«И ведь это надо же, мало того, что на работе этажом ниже сидит, так еще и квартиру этажом ниже получила. Сверху контролирует Спинычев, снизу Цветочкина. Теперь весь отдел знает, как он, Коноплянкин, живет. Вчера шел домой, так этот Спинычев со своего шестого этажа на весь двор начал выяснять, где он, Коноплянкин, лимонов достал. Как будто об этом кричат. Эх, угораздило, — Коноплянкин тяжело вздохнул, — с сотрудниками в одном подъезде… Нет, это невозможно! Поменяюсь…».

Коноплянкин, устав от тяжелых мыслей, прикрыл глаза.

Зловеще звякнула батарея.

«Цветочкина стучит!» — мелькнула страшная мысль.

Коноплянкин взвыл. Трехлитровая кастрюля была полной. Ручейки текли по светлому паркету.

Жизнь продолжалась.

— Алло! Это Роза? Нет? А кто? Нина? Ах, это вы, Борис Петрович! Как я вас сразу не узнал? Тут не то, что вас, родную; мать скоро не узнаешь.

Что почему? Сыночек у меня такой, весь слух отшибет.

Как это как все? Это, может, ваш как все, а мой музыку сильно любит.

Конечно, неплохо, у нас теперь не квартира, а дискотека — ритмы, блики…

Что? Вы не знаете, что такое светомузыка?

Это почти как у нас на оперативке в конце месяца: начальник сборочного цеха — красный, начальник литейного — желтый, представитель поставщиков — зеленый, и все кричат — шум, грохот.

Что? На дачу советуешь почаще ездить, отдыхать? Спасибо, дорогой. Машина в ремонте, а то ездил бы.

Почему? В аварию попал вчера на перекрестке.

Все знаю, все по правилам… На зеленый ехал, на зеленый…

Только на всех четырех светофорах зеленый свет горел. Вот все и ехали, куда кому надо — кто на дачу, кто с дачи.

Не бывает?

Представь себе — было.

Почти как у нас на оперативке — литейный цех детали давал, поставщики привозили, сборочный собирал — а плана нету.

Почему?

А потому что, как на том перекрестке — все ехали, кому куда надо, и никто ничего не регулировал.

Не бывает? А вот было, было, не я один свою машину побил.

Подожди, входной звонок, дверь открою, наверно, сын с друзьями пришел.

Алло! Борис Петрович! Пока. Милиция пришла.

Не знаю зачем. Сына спрашивают. До свидания. Потом позвоню.

Заходите, товарищи, с аварией я уже в ГАИ разобрался, машина в ремонте.

Что? Включить светомузыку? Так я не умею. Сына это. Сами включите?

Ну, пожалуйста, а вы что, к сыну на дискотеку? Нет? Странно…

Ну вот, включили — завыло, замигало.

Красный, желтый — почти как на перекрестке, зеленого только нет.

Что? Не может быть, чтобы с тех светофоров снято.

Сумел-то как?

Он большой у меня — 16 лет, не понимает, что ли, что с одним зеленым на перекрестке нельзя?

Не думал об этом? А о чем думал?

Музыку он любит, очень любит.

Так точно с тех светофоров?

И что теперь?

Суд разберется?

Может, штрафом обойдемся?

8 машин попало в аварию на том перекрестке?

Мне, казалось, больше.

Ах ты сынок, меломан…

А красиво мигает: красный, желтый…

— Поднажмем, товарищи! Еще немного, еще чуть-чуть, — бодро вскрикивал румяный толстяк, намертво вцепившись в заледенелую дверь автобуса. За ним бочком пристраивалась дамочка в дубленке.

— Куда прешь! — взревел сизоносый рыбак, ему удалось зацепиться коловоротом за билетную кассу. — Автобус тебе не резиновый.

— Всем ехать надо, а по утрам всегда так, — авторитетно заявила тетка в пуховом платке, обняв гору мешков, которые она уложила на кондукторском месте.

— Уф, — шумно выдохнул толстяк, дверь за ним с натугой захлопнулась. Дамочка в дубленке тихо застонала.

— Деньги у меня из правого кармана вытащи на билет, — зарычал рыбак, носом показывая направление…

Дамочка робко зашуршала в его кармане. Толстяк радостно засмеялся.

— Проездной надо иметь, товарищи, сколько удобств-то. На рыбалку? — ему явно хотелось поговорить.

— Цирк, — объявил водитель очередную остановку.

Тетка в пуховом платке спиной выдавилась в открывшуюся дверь. Вслед за ней стали выкидывать мешки.

— Стой, стой! — надрывался рыбак. — Не все еще…

В образовавшуюся щель ужом втиснулся парнишка, залепленный снегом.

— Ну, елки, на электричку опаздываю, это 18-й?

— Да, малец, держись крепче, — толстяк нежно прижал его голову к себе где-то у пояса. Автобус тяжело тронулся.

— Чего булькаешь, пескарь, — взъярился рыбак, — это 38-й, на Шершневское катим…

— Вы ошибаетесь, — толстяк подтянулся на верхнем поручне. — Это 18-й.

На задней площадке возникла легкая паника.

— Куда все-таки едем? — пискнула дамочка, ей удалось одолеть еще одну ступеньку.

— Шестой маршрут, — загадочно улыбнулся высокий в пыжиковой шапке.

— Ты мне не шуткуй, — рыбак извернулся, отодрал одну рукавицу от коловорота и схватил высокого за воротник. — На водохранилище катим, понял?

— Понял, — высокий с достоинством высвободился, — шестой маршрут.

— Водителя спросите, водителя, — раздались обеспокоенные голоса.

— Автобус следует по 16-му маршруту, до ЧПИ, — прозвучал уверенный голос водителя.

Рыбак яростно рванул коловорот, сквозь треск билетной кассы прохрипел:

— По 38-му давай езжай, что я, зазря сел, что ли? Метель проклятая, вроде мой номер был…

— Как до ЧПИ? — толстяк негодовал. — Нам же на вокзал надо, товарищи!

— Опоздал, — парнишка тоскливо прижался к толстяку.

Возле библиотеки все стали вываливаться из автобуса, проклиная городской транспорт и погоду.

Высокий, сохраняя остатки достоинства, обернувшись, галантно подал дамочке руку. Но его джентльменство оказалось напрасным. Дамочка осталась.

— Спасибо, друг! — Рыбак всунул ему в руку ящик со снастями. — Вот влипли. Закурим?

Рыбак затянулся.

— Черт, на клев опоздал, а ведь еле влез…

— Да… — Высокий задумчиво смотрел вслед уходящему автобусу. — Спешим все… Суета. Вот и в жизни так: других не пускаешь, с трудом место добудешь, а оказывается — и не туда… — Он усмехнулся.

— Житуха, — рыбак солидно сплюнул. — Лезут, всем успеть надо.

— Успеем, — высокий нервно встряхнулся. — А ты давай, лови. Он побежал на другую сторону улицы.

В городе шел снег…

Институт кипел.

Подготовка к новогоднему вечеру была в разгаре.

Технолог Кирпичиков бегал в копировку и примерял костюм Деда Мороза. Особенно ему шла борода. Она делала его лицо умным и неприступным. На техсовете решили, что Дедом Морозом быть только ему. Кирпичиков ждал своего звездного часа.

Копировщицы шили костюм. Приход Кирпичикова был для них радостью.

Новогодние страсти бушевали на всех институтских этажах.

Русские богатыри были назначены из отдела штамповки. Это была невиданная честь. Штамповка гордилась. Назначенные богатыри строгали палки для голов. Голов надо было изготовить три — по числу богатырей. Технолог Гусев принес сыновью клюшку. Он не строгал, он был рационализатор.

Нина Андреевна отвечала за лотерею. В коридоре сотрудницы из расчетного убеждали ее отдать сковородку и бутылку шампанского до начала розыгрыша. Нина Андреевна вырывалась, она была заведующей складом и ничего не давала просто так.

Профорг Носов отвечал за банкет. Он уже собрал деньги и думал. Хотелось многого. Он думал уже третий день…

Отдел технической информации отвечал за работу новогодней почты.

Заведующая отделом Петрова раскрашивала маску вороны. «Что хочу, то и скажу», — думала она о Высотникове.

Директор сидел в своем кабинете и вспоминал то время, когда был рядовым инженером, и тот новогодний бал, на котором он взял приз за лучшее исполнение вальса.