Маленький «порш» стоял у обочины. Когда он подошел к нему, он повернулся и стал делать пассы руками, как делают иллюзионисты перед тем, как вынуть из шляпы кролика. Затем он открыл дверцу, нырнул к сиденью водителя, а потом выпрямился, что-то высоко подняв над собой.

— Это серьга! — воскликнула Кэрри.

Джоэл поклонился, и дети зааплодировали. Он отдал серьгу Шерри, и мы снова вернулись в теплый и уютный дом.

Когда мы сели за стол, и Шерри надела свои серьги, дети потребовали объяснений.

— Ты действительно увидел это в стакане с морсом? — спросила Кэрри.

— Могу поспорить, что он подстроил все это, — сказал Питер. — Он, скорее всего, нашел ее раньше, в гостиной, а потом сделал вид, что нашел ее в автомобиле.

Джоэл покачал головой. Никогда раньше я не видела его в таком возбуждении. Он наслаждался переполохом, который недавно произвел. Была похоже, что скоро ему станет плохо. Когда Вероника пришла убирать тарелки, он сказал ей, чтобы она наполнила бокалы. Я показала ей знаком, чтобы она пропустила Джоэла, но он заметил это.

— Я выпью еще, — упрямо сказал он.

Вероника, получившая два прямо противоположных указания, поглядела на него. Внезапно его охватил приступ злости, из него вырвался целый монолог на испанском языке, причем это был не тот испанский, на котором говорят туристы. Слова звучали грубо и жестко, их так же было невозможно понять, как семейные ссоры в трущобах Пуэрто-Рико. Я обомлела.

— Джоэл! — воскликнула я, но это его не остановило, он выхватил бутылку из рук Вероники и наполнил свой бокал.

Она поглядела на него с изумлением, повернулась и убежала на кухню. Я немедленно последовала за ней и нашла ее в дальнем углу. Она пыталась вставить свечи в торт.

— Не могу понять, что с ним происходит, — извинилась я. — Ты видишь, он не умеет пить.

Она кивнула, но было видно, что она меня не слушает.

— Что он сказал тебе? — спросила я, но Вероника лишь покачала головой в ответ.

Уговоры тоже не помогли. Хотя было еще рано, она зажгла спичку и начала зажигать свечи на торте. Вскоре мы стояли над сверкающим огнями тортом, и все отношения между нами были прерваны.

Зажженный торт накладывает на человека определенные обязанности. Как это ни абсурдно, я обнаружила, что уже несу его к столу. Питер, конечно же, был не готов к этому, но увидев торт, бросился к стене и выключил свет. Я прошла в темноте, дрожа от гнева на виновника торжества, и опустила торт перед ним.

Его настроение снова резко изменилось. Хотя, возможно, он только пытался заразить нас своим весельем. Он поднялся и сделал вид, что выбирает кого-то из нас. Затем его взгляд остановился на Шерри, и он многозначительно подмигнул ей. Наконец он задул свечи. Моя злость постепенно уступала место удивлению. Это был вовсе не стиль Джоэла. Я никогда не видела человека, который бы так резко изменился за один вечер. Когда в комнате стало темно, я уже желала, чтобы Джоэлу побыстрее стало плохо от выпитого им вина. Шерри все еще спокойно сидела и улыбалась — она делала бы это и при конце света.

К своему ужасу я видела, что представление еще далеко не закончилось. Когда Кэрри принесла ему нож для торта, Джоэл торжественно вручил его Шерри. Затем он взял торт в руки, при этом я задержала дыхание от страха, что он его уронит.

В конце концов, решив проявить галантность, он снял с себя корону из желтой фольги и нахлобучил ей на голову. Я почувствовала беду еще до того, как его руки коснулись волос Шерри. Она простила ему то, что он прикарманил ее серьгу и что вывел всех на мороз в этих глупых поисках, даже атаку на Веронику. Но эта неуклюжая коронация была последней каплей. Надевая на нее корону он сместил несколько золотых заколок, и каскад светлых волос опустился на ее плечи.

Даже в этот момент, если бы он извинился, то вечер все же вошел бы в свое русло. Но вместо этого, когда она подняла руки, чтобы ликвидировать последствия коронации, он взял ее длинные волосы в руки и долго смотрел на них, как будто они его загипнотизировали.

Даже в гневе Шерри выдерживала манеры. Повернувшись, она аккуратно освободила волосы из его рук. Затем осторожно сняла бумажную корону и вновь заколола волосы.

— Извините, — сказала она мягким, но беспокойным тоном. — У меня страшно разболелась голова. Я надеюсь, вы простите меня.

Она поднялась, жестом еще раз попросила у меня прощения, а затем, не обращая внимания на уставившегося на нее Джоэла, ушла. Вскоре мы услышали звук отъезжающего «порша».

Дети и я с горечью смотрели на испорченный стол, на потухшие свечи, все еще вставленные в торт.

— Что все это значит? — спросила Кэрри, но Питер шикнул на нее. Вдруг Джоэл встал и поднялся наверх.

Я порезала пирог, дала по куску детям и пошла в гостиную, где долго стояла перед тлеющим камином, разрываемая между негодованием по поводу испорченного дня рождения и жалостью к Джоэлу за его идиотское положение. Жалость в конце концов перевесила. Я поднялась по лестнице и постучала.

Когда я вошла, он стоял у окна, держа руки за спиной. Пальцы его рук были крепко сжаты в кулаки.

— Джоэл, — сказала я. — Я очень сожалею.

Покачав головой, он показал, что не хочет со мной разговаривать. Мне показалось, что он не хочет, чтобы я видела его лицо. Я знала, что уход Шерри отрезвил его.

— Все будет хорошо, — сказала я, не веря своим словам. Я боялась, что он позвонит ей и еще больше ухудшит ситуацию. Он засунул руки в карманы, но от окна не отошел.

— Дать тебе снотворное? — спросила я.

У меня была одна баночка, которую я держала с того беспокойного периода своей жизни, который закончился разводом с Тэдом.

Он снова покачал головой: я была ему в тягость.

Закрыв за собой дверь, я вышла, чтобы успокоить Веронику. Но она, даже не вымыв посуду, ушла. Это был зловещий знак, и я сомневалась, вернется ли она вообще.

Я вымыла посуду вместе с детьми: я мыла, а Питер и Кэрри вытирали. Полоскаясь в грязной воде, я чувствовала свою вину перед детьми. Им и так тяжело было без отца, а тут еще Джоэл… Им нужен был дом, а не психиатрическая лечебница.

Отослав детей спать, я помыла кастрюли и сковородки и приняла решение, что Джоэл должен уехать от нас. Я позвоню Эрике и договорюсь с ней о его переезде на новую квартиру.

— Эй, Нор, — услышала я голос Джоэла. — Ты забыла кофеварку.

Подняв голову, я увидела его стоящим на пороге кухни с кофеваркой в руках. Я почувствовала, что краснею.

Но, погруженный в свои переживания, он не заметил моей неловкости.

— Может, выпьем чарку примирения? — предложил он.

Я улыбнулась, вспомнив наше старое правило: ссоры не должны переходить на следующий день. Когда ему было шесть лет, мы выработали особый ритуал. Чашка кофе перед сном означала наше примирение.

Он отослал меня с кухни и приготовил кофе сам. Мы сели в гостиной возле камина. Кофе был страшно горячим и горьким, но мы делали вид, что он просто великолепен. Эта горечь очень соответствовала нашему примирению. Я все еще любила его, но он должен был покинуть мой дом.

Затем мы пошли спать. Когда он пожелал мне спокойной ночи, я почувствовала, что одиночество и отчаяние стали неотъемлемой частью его жизни. Он похоронил свою карьеру, когда уехал в Марокко, затем наркотики, и сегодняшняя размолвка с Шерри. Может быть, она не будет напоминать ему этого? Я коснулась его плеча и сказала:

— Не звони ей слишком рано.

Он посмотрел на меня. Я никогда не забуду этот взгляд. В нем была темнота и что-то еще, что-то типа злорадства. Никогда раньше я не замечала у него такого. Меня охватило беспокойство.

— Джоэл, — тихо сказала я. — Не предпринимай ничего сегодня, подожди до утра.

Не ответив, он повернулся и ушел в свою комнату.

На следующее утро я проснулась в ужасном состоянии. Во рту чувствовался металлический привкус, меня лихорадило. Когда я попыталась узнать сколько времени, стрелки на маленьком будильнике возле кровати расплылись перед моими глазами.