно. Правда.

– А что нужно?

– Ничего.

– Так не бывает. Всем что-то нужно.

– Зачем ты… зачем это делаешь?

– А почему нет?

Ясмина ерзает в кресле, по всей видимости судорожно пытаясь придумать какой-нибудь железобетонный аргумент, чтобы отделаться от меня, но ничего не выходит. На самом деле она уже давно могла бы просто выпроводить меня и уехать, но что-то ее все-таки останавливает. Вот и зацепка. Она хочет остаться. Хочет, но боится признаться в этом даже себе. Ей нужна поддержка, правда, принять ее для Ясмины – значит проявить слабость. Да у меня тут девочка-самурай. И все же в первую очередь девочка, которой очень больно.

Жду еще пару секунд, а после тянусь немного ближе и заговорщически понижаю голос, чтобы дать ей понять – мы заодно:

– Знаешь… здесь есть одно местечко. Тихое и уединенное. Скамейка под ивами на краю базы. Хочешь, я тебя туда отведу?

– Чтобы я могла прорыдаться в приятной обстановке? – горько хмыкает она. – А ты будешь гладить меня по голове и говорить: «Все будет хорошо»?

– Да, могу, – отвечаю серьезно.

– Я пошутила.

– А я – нет.

Она приподнимает голову, бегает взглядом по моему лицу, и я замечаю, как учащается ее дыхание. Она волнуется? Или это я ее волную? Ей понравилась идея? Или же она в секунде от того, чтобы послать меня?

– Что за… что за геройство? – недоуменно хмурится Ясмина.

И снова мое поведение ее удивляет. Что там за друзья у нее были? Какие люди окружали? Почему обыкновенная доброта кажется ей странной?

– Хобби такое, – отвечаю, не сводя с нее взгляд.

– Спасать несчастных?

– Помогать тем, кто мне небезразличен, – уточняю я.

– А я здесь при чем?

– Мы ведь… – вот сейчас мне нужно быть очень осторожным, – работаем вместе.

– Бережешь менталку босса?

Испуганно замираю. Я ответил почти так же в тот раз, когда пошел за ней от бара. Она все-таки что-то помнит или же это просто случайность?

– Послушай, Ярослав… – Ясмина пользуется паузой, чтобы провести очередную черту.

– Перестань, – мигом включаюсь обратно в разговор, решив забить уже на ту пятницу. Неважно, что случилось тогда. Важно то, что происходит сейчас. – Яся, тебе плохо. Тебя что-то тяготит, и нет ничего зазорного в том, чтобы…

– Поплакаться в жилетку?

– Именно. Тебе нужен друг.

– У меня есть друзья, – оскорбленно заявляет она.

– Да, но не здесь.

– Как ты?..

– Пять лет в «Синей Бороде».

Ясмина поджимает губы, признавая мою правоту, но ненадолго.

– Здесь у меня есть сестра и семья! – Она растягивает губы в фальшивой улыбке, а вот я дарю ей искреннюю, выточенную из жалости и огорчения, потому что догадываюсь, что еще прячется за этой напускной стойкостью.

– И часто ты с ними откровенничаешь?

– Всегда, – отвечает она резво, но я чую ложь за версту.

Ясмина – первая дочь, старшая сестра. Что-то мне подсказывает, уровень ее придирчивости к себе и ответственности за всех вокруг просто зашкаливает, а перфекционизм на работе подсвечивает возможный синдром отличницы. Такие люди не жалуются, не просят помощи, не показывают слабости. Они привыкли справляться со всем в одиночку, но это не значит, что им это нравится. Скорее, они просто не верят в то, что кто-то сможет понять их лучше, чем они сами, не хотят доставлять неудобств, забывая, что забота и поддержка не всегда требуют усилий, а переживать за любимых – более чем нормально. Я вот не всегда понимал причины и мотивы поступков близких мне людей, но это ни разу не останавливало меня от того, чтобы прийти к ним на помощь и быть рядом, когда нужен. Тонкая нить на заштопанном сердце натягивается, напоминая о небольшой несостыковке, но я намеренно ее игнорирую, потому что сейчас меня волнует другое. Точнее, другая.

– Да? – ласково спрашиваю я. – То есть ты от них ничего не скрываешь, чтобы уберечь? Не храбришься, чтобы они считали тебя сильной? Не притворяешься, чтобы не переживали? Позволяешь им жалеть себя, заботиться?

Она открывает рот, и ее грудь приподнимается на глубоком вдохе, но слов так и нет. Я попал в яблочко, и сейчас у нас два пути: либо она вышвырнет меня из машины, после чего общаться нам станет еще труднее, либо подпустит ближе, уменьшив свой пузырь отчужденности. Кажется, я пошел ва-банк, сам того не заметив.

– Откуда ты знаешь? – Печаль делает ее голос еще глубже, низкие бархатистые нотки хватают за грудки.

– Рыбак рыбака…

– У тебя есть младшие братья или сестры?

– Пятеро, – тихо хмыкаю я.

Ясмина крепче стискивает телефон, вжимая его в бедро, и покусывает нижнюю губу, а я мысленно повторяю: «Ну давай же. Давай. Я тебе не враг. Я хочу помочь».

– Ясь, ты вправе считать меня доставучим козлом, которому нечем заняться, но я волнуюсь за тебя. Ты расстроена, вот-вот расплачешься. Нельзя ехать за рулем в таком состоянии в одиночестве, – добавляю немного неоспоримых фактов, лишая ее возможности легко отвертеться.

– Откуда столько внимания? Ты же… ты меня совсем не знаешь, – растерянно произносит Ясмина.

– Что, кстати, меня очень расстраивает.

– Что? О чем ты?

– О том, что я хотел бы тебя узнать. Может, даже подружиться.

– Тебе друзей мало?

– Друзей хватает, но это не значит, что есть какой-то лимит.

Она иронично выгибает бровь и мотает головой:

– Мне не нужны друзья.

– А кто нужен?

– Любовник!

– Так ты… – произношу задумчиво, добавляя еще одну деталь пазла к тем, что уже успел собрать, – все-таки замужем?

– Эй! – выкрикивает она возмущенно. – Ты должен был смутиться и отказаться, а не уточняющие вопросы задавать!

– А, да? – Я невинно хлопаю ресницами. – Ну тогда я смущен и отказываюсь. Так лучше?

Проходит секунда, еще одна. Губы Ясмины легонько вздрагивают, а после она заливается мелодичным смехом. Мой живот напряжен, по груди расползается тепло от гордости. Я заставил ее рассмеяться – это успех. Ясмина снимает очки, еще одна победа. Не явный, но жест доверия. Один барьер позади, и это придает сил и дарит надежду, от которой приятно урчит в ямочке под горлом.