И сейчас я сгибалась под тяжестью импортной сумочки, из которой торчала злополучная дрель. В самолете я предложила ему сверло и ручку от дрели, но он не взял, заметив, что взяток не берет и что при согласовании надо было написать протокол разногласий, и что он обязательно свое мнение у начальства выскажет.

Глубоко задумавшись, я размышляла, что же нам вдвоем с дрелью делать.

Петров ничего не предлагал.

Багаж еще не привезли.

— Выпьем кофе, — сказал Петров, и также решительно пошел назад.

В буфете я поставила свою импортную сумочку на стоявший рядом стул, вынув дрель, положила ее рядом.

Мы выпили кофе и вновь пошли за багажом. Ждали долго.

«Пассажирку Цветкову, прилетевшую рейсом 5, просят пройти в комнату милиции», — объявили по радио.

«Дрель, взятка» — пронеслось у меня в голове.

— Ну, — сказал Петров, — иди.

— Зачем? — ахнула я.

— Тебе виднее, — заметил Петров, и я уловила в его голосе скрытое торжество.

— Пойдем вместе, — попросила я. Петров скривился, но пошел.

Молодцеватый капитан стоял перед столом, на котором лежала моя сумочка и рядом дрель.

«Забыла в буфете», — сообразила я, вдруг ощутив в руках необыкновенную легкость.

— Ваша? — спросил капитан, показывая на сумочку.

Я кивнула.

— А это? — он показал на дрель.

Беспомощно оглянувшись на Петрова, я молчала.

— Не забывайте, — строго сказал капитан, протягивая мне сумочку и явно собираясь закончить процедуру.

— Наша, — вдруг страдальчески выкрикнул Петров, и я вдруг заметила, какие у него детские пухлые губы.

— Документы, — сказал капитан, — предъявите документы. Вы кто такой?

— Наша, — подтвердила я, доставая из сумочки паспорт.

Капитан просмотрел наши паспорта и пожал плечами.

— В сумке были документы, ясно чья, — гениально мыслил капитан, — ну а дрель?

В его руках дрель смотрелась.

— Моя, — уточнила я, решив спасти дареную дрель, — сотрудники мы, вместе забыли.

Капитан думал.

— Моя, — выдохнул Петров с ярым блеском в глазах, — вместе мы, вместе нам ее подарили.

Капитан, улыбнувшись, положил дрель на стол и развел руками.

Рассекая толпы пассажиров, могучий Петров шел впереди.

С облегченной импортной сумочкой, ясно сознавая, что я не артистка, я скользила за ним по фарватеру.

Друг обещал устроить мою жену в свой институт переводчиком в отдел информации. Она когда-то закончила факультет иностранных языков и знала два.

Как? Об этом уже трудно судить.

Уже четыре года она не работала. Бабушки у нас не было, в яслях Сережка беспрестанно болел, и вот мы пошли на такую жертву. Супруге с ее эмансипированными взглядами было трудно смириться с участью домохозяйки. Свое неудовольствие она высказывала мне все эти годы.

И вот, наконец, мы решили, что Сережа может пойти в садик, а она — на работу. Обещание друга пришлось как нельзя кстати. Я набрал его номер.

— Нет дома, — тоненько прозвучал голосок дочери моего друга.

Восприняв это как должное, позвонил еще.

— Уехал в командировку на две недели, — ответили мне.

Супруга продолжала укорять меня своей неудачной долей.

Позвонил другу на работу.

— На совещании, — сухо ответила трубка его голосом.

Посоветовал жене пойти поработать педагогом в школу.

С ужасом взглянув на меня, она замолчала. Через неделю набрал домашний номер друга.

— В командировке, — лаконично ответила его жена.

— Опять, — съязвил я.

— А он в командировке, как дома, а дома, как в командировке, — отпарировала она. В ее голосе мне почудилось что-то скрытое.

Вечером к нам в гости зашла студенческая однокашница моей жены. Тиская Сережку, ахала, сетовала на школьную жизнь и на трудности преподавания иностранного языка.

— Бездельники! — с чувством говорила она и с любовью рассказывала о своих сорванцах.

Жена напряженно слушала.

На другой день она впала в глубокую задумчивость. Это было непонятно и странно. Я привык отбиваться от упреков, доказывать и обещать.

— Лена, — виновато начал я, — ну вот друг приедет, и договоримся обо всем.

Жена молчала. Через несколько дней, придя вечером с работы, застал ее в необычном возбуждении. Сережка верещал, а Лена листала конспекты, бубнила по-английски, швыряла какие-то учебники.

Я молча пошел на кухню.

— Съешь что-нибудь, — разрешила она.

— В чем дело? — не выдержал я.

— Устроилась на работу, — небрежно обронила она, не удостоив меня даже взглядом.

— Куда? — застыл в дверях, вложив в свой вопрос всю доступную мне иронию.

— В школу, два пятых класса.

— Ну давай, попробуй, — злорадно усмехнулся.

Жена промолчала.

Утром повел Сережку в садик. Выходя из ворот детского сада, наткнулся на жену своего друга.

— Муж в командировке? — любезно поинтересовался я.

Она подозрительно взглянула на меня.

— Нет, дома. А у вас как дела? — она смотрела на детсад.

— Порядок, Лена работает, Сережка в садике. Привет передавай, — я побежал на остановку транспорта.

Вечером Лена вынула пачку тетрадок.

— Не мешай маме, — прикрикнул я на Сережку.

В этот момент раздался телефонный звонок.

— Привет, — услышал виноватый голос друга. — Звонил?

— Звонил, — я посмотрел на сосредоточенную Лену.

— Ну как жена? — друг чуть замялся. — Пусть заходит в институт, поговорим.

— Так не об этом звонил-то, — я выдержал небольшую паузу.

— А зачем? — друг насторожился.

— Понимаешь, неделю назад бутылку армянского коньяка выиграл на пари, — я помолчал. — Хотел тебя пригласить вместе попробовать…

Друг долго и трудно молчал.

— Жаль, — наконец выговорил он.

— Мне тоже, распили сегодня по случаю вступления Лены на трудовой путь.

Жена вопросительно подняла голову.

— Поздравляю, — хрипло выговорил друг.

— Спасибо, ну пока, звони, — я повесил трубку.

Дима окинул взглядом накрытый стол. «Моя вечно занятая жена постаралась», — хмыкнул он удовлетворенно. Проверил иллюминацию. В полумраке комнаты загадочно светились елочные гирлянды. Серебрилось в бутылке шампанское.

Дима всей грудью вдохнул тревожный запах хвои и снял телефонную трубку.

«Все-таки здорово жена придумала: никаких компаний, Борис с Леной и мы». Он зажмурился, вспомнив последний институтский бал. «Как же давно это было. Пятнадцать лет! Не верится даже… А Ленка совсем не меняется. Ездит в турпоездки по заграницам, это у нее хобби. Борис — начальник цеха. Ну как же! Он еще в институте курсовые самый первый сдавал. А тут уже четвертый НИИ меняешь: то тема не та, то начальник не тот. Зато жена довольна своей журналистикой. Не поймешь, правда, когда отдыхает. Да-а-а-а».

Дима набрал номер телефона.

— Лена, ты? Ждем. Что? Бориса нет? Ну, приходи одна. К двенадцати-то он явится.

Осторожно положил трубку, и нежная мелодия воспоминаний зазвучала в ушах. Перед ним возник их огромный институтский зал, в углу нахмуренный Борька, а он с Леной кружится в вихре вальса. Затем сияющая Ленка в отблесках бенгальских огней прижимает к груди игрушечного мишку — приз за лучший танец. Тогда им было по двадцать три — и жизнь за институтским порогом казалась блестящим фейерверком.

Неожиданно раздался звонок. Дима кинулся к двери — на пороге стояла Лена.

— Таня! Гости! — Он помог Лене снять дубленку. — Ну, мадам, ты великолепна, как всегда.

— Бориса ждать не будем, — Лена повелительно взглянула на Диму, — подойдет! Для него главное в жизни — план, никаких интересов больше.

В комнату вошла Таня.

— С Новым годом! — Лена театрально чмокнула ее в щеку. — Читаем, читаем твои статьи. По-моему, на дверях этой квартиры уже табличку можно прибивать, что здесь живет такая-то. Не жалеешь, что ушла от нас с третьего курса в университет?