Поднявшись по лестнице к дому, я сказала детям, что скоро вернусь.

— Ты не можешь идти в таком виде, — сказала Кэрри, — одень хотя бы пальто.

Я заметила, что вся дрожу.

— И тебе надо перевязать рану, — заявил Питер. — К тому же телефон могли уже подключить.

Я снова вытерла кровь с ноги, и они повели меня к дому.

Когда мы подходили к дому, я поняла, что не могу оставить их одних, пока не узнаю, что происходит в городе.

— Давайте выбросим наш суп из консервов и поедем в Оушен Бич вместе, — предложила я, когда Питер открывал дверь. — У нас будет прекрасный завтрак: устрицы, омар…

На входе в кухню Питер остановился так неожиданно, что мы буквально столкнулись с ним. Кэрри попыталась толкнуть его вперед, но он стоял без движения. Я подошла поближе, чтобы увидеть, что остановило его.

Это был Джоэл. Или Джоэл — Тоньо. Он стоял возле кухонной плиты и смотрел на нас.

— Входите, — сказал он.

Мы медленно вошли.

В его руке был открытый нож с выкидным лезвием.

Лезвие поблескивало в свете лампы, и та небрежность, с которой он держал этот нож, многократно увеличивала ужас. В нем сквозила игривость мальчишки, разоряющего птичье гнездо, радость открытия, постепенно переходящее в магию убийства без злобы, без умысла и без жалости.

Он улыбнулся и кивком предложил нам сесть. Я посмотрела на Кэрри и Питера, боясь, что они могут не воспринять его серьезно. Но они сели возле кухонного стола, полностью отдавая себе отчет в опасности. Мне пришло в голову, что мы можем попытаться убежать. В суматохе кто-нибудь несомненно уцелеет. Но это были лишь умозаключения. В этом случае кто-нибудь несомненно будет пойман и попадет под нож. Он, казалось, прочел мои мысли и покачал головой.

— Не надо, Нор, усмехнулся он, — не глупи.

Он имитировал фразу, которую я сотни раз выговаривала при нем детям. Когда-то раньше я уже видела его таким, это самолюбование… Тут я вспомнила день его рождения. Когда он провел всех к машине и сделал вид, что нашел там серьгу на сиденье, я думала, что он перебрал шампанского. Помню, как он расстроился, когда его фокус раскусили, помню как расстроилась Шерри. Утром ее нашли с отрубленной головой. От этой мысли холодок пробежал у меня по спине.

Чтобы побороть страх, я спросила:

— Что тебе здесь надо?

Я немного переигрывала, но он, наслаждаясь собой, пропустил это мимо ушей.

— Ты же знаешь, сестричка, я всегда следую за тобой.

Меня очень поразило это слово — «сестричка». За всю нашу жизнь он ни разу не пользовался этим словом. Мне кажется, что это мог заметить лишь профессиональный писатель — выбор стиля, выбор фразы… Еще больше, чем его необычное поведение, сравнимое с днем рождения, это заставило меня понять, что передо мной стоит чужой человек.

— Помнишь, когда ты пришла ко мне домой и подобрала меня? — спросил он. — Когда это было? Где-то в полдесятого?

Я смотрела на него, пытаясь понять, что он имеет в виду. Но теперь странные изменения в манере разговора, то, как он разглядывал меня из-под век, свели на нет все мои попытки понять значение его слов. Сквозь прежние, дорогие мне черты проступало новое лицо. Лицо, которое я видела на фотографиях, снятых на Таймс-Сквер, лицо подростка с немного раскосыми глазами и лихорадочным взглядом. Я подумала о том, где мог Джоэл увидеть эти фотографии и заразиться этим комплексом супермальчика в магической куртке.

— Ну, ты, слушай! — сказал он, его тон вернул меня к реальности. — Я приехал вчера вместе с тобой. Мы выехали вместе.

Я слушала его, остолбенев.

— Когда мы сюда приехали? Около полуночи? — спросил он.

Наконец я начала понимать.

Он собирался создать себе алиби, будто уехал из Нью-Йорка вместе с нами. Пока полиция будет разыскивать Тоньо Переса, Джоэл будет вне подозрений. Или, точнее, тело Джоэла. У меня возникло странное чувство, что Джоэла в этом теле становилось все меньше и меньше.

Тут мы услышали шум приближающегося автомобиля. Возвращался мистер Ольсен. Наш пленитель поднял голову и прислушался. Я почувствовала грозящую нам опасность.

— Это наш сторож, — сказала я. — Он возвращается, чтобы промыть трубы. Это пожилой человек с артритом.

Я тут же пожалела о том, что сказала. Он мог почувствовать в моих словах угрозу, и они могли его разозлить. Я не знала, на что он способен. Казалось, каждая секунда решает нашу судьбу.

Как только я закончила говорить, он принял решение. Он быстро подошел к стулу, на котором сидела Кэрри, схватил ее длинные светлые волосы и одним движением намотал их себе на запястье. Когда он коснулся лезвием ее шеи, у меня перехватило дыхание.

— Теперь, — сказал он, — мы сыграем.

Мы молча смотрели на него.

— Видишь шахматы? — спросил он.

Питер был мертвенно бледен, но храбро посмотрел туда, куда было указано. На кухонном столе лежала лишь найденная мною недавно шахматная доска.

— Открой их.

Питер взял доску и осторожно раскрыл.

— Давай быстрее, pronto. Расставь фигуры.

Питер перевернул доску и расставил фигурки — белые с одной стороны, а черные — с другой.

— Вы будете играть в шахматы, — сказал Джоэл. Точнее Джоэл — Тоньо, от моего брата в нем уже ничего не осталось, ни единой черты: парень с намотанными на руку волосами Кэрри, был смертельно опасным чужаком.

Он тихонько дернул Кэрри за волосы, как жестокий ребенок, взявший за уши кролика.

— Вы будете хорошо играть. Понятно?

Губы Кэрри шевелились.

— Да, — прошептала она.

— Я буду рядом с вами, посмотрю как вы играете. — Его голос стал мягким, почти ласковым. — Мой приятель полежит пока у меня в кармане. Секунды хватит, чтобы достать его.

Он медленно отпустил ее, а затем провел ладонью по ее волосам. Мне стало не по себе. Я вспомнила, что он так же гладил волосы Шерри в ту ночь…

Барон, высунув язык, сидел возле раковины. В его черных глазах читалось удивление, с которым он наблюдал за нашим поведением. Затем он яростно залаял, защищая нас от мистера Ольсена.

— Впусти его, — сказал он. — Только не делай глупостей.

— Не буду, — сказала я.

— Правильно. Ты же в своем уме, — усмехнулся он. От этой усмешки я почувствовала слабость в ногах. С огромной осторожностью я поднялась, подошла к входной двери и открыла ее.

— Чем у вас так хорошо пахнет? — спросил мистер Ольсен, в руках которого была большая банка с кальцинированной содой. Я вспомнила, что похлебка из консервов все еще стояла на плите.

— Мы еще не завтракали, — услышала я свои слова.

Социальные рефлексы очень живучи. Даже в самый страшный момент, когда жизнь Кэрри была в опасности, я все еще находила в себе силы разгуливать по комнате и болтать.

— Успокойся, Барон. Это мистер Ольсен.

— Хороший мальчик, — сказал мистер Ольсен с опаской. Было трудно понять, играет ли Барон или всерьез намерен облаять его.

— Он лишь приветствует вас, — сказала, я. — Он совсем не злится.

Мистер Ольсен нагнулся и осторожно похлопал его по спине.

— Из него получится хорошая сторожевая собака, он прекрасно лает, — он выпрямился и осмотрелся. — Привет, Питер. Хорошо порыбачил?

Питер кивнул, не поднимая головы от шахматной доски. Маленькая рыбка валялась возле стула. У него не было возможности положить ее в раковину.

— Привет, Кэрри, — кивнул мистер Ольсен. Его взгляд натолкнулся на Джоэла и, с проницательностью островитянина, изучил его с ног до головы. Я вспомнила, что он ни разу не видел Джоэла. Мы купили этот дом прошлой весной, а Джоэл вернулся в Штаты только в ноябре.

— Это мой брат, Джоэл Делани, — сказала я.

— Рад с вами познакомиться, — кивнул мистер Ольсен.

Джоэл подарил ему лучезарную улыбку. Он был всего лишь молодым, добродушным дядей, с интересом наблюдающим за тем, как его племянники играют в шахматы. Мистер Ольсен не обратил внимание на то, что он держал руку в кармане.