Я вышел ночью на Ордынку Я вышел ночью на Ордынку. Играла скрипка под сурдинку. Откуда скрипка в этот час — Далеко за полночь, далеко От запада и до востока — Откуда музыка у нас? 1960 Над Невой
Весь город в плавных разворотах, И лишь подчеркивает даль В проспектах, арках и воротах Классическая вертикаль. И все дворцы, ограды, зданья, И эти львы, и этот конь Видны, как бы для любованья Поставленные на ладонь. И плавно прилегают воды К седым гранитам городским — Большие замыслы природы К великим замыслам людским. 1961 Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал. Я любил, размышлял, воевал. Кое-где побывал, кое-что повидал, Иногда и счастливым бывал. Гнев меня обошел, миновала стрела, А от пули – два малых следа. И беда отлетала, как капля с крыла, Как вода, расступалась беда. Взял один перевал, одолею второй, Хоть тяжел мой заплечный мешок. Что же там – за горой? Что же там – под горой? От высот побелел мой висок. Сорок лет. Где-то будет последний привал? Где прервется моя колея? Сорок лет. Жизнь пошла за второй перевал. И не допита чаша сия. 1960–1961 Заболоцкий в Тарусе Мы оба сидим над Окою, Мы оба глядим на зарю. Напрасно его беспокою, Напрасно я с ним говорю! Я знаю, что он умирает, И он это чувствует сам, И память свою умеряет, Прислушиваясь к голосам, Присматриваясь, как к находке, К всему, что шумит и живет… А девочка-дочка на лодке Далеко-далеко плывет. Он смотрит умно и степенно На мерные взмахи весла… Но вдруг, словно сталь из мартена, По руслу заря потекла. Он вздрогнул… А может, не вздрогнул, А просто на миг прервалась И вдруг превратилась в тревогу Меж нами возникшая связь. Вдруг понял я тайную повесть, Сокрытую в этой судьбе, Его непомерную совесть, Его беспощадность к себе, И то, что он мучает близких, А нежность дарует стихам… На соснах, как на обелисках, Последний закат полыхал. Так вот они – наши удачи, Поэзии польза и прок!.. – А я не сторонник чудачеств, — Сказал он и спичку зажег. 1958–1961 Болдинская осень Везде холера, всюду карантины, И отпущенья вскорости не жди. А перед ним пространные картины И в скудных окнах долгие дожди. Но почему-то сны его воздушны, И словно в детстве – бормотанье, вздор. И почему-то рифмы простодушны, И мысль ему любая не в укор. Какая мудрость в каждом сочлененье Согласной с гласной! Есть ли в том корысть! И кто придумал это сочиненье! Какая это радость – перья грызть! Быть, хоть ненадолго, с собой в согласье И поражаться своему уму! Кому б прочесть – Анисье иль Настасье? Ей-богу, Пушкин, все равно кому! И зá полночь пиши, и спи за полдень, И будь счастлив, и бормочи во сне! Благодаренье Богу – ты свободен — В России, в Болдине, в карантине… 1961 Сороковые Сороковые, роковые, Военные и фронтовые, Где извещенья похоронные И перестуки эшелонные. Гудят накатанные рельсы. Просторно. Холодно. Высоко. И погорельцы, погорельцы Кочуют с запада к востоку… А это я на полустанке В своей замурзанной ушанке, Где звездочка не уставная, А вырезанная из банки. Да, это я на белом свете, Худой, веселый и задорный. И у меня табак в кисете, И у меня мундштук наборный. И я с девчонкой балагурю, И больше нужного хромаю, И пайку надвое ломаю, И все на свете понимаю. Как это было! Как совпало — Война, беда, мечта и юность! И это все в меня запало И лишь потом во мне очнулось!.. Сороковые, роковые, Свинцовые, пороховые… Война гуляет по России, А мы такие молодые! 1961 Слава богу! Слава богу! С(ергею) Б(орисовичу) Ф(огельсону) Слава богу! Слава богу! Что я знал беду и тревогу! Слава богу, слава богу — Было круто, а не отлого! Слава богу! Ведь все, что было, Все, что было, – было со мною. И война меня не убила, Не убила пулей шальною. Не по крови и не по гною Я судил о нашей эпохе. Все, что было, – было со мною, А иным доставались крохи! Я судил по людям, по душам, И по правде, и по замаху. Мы хотели, чтоб было лучше, Потому и не знали страху. Потому пробитое знамя С каждым годом для нас дороже. Хорошо, что случилось с нами, А не с теми, кто помоложе. 1961 |
