После обливания головы холодной водой больному ставят пиявки и укладывают в постель.

В результате назначенного профессорами лечения Гоголь впал в беспамятство и вскоре умер.

Это произошло 21 февраля 1852 года в Москве. Ему было сорок два года.

«Выбранные места из переписки с друзьями» – последняя книга, изданная при жизни писателя: это собрание писем Гоголя своим друзьям. Из переписки становится понятно, что он придерживался идей, о которых никто даже не подозревал.

В первом письме, например, находим рассуждения Гоголя о роли женщины в обществе, из которых следует, что «большая часть взяток, несправедливостей по службе и тому подобного, в чем обвиняют наших чиновников и нечиновников всех классов, произошла или от расточительности их жен, которые так жадничают блистать в свете большом и малом и требуют на то денег от мужей, или же от пустоты их домашней жизни. <…> Мужья не позволили бы себе и десятой доли произведенных ими беспорядков, если бы их жены хотя сколько-нибудь исполняли свой долг».

Если сравнивать с тем, какая роль отводится женщинам в романах Достоевского, то нельзя не согласиться с Белинским: Достоевский пошел дальше Гоголя.

Мы процитировали первое письмо, но открывается книга не им, а завещанием Гоголя, которое предваряется предисловием.

«Прилагаю самое завещание, – читаем в предисловии, – с тем чтобы в случае моей смерти, если бы она застигла меня на пути моем, возымело оно тотчас свою законную силу, как засвидетельствованное всеми моими читателями. <…>

Сколь бы ни была моя книга незначительна и ничтожна, – пишет Гоголь ниже, – но я позволяю себе издать ее в свет и прошу моих соотечественников прочитать ее несколько раз; в то же время прошу тех из них, которые имеют достаток, купить несколько ее экземпляров и раздать тем, которые сами купить не могут, уведомляя их при этом случае, что все деньги, какие перевысят издержки на предстоящее мне путешествие, будут обращены, с одной стороны, в подкрепление тем, которые, подобно мне, почувствуют потребность внутреннюю отправиться к наступающему Великому Посту во Святую землю и не будут иметь возможности совершить его одними собственными средствами, с другой стороны – в пособие тем, которых я встречу на пути уже туда идущих и которые все помолятся у Гроба Господня за моих читателей, своих благотворителей».

Также Гоголь просит в завещании сделать ему одолжение и не ставить надгробный памятник.

Он просит прощения за опубликованные ранее сочинения: «Одна моя поспешность и торопливость были причиной тому, что сочинения мои предстали в таком несовершенном виде и почти всех привели в заблуждение насчет их настоящего смысла».

Таким образом, во вступлении к «Выбранным местам из переписки с друзьями» Гоголь снова делает то, что проделывал уже неоднократно, например, после выхода комедии «Ревизор», вызвавшей споры в печати: берется объяснять истинный смысл своего произведения.

«Пушкин, – пишет Набоков, – просто оскалил бы свои ослепительные негритянские зубы в добродушной усмешке и воротился к неоконченной рукописи очередного шедевра. Гоголь же поступил так, как и после провала „Кюхельгартена“, – сбежал, вернее, уполз за границу.

Но если б только это! Он позволил себе худшее, что может позволить себе писатель в подобных обстоятельствах: попытался объяснить в печати те места своей пьесы, которые критики либо не заметили, либо превратно истолковали. Гоголь, будучи Гоголем и существуя в зеркальном мире, обладал способностью тщательно планировать свои произведения после того, как он их написал и опубликовал. Этот метод он применил и к „Ревизору“».

То же самое он проделал и с стальными своими сочинениями, увидевшими свет до 1847 года – до выхода «Выбранных мест».

Виссарион Белинский, защищавший Гоголя от нападок критиков и считавший его своим соратником в борьбе с отсталостью России, за уничтожение рабства и отмену крепостного права, читая «Выбранные места из переписка с друзьями», из которой становится очевидно, что Гоголь не ставит под сомнение ни заведомое превосходство помещиков, ни крепостное право, ни необходимость телесных наказаний, видя в них часть Божественного замысла («Собери прежде всего мужиков и объясни им, что такое ты и что такое они. Что помещик ты над ними не потому, чтобы тебе хотелось повелевать и быть помещиком, но потому, что ты уже есть помещик, что ты родился помещиком, что взыщет с тебя Бог, если б ты променял это званье на другое, потому что всяк должен служить Богу на своем месте, а не на чужом, равно как и они также, родясь под властью, должны покоряться той самой власти, под которою родились, потому что нет власти, которая бы не была от Бога. И покажи это им тут же в Евангелии, чтобы они все это видели до единого»), так вот Виссарион Белинский реагирует на «Выбранные места» очень негативно.

Он пишет резко отрицательную рецензию, позднее обезображенную цензурой; Гоголь отвечает на нее письмом, в котором отзывается о Белинском в пренебрежительном тоне.

Белинский, в свою очередь, отвечает на гоголевское письмо другим письмом, текст которого, как писал Фаусто Мальковати[37] в 1996 году, «все русские студенты, начиная с 1917 года и по сегодняшний день (до семнадцатого года тоже, но не так широко) знают наизусть».

Опубликовать это письмо Белинский даже не пытался – надеяться на его обнародование не приходилось. Среди прочего критик пишет:

«Или Вы больны, и Вам надо спешить лечиться; или – не смею досказать моей мысли… Проповедник кнута, апостол невежества, поборник обскурантизма и мракобесия, панегирист татарских нравов – что Вы делаете?.. Взгляните себе под ноги: ведь Вы стоите над бездною… <…> Не будь на Вашей книге выставлено Вашего имени и будь из нее выключены те места, где Вы говорите о самом себе как о писателе, кто бы подумал, что эта надутая и неопрятная шумиха слов и фраз – произведение пера автора „Ревизора“ и „Мертвых душ“?»

А теперь вернемся к тому, с чего начиналась эта глава. 23 апреля 1849 года Достоевского подняли с постели и предъявили обвинение в том, что он участвовал в собраниях кружка Петрашевского и, что особенно важно, публично читал письмо Белинского Гоголю.

За это преступление Достоевского приговорили к смертной казни. Когда мне случалось рассказывать об этом, я всегда задавал своим слушателям вопрос: «Представьте, что я сейчас достану из рюкзака письмо какого-нибудь критика, ну, скажем, Гоффредо Фофи[38], и начну его читать. Вы бы поверили, что это может стать поводом для предъявления обвинения?»

И сам же отвечал, что сильно сомневаюсь. Да нет, этого не может быть, добавлял я. Но тогда, в 1849 году, почти сто восемьдесят лет назад, это письмо, это длинное, страстное – я бы сказал вдохновенное – обвинение, выдвинутое против Гоголя, было в России чем-то настолько неслыханным, что одно уже публичное его прочтение могло повлечь за собой смертный приговор.

Да и по прошествии трех лет, уже после (мучительной) смерти Гоголя, странные события не прекращаются.

Великий русский писатель Тургенев, «поэт», «талант», «аристократ», «красавец», «богач», человек «культурный и образованный», главный соперник Достоевского, в 1852 году, вскоре после смерти Гоголя, написал статью-некролог и отправил ее в один из петербургских журналов. Журнал отказал в публикации, объяснив тем, что не время[39].

Вскоре Тургенев получил письмо от одного московского знакомого с упреками, что никто в печати не откликнулся на смерть Гоголя. Тургенев объяснил, в чем дело, и выслал отвергнутый петербургским журналом некролог, который он написал. Знакомый передал статью в Московский цензурный комитет и получил разрешение на публикацию. Некролог вышел в газете «Московские ведомости».