Полли покачала головой.

– Нельзя.

– Полли!

– Это уже будешь не ты.

– Пол-ли!!!

– Ты не будешь счастлив, – сказала Полли, – если сделаешь что-то плохое. И я не буду. Я не думала, что она такая. Я думала, она щучка. И вот, ошиблась. Нельзя ее бросать. Это подло.

– Да, господи! Как же мы будем жить? Я нужен тебе, ты нужна мне.

– Ее бросать нельзя.

– Но, Полли…

– Одеколончик забыла, – сказала, входя, мамаша Прайс. Как и Полли, она несла чай.

– Эй, ты чего это? – заорал Сид, входя за нею.

– Одеколончик…

– Мой чай унесла!

Мамаша удивилась и посмотрела на чашку.

– Чай?

Сид очень сердился.

– Дай, господи, – благочестиво сказал он, – чтоб ты совсем не спятила. Суд на носу. Наговоришь чего-нибудь…

Мамаше показалось, что самое время открыть правду. Можно бы и повременить, но очень неприятно смотреть, как твое дитя заблуждается. Она издала странный, блеющий звук.

– Сид… Я тебе что скажу…

Именно в этот миг с улицы вошли леди Лидия, сэр Герберт и Вайолет. Сид расправил плечи.

– Хо! – заорал он. – Рыптилии. Справа налево – сэр Змий и леди Змеюка!

Баронеты обидчивы. Будь сэр Герберт женщиной, мы бы сказали, что он затрепетал. Во всяком случае, он побагровел.

– Однако! – сказал он. – Однако!

– Еще чего!

– Я не позволю!

– Дэ? А меня морочить? Хо-хо! Выкурить думали? Прям счас! Чихать я на вас хотел!

– Нет, – сказала леди Лидия.

– То есть это как?

– Дело в том, – сказал сэр Герберт, – что у меня есть бумага, подписанная миссис Прайс, где она абсолютно отказывается от своих измышлений.

Челюсть у Сида отвисла. Он посмотрел на баронета. Он посмотрел на его супругу. Он обернулся, чтобы посмотреть на мамашу, как смотрел Цезарь на Брута. Та беспокойно засопела.

– Я как раз тебе хотела сказать!

Тони вышел вперед и протянул руку. Сэр Герберт передал ему документ с той осторожностью, с какой кладут сокровище в сокровищницу.

– Возьми, Тони, – сказал он. – И храни получше.

Тони сел на ручку кресла и, хмурясь, стал читать. Мамаша вступила в беседу:

– Я думаю, я хорошо сделала.

– Да-да, – сердечно признал сэр Герберт. – Очень хорошо. Прекрасно.

– Спасибо, Сырырбырт. Так мне и барышня сказала.

– Какая барышня? – спросил Тони.

– А вот эта, миленький, – мамаша указала на Вайолет. – Я ей, значит, говорю, а она меня и похвалила.

– Естественно, – заметил сэр Герберт.

– Конечно, – подхватила леди Лидия.

– Когда это было? – спросил Тони. – Перед тем, как я пришел?

Он посмотрел на Вайолет, потом отвернулся.

Сэр Герберт тем временем сказал побежденному Сиду:

– Надеюсь, даже вам понятно, что дело автоматически проваливается?

Сид глубоко вздохнул, глядя на мамашу.

– Надо было знать! – простонал он. – Если уж она пошла в церковь…

Сэр Герберт немного смягчился.

– Поскольку вы признаете, что иск отпадает, лорд Дройтвич проявит снисходительность. Скажем, если вы хотите переехать на Бонд-стрит…

Он резко замолчал, испуганный криком жены, и тут же крикнул сам:

– Тони!

Сидя на краю раковины, Тони держал в левой руке драгоценный документ, а в правой – зажигалку. Бумага потрескивала и крошилась в пламени.

– Что ты делаешь! – крикнула Вайолет, а он ей странно улыбнулся. Пепел осыпался вниз. Тони встал и обтер пальцы.

– Тут нужна твердая рука, – сказал он.

Легкий свет, льющийся через французские окна, залил гостиную Ленгли-энда мирным пламенем. Оно играло на бокалах и серебре. Оно плясало на старых креслах. Оно омывало золотым потоком портрет Длинного Меча. Однако последнего из его потомков оно омыть не смогло, поскольку Сид, не любивший солнца, спрятался в тени, где и читал про бега в утренней газете.

Солнце не освещало его, но согревало изнутри, ибо со сцены в салоне Прайса прошло две недели, и каждый день он поздравлял себя с ее поразительным завершением. Все шло как нельзя лучше, и Сид приятно мурлыкал, читая газету.

Его отвлек звук шагов по гравию. Взглянув поверх газеты, он с удивлением увидел Тони, который должен был находиться за семьдесят миль, в Лондоне. Однако против такого гостя он ничего не имел. Сэру Герберту и леди Лидии он охотно говорил, что о них думает, не щадил и достопочтенного Чок-Маршалла, а к Тони относился неплохо. Мало того, он ему нравился, правильный человек. Поэтому Сид обратился к Тони совсем не так, как обращается хозяин к незаконному пришельцу, влезающему во французское окно.

– А, это вы, любезный Прайс?

– Доброе утро, милорд, – почтительно заметил Тони.

– Чего пришли?

– Сэр Герберт позвал, на совещание, – объяснил гость. – Мы с Полли приехали в машине.

– Как Полли?

– Очень хорошо. Через неделю поженимся.

Сид удивился.

– Эт как? А вообще, ничего девица. Поможет в салоне.

– Какая идиллия! – сказал Тони, – Муж занимается клиентом, жена – клиенткой… Но нет! Сразу после свадьбы мы едем в Кению. Займемся кофе, знаете…

Сид снова удивился.

– Э! А салон?!

– Продаю.

– Что-о?! – испугался Сид. – То есть ка-ак?

– Так. Его хочет купить некий Пупэн.

– Это салон – итальяшке?!

– Он швейцарец.

Сид стал из желтого густо-розовым. Глаза его сердито сверкнули.

– Да хоть дикарь! – еле выговорил он. – Салон продать, это ж надо… Шесть поколений, шесть поколений, и все Прайсы! А вы слыхали, что Роланд Хилл [19], этот самый, с маркой, к нам захаживал? Теккерей [20] нам должен два пенса, стриг бакенбарды. Да мы брили самого доктора Криппена! [21]

Тони пожал плечами.

– Ничего не поделаешь, – сказал он. – Мне нужны деньги. Корыстный век.

Сид, приподнявшийся было, снова сел в кресло.

– Ладно, – мрачно произнес он. – Не мое дело.

– Вот именно. Простите, мне надо посмотреть, как там Полли. Может, ее белки покусали. Передайте, пожалуйста, что я в саду.

– Кому это?

– Сэру Герберту с шайкой.

– Да? – Сид горестно фыркнул. – А чего они собираются? Какие такие совещания?

– Понятия не имею. А как он сейчас с вами, строг?

– Да ну его, гада! – с чувством сказал Сид. – Совсем довел.

– Что ж, надо человеку развлечься, – заметил Тони. – Скоро увидимся.

Он исчез в освещенном солнцем саду, а Сид вернулся к газете. Однако скачки утратили свою прелесть, и он закрыл глаза, нахмурив лоб. Сколько себя ни убеждай, сколько ни думай, тяжело, когда фамильный салон переходит в чужие руки. Он помнил этот салон столько же, сколько себя. Можно сказать, тот был для него святилищем. Как он играл там в три года!.. Какой поднялся шум, когда в шесть он разбил бутылку лосьона!.. А как он брил в первый раз! И что же? Там воцарится швейцарец. Сид не знал Омара Хайяма [22], иначе его поразили бы строки о льве и ящерице. Очень уж похоже. Казалось бы, что ему Прайсы? И все-таки…

Тяжело вздохнув, он увидел массивную фигуру Слингсби. Он не слышал, как тот вошел. К тому же, как все люди, он не любил, чтобы на него смотрели, когда он этого не знает.

– Чего надо, старый кот? – спросил он, немного багровея.

– Зашел посмотреть, свободна ли комната, – холодно ответил дворецкий.

– Да? – Сид попытался читать. С ними – только так. Облить презрением. Но тут он припомнил, что кое о чем спросить надо.

– Кто это там приехал, похож на рыбу?

Слингсби посмотрел еще холоднее, словно негодующая лягушка.

– Такое описание мне ничего не говорит, – сухо ответил он. – Недавно прибыл мистер Уэзерби, наш семейный поверенный.

– На совещание, да? Не иначе, дует мое вино! – Сид неприязненно засмеялся и сменил тему. – На скачках погорел, морда?