Никогда прежде я не ощущал такой легкости. Сев в кровати, я испытал невероятное облегчение: это был всего лишь сон. Я огляделся: обстановка незнакомая, свет медленно проникает внутрь, растворяя тьму. Я находился в комнате: это было миленькое бунгало в духе ковбойских фильмов. Напомните мне, как это называется? Бревенчатая хижина? Четыре стены, облицованные бревнами в стиле кантри, на всех трех окнах задернуты розовые занавески. Мне спокойно, когда я вижу Дао, безмятежно спящую рядом со мной. Надеюсь, я не толкал ее во время своего ночного кошмара, что мне только что привиделся. Я вдруг вспоминаю, что мы вместе проводим выходные. Я привез ее познакомиться с моей матерью. Привез в свой родной город.

Окончательно проснувшись, я встаю с кровати. Раздвинув розовые занавески, смотрю на вид, раскинувшийся за окнами. Утренний пейзаж заставляет меня выйти из дома, одного. Не хочу будить Дао. Я знаю, как она вымоталась и что ей нужен отдых. А меня влекут мои детские воспоминания. Они быстро, одно за другим, заявляют о себе, дразня меня, заставляя вспоминать, где я сейчас нахожусь, кому раньше принадлежала эта земля и что когда-то на месте этого бунгало находились поля и сады. Я с радостью шагаю по знакомым местам, прохожу мимо большого пруда с рыбами, где в детстве частенько часами рыбачил. Я медленно шагаю по грунтовой дороге, что бежит вдоль высокой насыпи, поднявшейся над рисовым полем и домами, которые как будто тонут в земле по обе ее стороны. Чувствую себя балдежно.

Я дохожу до ворот дома с двумя деревянными стульями, поставленными на изгибе дороги. На одном стуле уместилась медная миска с дымящимся рисом, а рядом с ней еда, разложенная по пакетам, свечи и палочки благовоний; другими словами, все, что требуется для подаяния путникам. Утренний туман не дает развеяться аромату свежесваренного риса. Рисовые поля испещрены обрезками стеблей, омытых утренней росой. И когда сквозь облака пробиваются солнечные лучи, они блестят, точно утренние звезды. О, Дао! Моя любимая Дао. Ты слышала эту сказку? Жила-была маленькая покорная девушка с короткой челкой и личиком, перемазанным слезами. По ночам она боялась темноты, опасаясь, что ее возлюбленный не вернется утром, как обещал. Она горько плакала и так засыпала, а поля вокруг были орошены ее слезами. Ее возлюбленный, заблудившись в глухих джунглях, пошел по следам ее слез и вернулся к ней, сдержав обещание. Моя милая Дао, я вернусь к тебе до того, как утреннее тепло высушит твои слезы, и ты не станешь обвинять своего дорогого Сиама в том, что он тебе лгал.

«Почему ты обо мне плачешь?» – спрошу я, хотя знаю, что ты вовсе не романтическая натура. И ты не сладкоречива – кому-то твоя манера разговаривать может показаться грубой, но меня она не коробит. По мне, ты говоришь красиво!

Я знаю, ты скажешь: «Эй, Сиам, давай без этого, ладно? Без безнадежно романтической чуши!» А я рассмеюсь в ответ на твою беззастенчивую прямоту, потому что знаю – в глубине души ты любишь меня, невзирая ни на что! «О, моя дорогая! – скажу я, – ты посылаешь мне свою любовь с утренним солнцем!»

И ты ответишь, повысив голос: «Не говори глупостей, Сиам!»

Но я и ухом не поведу. Я даже не стал бы возражать, если бы ты, захотев этого, ущипнула меня за сосок, потому что эта боль была мне так же приятна.

Я собираюсь продолжать свою прогулку, как вдруг слышу, что кто-то издалека зовет меня по имени. Из дома вышла старушка и что-то мне кричит. Она остановилась у дороги, рядом со стулом, на котором лежало подаяние для странствующих монахов, и машет рукой, словно зовет меня, но я не уверен, за кого она меня принимает. Я оборачиваюсь и вижу шагающего ко мне монаха. О, думаю я, эта старушка, должно быть, хочет привлечь внимание монаха, не мое. Я поворачиваюсь к ней с виноватой улыбкой и продолжаю идти своей дорогой.

Поравнявшись с монахом, я останавливаюсь и складываю ладони вместе, дабы выразить ему свое почтение. Прежде чем мне ответить, он смотрит на меня с некоторым удивлением.

– Куда путь держишь?

– Просто иду, отец.

– Без всякой цели?

– Ну, не совсем. Захотелось прогуляться этим утром.

– В таком случае, загляни после прогулки ко мне в храм.

– Зачем, отец?

– Там тебя ждут.

«Кто еще меня ждет? – думаю я. – И чего они ждут?»

Этот монах так странно себя ведет, говорит тревожным шепотом, стреляет по сторонам глазами. Услышав, что меня кто-то ждет, я невольно начинаю нервничать. Мгновение назад все было прекрасно. Сколь же кратким оказалось это мгновение! Теперь, благодаря ему, меня переполняет тревога. А я-то полагал, что монахи должны помогать нам избавляться от бремени тревог! И кто же, скажите мне на милость, может дожидаться меня в храме? НЕ-СМЫС-ЛИЦА! Ворчу я по-английски. Что им еще от меня нужно?

Только из вежливости я говорю монаху, что зайду, и спешу прочь. С высоты прожитых лет могу сказать, что я всегда частенько посещал храмы. Когда у меня было свободное время, я ездил по стране, чтобы воздать дань уважения Будде, сделать подношения и принять участие в разнообразных религиозных церемониях: Катхин[48], Пха Па[49], позлащении святых камней и медалей[50]. Не сомневаюсь, что я сделал достаточно и для нынешней жизни, и для следующей. Единственное, чего я не сделал, так это не выстроил гигантскую статую Будды. Может быть, монах, которого я только что встретил, хотел заиметь такую у себя в храме.

Я продолжаю идти. И вдруг вижу: на меня надвигается огромная шумная толпа. Ко мне нетерпеливо пробиваются несколько знакомых людей, они трясут мне руку и поздравляют. Но с чем? Они говорят, что поддерживают меня, что они за меня голосовали и помогли мне распространить весть о моих талантах, моей респектабельности и моей харизме. Они убеждены, что я смогу обеспечить общину всевозможными объектами инфраструктуры: дорогами, водными путями, системами канализации и пунктами сбора мусора, а также детскими площадками для их детей, и способствовать выпуску местной продукции и сохранению их традиционного образа жизни и культурного наследия. Они уверяют, что от меня исходит харизма, которая сияет сквозь мой незапятнанный облик, – а это несомненный знак того, что мне суждено добиться успеха. Они говорят мне о моем сильном положении, уверяя, что люди будут мечтать сделать ради меня все что угодно; и далее витийствуют о том, как меня будут приглашать председательствовать на различных важных мероприятиях, и как я буду пить вино из бутылок стоимостью в десятки и сотни батов, и как я буду ездить на семинары по всей стране, и как мне там будут подносить особые вознаграждения, дары и деньги за неразглашение. Ко мне на аудиенцию будут приходить бизнесмены и предлагать мне взятки, чтобы я поспособствовал их деловым проектам. Они будут совать мне в руки конверты, полные подарочных ваучеров, или спецпропуска в казино «Пойпет»[51] для меня и моей секретарши, или авиабилеты первого класса для меня и Дао. Мы будем летать на шопинг в Гонконг и останавливаться в люксовых отелях. Список продолжается… Но постойте! Что-то мне это не нравится. Все эти ухищрения бесчестны и попахивают коррупцией. Они не приведут нашу страну ни к чему хорошему!

– Но… Но, видите ли, я не могу принять ничего из этого. Братья и сестры, я понимаю, что вы мной восхищаетесь… Я это чувствую. Но это уж слишком. Кто-нибудь может мне объяснить, что тут происходит? Я весьма тронут вашим теплым приемом и вашим энтузиазмом, но прошу вас: скажите мне, что все это значит?

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.