– У меня есть доказательство, – сказал он. – Это написано в купчей.

И если мы не уедем, пригрозил он, ему придется вызвать полицию, нас арестуют и посадят под замок.

– О, – воскликнула я. – А вы не перебарщиваете? Мир – дом для всех живых существ, и почему люди претендуют на единоличное владение землей, которая должна принадлежать всем? Я этого не понимаю.

Он сказал, что не желает слушать мои проповеди и что как землевладелец имеет полное право жить плодами этой земли, а я всего лишь пришлая. Уходите, повторил он, и добавил, что пока что просит по-доброму.

И так мы с моими сыновьями опять стали бродягами. Сыновья, вырастая, становятся более удачными версиями своих родителей – золотыми мальчиками. Узнав, что нам придется искать себе новое место для жилья, Сиам и Тай твердо решили мне помочь.

– Мама, – сказал мне Тай как-то вечером. – Настоятель сказал, что мы можем построить себе небольшую хижину на территории храма.

– Мама, настоятель мне первому это предложил! – снедаемый чувством соперничества, воскликнул Сиам. – А я уж потом сказал Таю. Ты должна была услышать об этом от меня!

– Да о чем ты говоришь? – возмутился Тай. – Настоятель предложил это нам обоим одновременно! И мы оба вправе сообщить об этом маме. Я просто первый ей рассказал. Ты проиграл! Умей проигрывать достойно!

– Ну, хватит, хватит! – успокоила я их. – Я же люблю вас обоих одинаково.

Я протянула к ним руки, но Тай первым бросился ко мне, оттолкнув Сиама в сторону.

Сиам, который с рождения был слабее брата, попытался прильнуть ко мне, но Тай наподдал ему ногой и отшвырнул прочь. В глубине души мне стало его жалко.

– Мам? – пробормотал Тай.

– Да, малыш? – отозвалась я.

– Однажды я найду для тебя дом, где ты будешь жить, и никто тебя оттуда не выгонит. Просто подожди.

Я до сего дня помню его слова и то, как он их произнес – серьезным тоном, не терпящим возражений, прямо как взрослый. Я была очень тронута, и мои глаза наполнились слезами.

– Однажды я куплю всю эту землю! – добавил он.

Я обняла младшего сына, но при этом наблюдала за старшим, который сидел, обиженно повернувшись спиной ко мне, и глядел на окрестные поля. Он, верно, считал, что я его люблю меньше, чем младшего брата. Вовсе нет, мой дорогой сын! Я вас обоих люблю одинаково; и говоря по правде, я беспокоюсь о тебе куда больше, чем о твоем младшем брате. Судьба Сиама заставляет его отдаляться от матери. Я чувствовала, как он смотрит на меня, надеясь, что я ценю и знаю все, что он пытается для меня делать. Он смотрел на меня невидящим взглядом, прикованным к горизонту за джунглями. Выражение лица отражало его тайные помыслы, словно он пытался приказать грому греметь, облакам двигаться, небу изменить цвет; как будто эти знаки смогли бы заставить меня понять, что он способен ради меня на великие дела, способен творить чудеса – и без единого на меня взгляда. Все – для его матери!

Спустя десять лет Сиам сказал мне:

– Ценность человека определяется не тем, что он говорит о себе, но тем, что говорят о нем другие!

Мой дорогой сын Сиам.

Мы трое поселились на территории храма, построили небольшую хижину у кладбища, неподалеку от леса. Утомленная своей старостью, я уже не могла быстро ходить или носить тяжести, как бывало. И все же – как всякий, кто привык всегда заботиться о себе сам – я терпеть не могла безделья. И поэтому я вызвалась добровольно принимать участие в делах храма, насколько это было мне по силам.

Сиам отличался умом, Тай – решительностью. И их разные способности направили их по разным дорогам в жизни. Настоятель был уверен, что Сиама ожидало блестящее будущее; и когда ему уже было нечему научить этого ребенка, дабы утолить его неистощимую жажду знаний, настоятель отправил Сиама в Бангкок, где тот мог получить высшее образование. Настоятель предложил отправить в Бангкок и Тая, но Тай отказался. Он был слишком привязан ко мне. Тай, по его словам, был рад за своего брата-близнеца, но он предпочел остаться дома, заботиться обо мне и делать мою жизнь еще счастливее, чем прежде: мол, наберись терпения – и ты увидишь! Он поступил на профессиональные курсы в местном колледже и каждый вечер возвращался ко мне после занятий. Он старался как мог заботиться обо мне и о настоятеле. Тай всегда был настойчивым: если его душа лежала к чему-нибудь, он неизменно добивался успехов на этой стезе. Когда ему представлялась возможность, Тай вцеплялся в нее мертвой хваткой, чтобы не упустить, с горящими глазами и орлиной решимостью.

Тай устроился работать на цементный завод. Он проработал там меньше двух лет, когда его повысили в должности до начальника отдела. На этой работе ему хорошо платили, и позднее, в начале следующего года, он смог купить небольшой участок земли около реки в тамбоне Баан Па. Выполняя данное обещание, он выстроил мне небольшой дом, окруженный садом. Мы вдвоем, мать и сын, поблагодарили настоятеля храма, прежде чем въехать в свой новый дом, выстроенный на нашей собственной земле исключительно благодаря усилиям и упорному труду Тая.

Я была вполне довольна, но меня все же мучили заботы. Чем старше я становилась, тем больше меня беспокоили мысли о том, что мне нечего делать. Я старалась занять себя хлопотами по дому.

– Ты теперь совсем взрослый, – говорила я Таю. – Тебе нужно выбрать себе занятия, которые сделают тебя счастливым. Тебе больше не надо заботиться обо мне. Я сама о себе прекрасно позабочусь. Ты построил мне дом. Давай же, начни жить своей жизнью!

Что же до Сиама, то он редко приезжал к нам после того, как покинул дом и уехал в Бангкок получать высшее образование. Он регулярно навещал настоятеля храма и несколько дней ночевал у меня в доме. И не успевала я оглянуться, как он опять уезжал. И потом, по прошествии почти года, снова возвращался. Время от времени он писал мне письма – сначала он рассказывал, что ему нужно еще долго учиться, чтобы стать преподавателем, а потом вдруг от него пришло письмо, в котором он говорил, что подумывает изучать политику. С таким своенравным умом, как у него, думала я, едва ли он когда-нибудь вообще завершит свои штудии. В этих редких письмах Сиам подробно описывал мне все, с чем он сталкивался в жизни, и новый опыт, который он постигал, и путешествия, в которые он пускался в поисках смысла жизни. Тай читал их мне вслух.

– Ты разве не видишь, мама? – насмешливо сказал Тай, читая мне одно из таких писем. – Я не был так уж неправ, когда говорил, что в конце концов он станет никчемным неудачником.

После этого письма от Сиама долго не было никаких вестей. И когда очередное письмо наконец пришло, он сообщил в нем, что участвовал вместе со студентами-однокурсниками в нескольких политических демонстрациях и что когда их решили разогнать силой, ему пришлось бежать в джунгли. Теперь уж ему не было суждено завершить свое обучение. Тем не менее, писал он, весь мир в его руках, и получить высшее образование, разумеется, можно не только в стенах университета.

– Что за чушь! – воскликнул Тай, язвительно расхохотавшись над письмом брата.

Сиам также написал, что он два года прожил за границей и недавно вернулся в Таиланд, когда политическая обстановка в стране стала более спокойной. Он собирался начать жизнь с чистого листа. Это был неоценимый жизненный опыт, позволивший ему понять истинную жизнь и дух трудящегося класса.

«Не беспокойся обо мне, мам, – писал Сиам. – У твоего сына много жизней, и когда настанет нужный момент, я вернусь домой и за все тебя поблагодарю».

У Тая не нашлось ни единого доброго слова для старшего брата. Он постоянно сетовал на то, что Сиам ненадежный и что он впустую тратит свою жизнь. Я попросила Тая не быть к брату таким строгим.

В глубине души я чувствовала, что нас с Сиамом роднит абсолютно одинаковый дух. Он всю жизнь путешествовал с места на место, так ведь и я жила так же. Он сказал, что у него много жизней, как и у меня. Я ничуть не возражала против того образа жизни, который выбрал для себя Сиам, но свое одобрительное отношение я держала в тайне от Тая, чтобы он не обвинял меня в фаворитизме. Тай не мог принять тот факт, что кто-то еще мог любить его мать, как и не мог разделить материнскую любовь с кем-то еще. Эту черту характера он унаследовал от отца.