– Вся наша социальная система, – продолжила леди Лидия, – стоит на том, что потомок множества графов не может быть вульгарным.

Тони не уступил.

– Ну и ладно. Видит бог, мне Сид не нравится, но обманывать его нельзя.

Вайолет поджала губы. Глаза ее сверкнули тем холодным блеском, который помог ее отцу отстоять девяносто семь супов во враждебном мире.

– А без красивых слов, – спросила она, – что вы предполагаете сделать?

– Сказать Сиду правду.

– То есть?..

– Что он может жить как хочет. Что графы не всегда ездят верхом, ходят на концерты, блещут манерами.

– Другими словами, – вскипел сэр Герберт, – пустить все прахом!

– Я думаю, ты сошел с ума, – сказала леди Лидия.

Тони невесело улыбнулся.

– Наследственное, от прадедушки. Не слыхали? Безумный Прайс. Мы располагались у самого парка, нам покровительствовал клуб «Мальборо». Но прадед изобрел средство для удаления волос и разорился. Так мы оказались здесь.

– Кажется, – сказала Вайолет, – вы просили меня не острить. Нельзя ли попросить вас о том же?

Тони кивнул.

– Хорошо. Хватит комедий. Чем же мы их заменим?

– Может быть, – предположила Вайолет, – вы уделите минутку мне?

– Да, – согласился сэр Герберт. – Как быть Вайолет?

– Ради нее, – сказала леди Лидия, – ты не имеешь права жертвовать единственным шансом.

Тони помолчал, глядя на невесту.

– Поня-ятно. Значит, вы не выйдете за парикмахера?

– А вы как думаете?

– Если я скажу Сиду правду, вы меня бросите?

– Хотите свалить вину на меня?

– Нет. Я просто…

– Ах, все равно! Пускай так, брошу. Если вы такой честный, что помогаете этому субъекту занять совершенно неподходящее положение…

– Не в том дело…

– …которое не принесет ему счастья…

– …и не в этом…

– …то я за вас не выйду, – холодно закончила она. – Ясно?

– Вполне, – ответил Тони.

Сэр Герберт очень огорчился. Конечно, Дройтвичи не бедны, но Девяносто Семь Супов были бы весьма кстати.

– Послушай! – сказал он. – Зачем же так…

Мы не узнаем, какие бы доводы он привел, потому что Полли, проводив мамашу Прайс, вернулась и стояла в дверях, смущенная тем, что застала семейную сцену.

– Ой, простите! – начала она.

– Ничего, мы уже поговорили, – успокоил ее Тони. – Все в порядке?

– Да.

– С кем? – спросил сэр Герберт.

– С моей мамашей. Полли проводила ее в церковь.

– Полли? – сказала Вайолет. – Рада узнать, как вас зовут.

– Что этой женщине делать в церкви? – спросила леди Лидия.

– Мы, Прайсы, очень набожны, – ответил Тони. Вайолет по-прежнему занималась Полли.

– Насколько я понимаю, – сказала она, – вы с лордом Дройтвичем часто видитесь?

– Да.

– Как это мило!

– Герберт! – вскричала леди Лидия. – Герберт, у меня мысль! Сейчас ее нужно подстеречь! Она поддастся.

– Ты думаешь?

– Да-да. Когда она выйдет, мы…

– Молодец! Так и сделаем.

Быстро дыша, леди Лидия обернулась к Полли, надеясь на то, что победы можно достигнуть и в последний час. Леди знала таких старушек. Они особенно чутки к гласу разума, когда побывают в церкви. Значит, лови их и вей из них веревки.

– Где эта церковь?

– Первая улица налево.

– Лидия! – вскричал сэр Герберт так, словно завидел лису. – Скорей!

Жена не подкачала, словно тоже увидела лису.

– Бежим!

– А то упустим!

Они выскочили из салона, как гончие, а Тони обернулся к Вайолет.

– Не пойдете с ними?

– Хотела заглянуть в магазин. Машину пока оставлю здесь.

Подходя к дверям, она посмотрела на Полли и заметила:

– Конечно, я не знала всех привлекательных сторон этого заведения.

– О чем вы? – спросил Тони.

– О приятном обществе, – ответила Вайолет.

Уход наследницы супов, да еще сразу после отбытия супругов Бессинджер, несколько ошеломил Полли. Она села в кресло и растерянно посмотрела на Тони. Хотя бы он был устойчив в этом неверном мире, где люди кидаются прочь, словно кролики.

– Что она хотела сказать? – спросила Полли.

– Да ничего, – ответил Тони. – Так, шутит.

Он улыбался счастливой улыбкой, полагая, что все к лучшему в этом лучшем из миров. Мысль о том, что наконец-то он свободен, приводила его в восторг. Но Полли не удовлетворилась таким легкомысленным ответом.

– Мне кажется, – сказала она, – скорее ваша гостья сердится.

– Это да.

– Почему?

– А почему бы ей не сердиться?

Прозрев мужскую уклончивость, Полли подошла к сути дела.

– Она расторгла помолвку?

– Да, – с удовольствием ответил Тони. – Мы с ней не поженимся.

Сказав это, он нежно посмотрел на Полли. Скованность его исчезла, и прекрасная маникюрша оказалась лицом к лицу с решительным мужчиной.

– Слава богу, – прибавил он, – я свободен.

– Мне кажется, вы рады, – сказала Полли.

– И мне так кажется.

– Никогда не встречала светской девушки, – продолжала она, – у которой сердце – не мороженая рыба. Правда, что до внешности…

– Да, она ничего себе…

– Но так ли это важно?

– Вот именно.

Женское любопытство побудило Полли спросить:

– А почему вы решили на ней жениться?

– Так, вздумалось…

– Да-да…

Они немного помолчали. С Бромтон-роуд доносился шум машин. Лондон занимался своими делами, не ведая о том, что происходит в салоне Прайса. Полли встала и посмотрелась в зеркало. Тони взял «Тэтлер» и попытался хлопнуть пролетавшую муху. Это не удалось, и муха полетела дальше, презрительно фыркнув.

– Знаете… – сказал Тони, кладя на место «Тэтлер». Полли обернулась.

– Да?

Тони поправил галстук.

– Насчет этих помолвок…

– Да?

– Мич мне тут рассказывал…

– Мистер Мич?

– Да.

Что-то стукнуло в дверь. По-видимому, один из мальчиков, оживлявших Мотт-стрит, бросил в нее ботинок. Тони не обратил на это внимания, не обратила и Полли. Он стоял посреди комнаты, сжимая руки. Она с интересом смотрела на этикетку бальзама.

– Я думала, мистер Мич женат.

Тони покачал головой.

– Конечно, – сказал он, – у него тот унылый вид, какой бывает у женатых, но он только помолвлен.

– Вот как?

– Да. Помолвлен.

Полли поставила бутылку.

– Во второй раз, – прибавил Тони. – Это вдохновляет.

Мальчик с ботинком, или другой, что-то пронзительно заорал второму (или третьему) мальчику. Полли подождала, пока он утихнет.

– Почему вас так занимает мистер Мич? – спросила она.

– Не Мич. Только его методы.

– Что?

– Методы. Приемы.

– О?

– Очень поучительно.

– А какие они?

Последняя скованность у Тони исчезла. Он уподобился певцу, взявшему верную ноту.

– Разные. С первой барышней он был осторожен.

– Осторожен?

– Да. Говорил околичностями.

– Как это?

– Они сидели на кладбище, и он спросил, не хочет ли она, чтобы на ее могиле была его фамилия.

Полли подумала.

– Не так уж хорошо.

– С другой стороны, не так уж плохо. Сработало.

– Она хотела, чтобы на могиле?..

– Да. Не сразу, конечно, а после долгих счастливых лет.

– А вторая?

– Тут все иначе. Они пошли в кино.

– При чем тут кино?

– Это очень важно. Совсем другой метод.

Полли опять подумала.

– Он сделал ей там предложение?

– Нет, еще лучше. Он заметил, как она расчувствовалась, когда герой обнял героиню, и после фильма сам ее обнял.

– А поцеловал?

– Еще бы! Она чуть не растаяла. По крайней мере, мне так кажется. Он говорил короче – «поцеловал», и все. Но можно представить, что такое поцелуй Мича!

Мич вырос в сознании Полли; женщины любят решительных. «Ну и что, – подумала она, – если усы висят? Душа, вот в чем суть». И она сказала:

– Молодец!

– Именно, – согласился Тони. – Значит, вам больше нравится второй метод?

– Конечно.

– Вы уверены?