Хотя то, что случилось, было трудно назвать ответом. Не было ни голоса, ни слов, просто телефонную трубку подняли с той стороны, и в ней ничего не было слышно, кроме отдаленных звуков джаза.

— Джоэл! — закричала я. — Это Нора!

В трубке послышалось дыхание, глубокий вздох, а затем какое-то бормотание — как-будто он не мог справиться со своим речевым аппаратом. Наконец низкий, совершенно незнакомый голос повторил:

— Нора…

Я снова окликнула его по имени, хотя и сомневалась, что это был действительно Джоэл: голос был совершенно чужим. Но из трубки слышался лишь холодный и безразличный джаз.

Питер уже стоял рядом со мной, а с лица Кэрри, которая сидела напротив, исчезло выражение упрямой отрешенности. Она снова была хорошей маленькой девочкой, которая, к тому же, начала чего-то опасаться.

— Что-нибудь случилось? — спросила она.

Я положила трубку и попыталась собрать все свое материнское спокойствие. Где-то на задворках сознания мой мозг лихорадочно решал, что же мне предпринять. Можно было позвонить в полицию, но затем я вспомнила тот шарик из фольги. Гашиш — это наркотик. Если они найдут его, Джоэл может пойти под суд.

— Даже не знаю, — сказала я. — У Джоэла была снята трубка. Я, пожалуй, сбегаю к нему. Поужинайте сами.

— Я тоже пойду, — сказал Питер. Кэрри положила руку на его плечо.

Они выглядели храбро и уверенно, стоя вот так, друг подле друга — моя молодая гвардия. Но об этом, конечно, не могло быть и речи. Я не знала, что там обнаружу. Несмотря на их протесты, я быстро надела пальто, напялила зимние сапоги и пошла к двери. Когда я проходила мимо зеркала, то обнаружила, что лицо мое выглядело необычно худым, а глаза слишком большими. На использование какой-либо косметики не оставалось времени, и поэтому я просто завернулась в широкий кружевной шарф.

— Если он заболел, то тебе потребуется доктор, — напомнил Питер.

— Я сначала загляну к нему, и, если что, смогу позвонить вашему отцу.

Я открыла дверь, и холодный ветер заглушил их мольбы. Такси не было, и мне пришлось пройти почти до Парк-Авеню прежде чем удалось остановить машину.

Пока мы ехали, передо мной вставали ужасные картины. Я представляла, что Джоэл пытался покончить жизнь самоубийством, что на него напали грабители, еще что-то более ужасное. Эти нарушения в речевом аппарате, а затем совершенно чужой голос сильно беспокоили меня.

— Вроде приехали, — сказал таксист. — Вы не ошиблись? Вы хотели именно сюда?

Когда мы остановились возле жилища Джоэла, я поняла, что он имел в виду. Перед подъездом, над которым красовалась надпись «Не мусорить» на английском и испанском языках, стояли двое бородатых молодцов в кожаных куртках. Возле побеленной кирпичной стены стояли в ряд мусорные баки. Уличные фонари были разбиты.

— Да, это именно то место, — сказала я таксисту, доставая замерзшими пальцами деньги. Возможно, он подумал, что со мной что-то не в порядке — благополучная на вод домохозяйка в пальто с меховым воротником, растолкав в стороны кожаные куртки, вошла в подъезд дома, расположенного в ужасных трущобах.

Замок на двери подъезда был сломан, поэтому я вошла без звонка и поднялась вверх по потрескавшейся мраморной лестнице, мимо обшарпанных стен с нацарапанными на них гадостями. Джоэл жил на пятом этаже: когда я поднялась и начала стучать в его дверь, я задыхалась.

— Пожалуйста! — закричала я. — Джоэл, открой дверь! Это Нора!

Приложив ухо к двери, я услышала лишь звуки джаза. К моему удивлению дверь была не заперта.

С того места, где я стояла, была видна почти вся комната: диван, обтянутое парусиной кресло-качалка, включенный торшер, рыжий кот Джоэла, в испуге забравшийся на книжную полку и выгнувший дугой спину… Джоэл сидел у стены, его ноги покоились на мексиканском коврике, а рядом все еще лежал телефон со снятой трубкой.

— Джоэл! — воскликнула я, затем, с опаской войдя в комнату, наклонилась над ним. Крови нигде не было видно. Не было видно также следов ограбления или борьбы. Лицо Джоэла, похожее на лицо Питера — такое же худощавое, с такой же прядью темных волос на лбу, было искажено, как у человека, пережившего какой-то кошмар.

Я выключила радио, нагнулась над ним вновь и принюхалась. Он не был пьян. Нигде не было ни стакана, ни таблеток или пресловутого пакета из фольги. Я с опаской закатала его рукава, но к моему облегчению, на его руках не было никаких следов уколов.

Подняв с пола телефон, я позвонила Тэду. Трубку подняла Марта. Узнав мой голос, она позвала мужа. Как можно короче я рассказала ему обо всем, что произошло. Он выслушал меня с холодным вниманием.

— Что это может быть? — спросила я.

Конечно же это было глупо, ведь он не был врачом.

— Откуда я знаю? — сказал Тэд. — Существуют десятки препаратов, которые он мог принять.

— А если он ничего не принимал? Если он болен? — тут я взглянула на Джоэла и чуть не упала в обморок.

На его лице было такое выражение, которого я ни разу у него не замечала: брови опустились, губы выпятились, и лицо приняло какое-то зловещее выражение. Он пытался что-то сказать. Я ничего не могла понять и нагнулась к нему.

— Ты Нора? — сказал он чужим, низким голосом.

Последующий час я восприняла лишь фрагментами. В мою жизнь ворвались сирены, быстрые шаги в холле и темно-синие мундиры. Позже я догадалась, что Тэд попросил Марту вызвать врачей и полицию по второму телефону. Все происходило как в плохо смонтированном фильме: участливый сержант с вопросом: «Кем вы ему приходитесь?», записывающий что-то в блокнот; медленно и неуклюже передвигающийся Джоэл, как-будто руки и ноги ему не принадлежат; санитары в белых халатах, пришедшие надеть на него смирительную рубашку; звонящий телефон — это опять Тэд, он просит позвать дежурного офицера…

Я почти не помню поездку на санитарной машине. Затем все снова встало на свои места: мир снова стал реален, когда машина остановилась у госпиталя Бельвью. Джоэла посадили в кресло-каталку и повезли через вестибюль в ярко освещенный приемный покой, мимо регистратуры и за угол. Я хотела пойти за ним, но одна из медсестер остановила меня.

— Подождите. Нам от вас нужна информация о больном.

— Куда мне идти?

— Оставайтесь здесь. К вам подойдут.

Возле окошка регистратуры стояла целая толпа: дежурные полицейские, санитары, врачи, несколько грустных пуэрториканок, по лицам которых можно было понять, что стоят они здесь уже не первый раз.

Неподалеку я заметила стеклянную дверь с надписью «Комната для ожидающих №1». В комнате находилось множество усталых и раздраженных людей различных возрастов и рас, начиная от подростков в джинсах и кожаных куртках, кончая пожилыми негритянками.

Сквозь стеклянные двери вестибюля я увидела, как отъехала санитарная машина, привезшая Джоэла, а ее место заняла другая. Привезли женщину. Ее глаза были закрыты, а лицо имело пугающий серый оттенок. Затем двое полицейских втащили пьяного с окровавленной головой.

Казалось, прошло уже несколько часов. Я снова заглянула в комнату для ожидающих, но в ней ничего не изменилось. Все без движения сидели на красных пластиковых стульях с черными ножками, роняя на линолеум тающий снег. Взад и вперед сновал медперсонал, болтали медсестры.

К вестибюлю подъехала полицейская машина, и сквозь открывающиеся двери в зал прошла волна холодного воздуха. В дверях появился Тэд, и, глядя на его спокойное и уверенное лицо, я почувствовала облегчение. Может, в семье он и не очень хорош, но в чрезвычайных ситуациях он надежен, как морская пехота.

— Где он? — Тэд как обычно опустил сентиментальности.

— Где-то там, — ответила я неопределенно. — Меня туда не пустили.

— Жди меня здесь, — сказал он, как до этого медсестра, и подошел к группе врачей в белых халатах.

Вскоре они уже хлопали друг друга по плечам и пожимали руки. Специалисты всегда находят общий язык.