– Мы уже встречались, – сказала она.

– В смысле, не сегодня?

– Задолго до сегодня. Мы – старые друзья.

– Старые друзья?

– Очень старые.

– Тогда мы просто обязаны за это выпить. Эй, бармен…

– Нет, – отрезала Энн. – И вообще, хватит ошиваться у стойки.

– Но разве мы не отпразднуем…

– Нет.

– О! – Эгги тяжело вздохнул.

– Эгремонт Маннеринг, ты сейчас пойдешь прогуляешься и вернешься трезвым как стеклышко.

– Я уже как стеклышко…

– Тогда как алмаз! Ни слова больше!

С Энн всегда было трудно спорить. Я заметил это еще в прежние времена. Маленькая, живая, полная огня и энергии, из тех, кто умеет расчистить себе путь. Эгги потрусил прочь, как овечка, с безропотным видом, и мы остались вдвоем.

Некоторое время царило молчание. Я погрузился мыслями в прошлое, она, по-видимому, тоже.

Для полноты картины я, пожалуй, расскажу о прошлом, в которое мы погрузились. Энн Баннистер, как я уже упомянул, была журналисткой, и мы познакомились во время ее отпуска в Каннах. Очень подружились, я сделал предложение, она не возражала. Все шло как по маслу, до поры до времени.

Потом, совершенно неожиданно, помолвка расстроилась. Наша любовь мчалась вперед на всех парах, и вдруг – крушение. Случилось вот что. Однажды тихим вечером мы сидели рядышком на веранде казино Пальм-Бич, любуясь водами средиземноморской лагуны, залитой лунным светом. Энн сжала мою руку и нежно прижалась ко мне, ожидая слов любви, на которые имела полное право рассчитывать. Я обнял ее за плечи и сказал:

– Черт, мои ноги!

Я имел в виду, что они болели. В тот момент, когда я обнял ее, боль прямо-таки пронизала меня. В тот вечер я обул новые лакированные туфли, а вы знаете, что творят эти модные фасоны с человеческими конечностями. Впрочем, я не отрицаю, что момент для моего замечания был выбран не самый подходящий. Энн восприняла его в штыки. Она была явно разочарована. Даже отвернулась, причем с весьма раздраженным видом. В надежде исправить положение я наклонился, чтобы нежно поцеловать ее в затылок.

На самом деле все было правильно, в смысле, само намерение, однако я не учел, что во рту у меня дымилась сигара, а когда осознал этот факт, было уже поздно. Отпрыгнув и зашипев, как ошпаренная кошка, Энн обозвала меня бесчувственным пентюхом и заявила, что между нами все кончено, а когда на следующий день я явился в гостиницу с цветами, чтобы начать все сначала, оказалось, что она уехала. Так она и ушла из моей жизни…

Чтобы вернуться теперь, через два года.

Признаюсь, я несколько растерялся, оказавшись лицом к лицу с осколком тех безвозвратно ушедших дней. Сталкиваясь с девушкой, с которой когда-то был помолвлен, всегда испытываешь неловкость. Не знаешь толком, как себя вести. Если радуешься жизни, ей обидно, а если вешаешь нос, то так и видишь ее злорадную ухмылку, мол, ага, получил, так тебе и надо! О собственной гордости тоже не следует забывать. Пожалуй, лучше всего состроить этакую холодную непроницаемую мину, как у героев романов.

Что касается Энн, то она уже вполне овладела собой – женщины искушеннее в этих делах, чем мужчины.

– Ба! – сказала она, приветливо улыбнувшись, словно я был просто знакомым, мало что значащим для нее, но которого приятно вновь увидеть. – Реджи! Какими судьбами?

Ну что ж, все правильно. В конце концов, что было, то прошло. Драма осталась позади. Когда она порвала со мной, я здорово дергался. Не стану врать, что потерял сон и мне кусок в горло не лез – сплю я всегда как бревно и ем от души трижды в день, невзирая ни на какие душевные трагедии, – но все же что-то в моей жизни разладилось. Ходил мрачный, раздраженный, много курил, почитывал слезливые сонеты, в общем, вы понимаете. Однако теперь все давно уже прошло, и мы вполне могли общаться спокойно, как друзья, так что, следуя ее примеру, я ответил легко и добродушно:

– Привет! Рад тебя видеть.

– Как поживаешь?

– Спасибо, неплохо.

– Ноги больше не беспокоят?

– Нисколько.

– Вот и отлично.

– Выглядишь на все сто.

Тут я нисколько не преувеличил. Энн была из тех, кто всегда выглядит так, словно только что сделал гимнастику и принял холодный душ.

– Спасибо, не жалуюсь. А тебя каким ветром занесло в Голливуд?

– Да так, разные дела… – Я замялся. Возникла неловкая пауза. – Так ты, значит, обручилась со стариной Эгги?

– Да. Меня, похоже, тянет к вашей семье.

– Пожалуй.

– Ты не против?

Я подумал, прежде чем ответить.

– Ну, на мой взгляд, это, пожалуй, самое лучшее, что Эгги сделал за всю свою жизнь. А вот ты… Твое будущее представляется не слишком радужным.

– Почему? Тебе не нравится Эгги?

– Я люблю его как родного брата, мы друзья с младенчества, только мне кажется, что для домашнего употребления тебе больше подошел бы кто-нибудь, кто хоть иногда бывает трезвым.

– У Эгги все в порядке.

– Это точно, – хмыкнул я. – Его-то все устраивает.

– В нем много хорошего.

– О да! И с каждой минутой все больше.

– Его главная беда – слишком много денег и свободного времени. Все, что ему нужно, это работа, и я нашла ему работу.

– И он согласился? – недоверчиво спросил я.

– Еще бы не согласился.

Я уважительно взглянул на нее.

– Энн, ты просто чудо!

– С какой это стати?

– Никому еще не удавалось запрячь Эгги.

– Ну что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз. Завтра он начнет работать.

– Здорово! Не могу не посочувствовать тому, на кого он будет работать, но все равно здорово. Все родственники так волновались…

– И неудивительно. Вот уж кто умеет заставить семью поволноваться! Иов легко отделался, что не был с ним в родстве.

Сад наполнялся гостями, и жаждущие души потянулись к нашему столу, как львы к водопою. Мы отошли в сторону.

– А ты чем занимаешься? – поинтересовался я. – Небось трудишься как пчелка?

– Ага, – кивнула она. – Какая ни есть, а работа.

– Что значит, какая ни есть? Ты как будто не слишком довольна?

– Не очень.

– А мне казалось, что тебе очень подходит заниматься рекламой.

– Чем? – подняла брови Энн.

– Эгги сказал, что ты – пресс-секретарь Эйприл Джун, – пояснил я.

– Он слегка поспешил. Я только надеюсь им стать, но пока еще ничего не решено. Вот если выгорит одно дельце…

– Какое?

– Да так, один мой план. Если получится, как задумано, она даст «добро», так и сказала. Дня через два будет ясно, а пока я то ли гувернантка, то ли нянька.

– Как? – не понял я.

– Не знаю даже, как толком объяснить, – поморщилась Энн. – Ты слышал что-нибудь о малыше Джо Кули?

– А, ребенок-кинозвезда, – кивнул я. – Эйприл Джун, кажется, говорила, что он снимался в ее последнем фильме.

– Он самый. Вот за ним я и присматриваю. Хожу следом, охраняю и все такое.

– А как же газета? Я думал, ты журналистка.

– Была до последнего времени, но наступил кризис, и из газеты меня уволили. Я было сунулась в другие, но куда там – в наше время даже внештатной работы не найдешь. Вот и пришлось браться за что попало, не помирать же с голоду. Так и оказалась нянькой при Джо.

У меня сжалось сердце. Я знал, как она любила свою работу.

– Вот ведь как… Сочувствую.

– Спасибо, Реджи, я знаю, какое у тебя доброе сердце.

– Ну, не знаю, – смутился я.

– Да-да, прямо золотое, – улыбнулась она. – Если бы не ноги…

– Черт побери! – вскинулся я. – Может, хватит твердить об этом?

– Разве я твержу?

– Еще бы! Уже второй раз выкапываешь на свет божий мои несчастные ноги! Если бы ты знала, как они меня достали в тот вечер… Я думал, они вот-вот разлетятся вдребезги. Ладно, что уж теперь… Я правда переживаю за тебя. Работенка, конечно, не сахар.

– Ну, на самом деле она не так уж плоха. Не буду строить из себя мученицу. Малыш Джо просто прелесть, он такой забавный.

– Так или иначе, это не для тебя. Я же знаю, ты любишь бывать здесь и там, высматривать, вынюхивать, искать горяченькое, или как там оно у вас называется…