Вот что произошло. Я примкнула к восставшим, мы двигались ко дворцу. Всего нас было около двух тысяч человек – из Накхон Ратчасимы, Накхон Найока, Лопбури и Сарабури. Мы шли днем и ночью, слушая не только истории о принце Пхра Кхване, но и истории о нынешнем короле, которого, как мне сказали, звали король Сыа. Коварный и отчаянный, под стать своему имени, которое означало «тигр», король Сыа был известен своей силой и харизмой. Согласно этим историям, он был бастардом покойного короля Нарая и, как и его отец, знал толк в магии и был способен летать по воздуху и укрощать различных диких зверей. Он был распутником, который любил держать акул в неволе и скармливать им еще шевелящиеся тела неугодных ему людей. Говорили также, что в молодости он осмелился ударить Чао Пхрайя Вичайена – западного придворного и фаворита короля Нарая, также известного под именем Константин Фалькон[37], – ногой прямо в голову. Впоследствии этого иноземца уличили в государственной измене: и тогда удар короля Сыа был истолкован как предупреждение будущих проступков этого придворного. К концу правления короля Нарайа наплыв посланцев с Запада вызвал широко распространившиеся страхи, что буддистское королевство Сиам будет обращено в христианство. В связи с чем король Петрача[38], преемник короля Нарая, изгнал из королевства всех западных посланцев. Однако когда король Петрача заболел, его вице-король, некто иной, как король Сыа, воспользовался этой благоприятной возможностью и сверг принца Пхра Кхвана.
Тесно сбившись вместе, мы слушали эти истории, завороженные ими от начала до конца. Мы все ощущали пыл и гнев, клокотавшие, охватывавшие нас изнутри, и вдохновлялись делом, благодаря которому мы ощущали себя единой плотью и кровью. И на следующее утро мы, обуянные ярой решимостью, вошли в столицу Аютии.
Вскоре мы достигли моста, ведущего прямиком ко входу во дворец. В городе стояла невозмутимая тишина, словно никто и не знал, что надвигается восстание. Принц Пхра Кхван остановил слона и наскоро посоветовался с приближенными, прежде чем отдать приказ о штурме. Мы ринулись через мост, к дворцу. Вдруг мы услыхали гром пушечного выстрела со стороны форта над городской стеной, и принц Пхра Кхван, уже мертвый, низвергся со своего слона. На мгновение мы опешили. А потом наши ряды охватила паника. Те, кто маршировал к вратам дворца, не сбились с шага, те же, кто еще не пересек мост, оцепенели.
Кое-кто лишился рассудка вместе с тем, как принц Пхра Кхван лишился жизни. И тут же охранявшие дворец солдаты бросились в атаку и захватили наших слонов и оставшихся командиров наших войск. Жители деревни, поднявшие свои мечи, чтобы сражаться, были убиты; прочие же бросили оружие в знак поражения.
Я находилась в гуще толпы и еще не перешла через мост, когда до нас дошла весть о смерти принца Пхра Кхвана[39]. Как только стоявшие рядом со мной люди увидали выбежавших из дворца солдат, они тотчас удрали. Сначала я была обескуражена, но потом решила бежать следом за ними.
Я вернулась в джунгли, где мое сердце вновь обрело покой. Привычный мир перевернулся. Я мельком увидала столицу и была заворожена красотой ее храмов и дворцов, но ужаснулась при виде солдат, разверзнувшегося хаоса и окружившей меня смерти. В тот миг мои волосы полностью побелели. Вы можете в такое поверить? Потом я вернулась в свою хижину на берегу реки, где жила до попытки восстания. Много времени прошло, покуда мои волосы вновь не обрели свой обычный цвет. Я все еще помню тот день, когда они опять почернели. Это случилось, когда небеса на западе побагровели, будто день вдруг сменился ночью. Небо обрело призрачный, зловеще-кровавый цвет, словно солнце воспламенило землю и взметнулось искрами в небесную высь. А вскоре после этого джунгли наполнились людьми, бежавшими из окрестных деревень, схватив с собой детей и пожитки.
Беженцы кричали и посылали проклятья небу, горюя, что земля ополчилась против них. Они оплакивали ущерб, причиненный следу ноги Будды на горе Суваннабанпхот, виня во всем китайцев из деревни Кхлонг Суанпхлу. Они утверждали, что 300 китайских воров соскоблили серебряную обшивку с основания отпечатка ноги Будды и золотую обшивку с мондопа, а потом устроили в святилище пожар. После такого кощунственного акта неминуемо должен был настать конец буддизму, возмущались они.
– Где же были власти, когда это случилось? – спросила я.
– Их всех вызвали сражаться с бирманцами, – ответили мне. – Король умер, столица разрушена. И наше королевство было сожжено дотла бирманской армией. Ты что, не видишь? Небо на западе все покраснело. Королевство Аютия потонуло в море огня.
На моих глазах эти жители деревень превратились в сбегающих от войны несчастных, и мое сердце отяжелело от горьких чувств. Когда-то у них были дома, которые они называли родными, а теперь у них не осталось ничего. Их мирные жизни обратились невзгодами. Мужчин – глав семьи – призвали в королевскую армию, и они погибли в сражениях. И теперь простому народу предстояло вынести все ужасные последствия войны, объявленной во имя королевства, потому что именно простой народ является основой любой армии. Когда приходит победа, люди славят своего короля, которого им предстоит молить о священной защите. Но когда король умирает, людям суждено стать жертвой нескончаемого хаоса.
Вскоре беженцы покинули джунгли и вернулись в город. Говорили, будто новый правитель разгромил бирманскую армию и заставил неприятеля вывести войска обратно в Бирму. Покуда Сиам постепенно залечивал раны, оставшиеся после войны, новый король выстроил другую столицу, расположив ее много южнее столицы прежней, и люди нарекли ее Тхонбури.
Огромная сиамская армия в конце концов снова вторглась в Сарабури, ознаменовав одно из наиболее знаменательных событий в истории этого города – событие, навсегда изменившее судьбу Сарабури. Возглавляемая двумя братьями, принцем Касатсыком и принцем Сураси, армия отправилась на войну с Вьентьяном. Они вернулись с победой, захватив в плен лаосских лидеров и их подданных, которых пригнали с собой. Они также привезли множество похищенных ими драгоценных предметов, в том числе и Изумрудного Будду, и Пхра Банг[40]. Сиамский король принудил многие лаосские семейства из Вьентьяна поселиться в Сарабури. В конце концов община лао стала одной из наиболее многочисленных и многоликих этнических групп в стране. Здесь стали процветать общины Лао Пхунг Дам, Лао Виенг, Лао Пхуан, Лао Нгэу и Лао Яй. После каждой новой победы Сиама против Лаоса и кхмеров беженцы-лао отправлялись в Сарабури. Позднее некоторые из этих беженцев были назначены наместниками и получили повышение, заняв различные высокие должности в Сарабури.
Говорят, король Таксин[41] был большим поклонником Изумрудного Будды, потому как одно его присутствие оказывало королевству большую честь. К концу его правления весть о том, что король запланировал пышное празднество в честь Изумрудного Будды, долетела до людей в Сарабури, и они начали жаловаться на то, что король Таксин о них забыл. Король Таксин ни разу не приезжал в Сарабури, дабы воздать дань уважения следу ноги Будды, как это делали его предшественники. После опустошительного пожара в мондопе король ничего не сделал, ну, разве что отдал распоряжение установить новую крышу.
Услыхав очередную историю о отпечатке стопы Будды, я не могла не задуматься о том, почему жители деревни никогда не вспоминали о другом следе – том, что находился рядом с отпечатком тени Будды. Представьте, сколь безмятежным должно быть место, которому не грозит разрушение, ведь большинство людей не знает о его местонахождении. Я подумала об архате, с которым беседовала, и мне захотелось вернуться туда и воздать дань уважения и ему, и пещере Бодхисатвы. С тех пор, как я превратилась в человека, меня не покидало чувство, будто я, вовлекшись в борьбу за простое существование, отдавшись бурлившим в сердце желаниям и страстям, отдалилась от предначертанной мне судьбы. Я поняла, что они гораздо более важны для меня-человека, что они порождали во мне странные чувства, неведомые в мою бытность животным.
