— Царская «милость» не помогла «кавалеру золотого оружия», — продолжил Круглов. — Ему пришлось скромно укрыться в одном из своих тамбовских поместий. После Февральской революции Радецкий снова появился на горизонте, но ненадолго. В начале 1920 года, вместе с разгромленными частями белогвардейцев, он бежал из Одессы. С ним покинул родную землю последний отпрыск рода — трёхлетний сын Дмитрий.
— Который, повзрослев...
— И окончив несколько шпионско-диверсионных школ...
— Назвался Джеком Райтом.
— Пословица права: яблочко от яблони недалеко падает. — Круглов расстегнул ремни на портфеле и достал толстую папку. — Здесь собраны некоторые документы об отце и сыне.
— Интересно взглянуть, — потёр ладони Алексей Александрович, но его прервал телефонный звонок. — Чумак слушает, — откликнулся он. — Да... да... Отлично... Места наблюдения?.. Удобные? Хорошо... Ещё один местный поезд отправился, а он всё сидит за поленницей? Ну что ж, пусть сидит. Ни на секунду не выпускать его из поля зрения, но чтобы он ничего не заметил... Добро. Продолжайте наблюдение.
Закончив разговор, полковник отодвинул аппарат и снова заговорил с Кругловым.
— Обстановка, связанная с исчезновением Гарри Макбриттена, тебе, конечно, известна из нашего донесения.
Михаил Тимофеевич утвердительно кивнул головой.
— Нам удалось обнаружить его сообщника — некоего Павлюка, человека без определённых занятий. Однако мы не смогли сразу получить от него все необходимые сведения. На это нужно время, а его, к сожалению, у нас в обрез. Пришлось создать условия, чтобы он сам начал активно действовать.
— Понимаю.
— Он пробрался на железнодорожную станцию. Сейчас мне сообщили о том, что отправляется второй местный поезд, но Павлюк на нём не уезжает. Что-то выжидает... Сейчас было бы особенно важно узнать, насколько точны наши предположения, что за именем Гарри Макбриттена скрывается Джек Райт.
— Возможно наша папка поможет, — развязывая тесёмки, сказал Круглов. — Вот фотографии его, описание примет...
— Как там сказано про левое ухо? — осведомился Чумак.
— Сейчас посмотрим, — Круглов отыскал нужное место и прочитал: — На мочке левого уха шрам. След от пули. Смотри страницу 16.
— Страницу можно не читать, — удовлетворённо улыбнулся Алексей Александрович и вдруг воскликнул: — А это его дактилоскопическая карта?
— Его.
— Поздравляю, полковник, — Чумак крепко пожал руку Михаила Тимофеевича. — Вот это работа! Теперь я понимаю, почему он так старательно избегал возможности оставить отпечатки пальцев. Экзему выдумал!.. Сейчас всё уточним.
Он нажал кнопку электрического звонка и приказал появившемуся секретарю:
— Немедленно пригласите ко мне Кочетова и Зарубина с фотоотпечатками пальцев Гарри Макбриттена.
— Слушаюсь.
— Прямо скажу, не рассчитывал, — указывая на карту, признался Алексей Александрович.
— Радецкий, или, если угодно, Джек Райт, последнее время вёл себя очень дерзко, однако не всегда осторожно и особенно в Венгрии, — заметил Круглов. — Очевидно, он считал, что дело там верное и таиться особо не следует. Пытался даже проникнуть в места расположения наших частей, но вовремя был задержан.
В кабинет явились Зарубин и Кочетов.
Чумак тотчас представил их полковнику.
— Помогите нам, пожалуйста, установить тут одну личность, — приветливо пожимая руки офицерам, сказал Круглов.
Вооружившись лупой, Зарубин долго и внимательно сличал дактилоскопическую карту с принесёнными фотоснимками, хмыкал со свойственной ему привычкой, затем доложил:
— Отпечатки большого пальца правой руки принадлежат одному и тому же лицу.
— Есть сомнения? — поинтересовался Чумак.
— Никаких, товарищ полковник.
Алексей Александрович, лукаво прищурившись, улыбнулся Кочетову.
— Оказывается, Григорий Иванович, мы не ошиблись. Это, действительно, твой крестник.
— Джек Райт?
— Будем пока называть его так, хотя правильнее: Дмитрий Ксенофонтович Радецкий.
Изумлённый Кочетов посмотрел на обоих полковников так, словно спрашивал: не шутят ли они с ним.
— Да, да, — подтвердил Чумак. — Младший сын царского генерала, эмигрировавшего в двадцатом году за границу.
«Не подвело-таки шестое чувство», — с восхищением глядя на старого чекиста, подумал Кочетов.
А Чумак продолжал, обращаясь к Круглову:
— Я думаю, полковник, нам следует ещё раз посоветоваться, взвесить все обстоятельства предстоящей операции. Теперь мы точно знаем врага. Знаем, что в борьбе он не гнушается выбором средств.
Совещание подходило к концу, когда снова зазвонил телефон.
Кочетов поднял трубку и передал её Алексею Александровичу.
— Сейчас сюда явится Томас Купер, — кладя на место трубку, сказал Чумак и пояснил Круглову: — Это руководитель иностранной профсоюзной делегации, в состав которой входил мнимый Гарри Макбриттен.
Томас Купер вошёл, любезно поклонился офицерам и смущённо пробормотал:
— Прошу извинять меня. Два ночь Гарри нет, мы беспокоиться.
— К сожалению, мы ещё не нашли его, — развёл руками полковник.
— О! — с досадой крякнул Томас Купер. — Прошу прощать моя откровенность. Когда мы готовиться поездка СССР, наш босс много предупреждал нас опасность это путешествие. Он давал совет не ехать, сидеть дома. Я очень огорчаться пропажа Гарри Макбриттен. Злой язык будет очень плохо говорить Советский страна.
— Успокойтесь, господин Купер, ваш соотечественник будет найден.
— Надо скоро находить. Я пришёл сказать — иностранец понизил голос, — завтра все газета моя родина будет печатать — Гарри Макбриттен украсть коммунисты.
— Ах, вот что? — усмехнулся полковник. — Спасибо за предупреждение. Я не спрашиваю, откуда вам это известно. Но могу вас заверить, что такой или подобной информации ваши газеты не напечатают.
— Будет печатать! — убеждённо воскликнул Томас Купер.
— Нет, — твёрдо произнёс полковник. — Не посмеют. Через несколько часов Гарри Макбриттен будет пойман.
— Пойман? — удивился руководитель делегации. — Прошу извинять. Я плохо понимать русский язык. Гарри надо искать, а не поймать.
— Гарри Макбриттен пробрался в нашу страну, чтобы совершить преступление. Я говорю вам открыто потому, что его сообщник нами обнаружен и схвачен.
— Господин полковник, я гость ваша страна, — обиделся Томас Купер, но тут же нерешительно улыбнулся: — Вы говорите шутка, я понимать.
— Нет, господин Купер, я не шучу. Гостям, которые приезжают к нам с открытым сердцем, независимо от того, нравится им наше государственное устройство или не нравится, мы всегда рады. Пусть все смотрят и делают такие выводы, какие им подскажет их совесть. Но диверсантам, шпионам, убийцам дорога в нашу страну закрыта.
Томас Купер долго молчал, а потом заговорил несколько торжественно и приподнято:
— Когда я собирался ехать ваша страна, я давать честное слово все мой товарищ сказать только правда СССР, только то, что будет видеть мои глаз. На вся пропаганда я будет закрывать мой уши. Я смотрел завод, три завод — это не пропаганда. Я видать стадион, школа, санаторий, больница — это не пропаганда. На шестой этаж стройка я без посторонний глаз разговаривать такой, как я, каменщик. Мы вместе там клал целый ряд кирпич. Это не пропаганда. Дома я будет говорить мой товарищ всё, что видеть мой глаза. Я будет давать честный слово. Мой товарищ будет верить Томас Купер. Я хочет смотреть Гарри Макбриттен.
— К сожалению, в настоящий момент вашу просьбу я не могу удовлетворить.
— Вы мне не верить? Я — строитель! Вот мой документ, — Томас Купер протянул свои мозолистые руки. — Такой документ один день, один год делать нельзя. Такой документ Томас Купер делал тридцать пять лет. Вся жизнь я кушать мало, но кушать всегда честный хлеб. Я хочет видеть Гарри Макбриттен, когда он есть диверсант и шпион. Я должен понимать, — настойчиво продолжал он, — главный вопрос. Кто хочет война?