Саргон вяло улыбнулся, но промолчал. Саптах наседать не стал. Тем более, Хеп уже остановился возле его лавки – просторного и широкого шатра, в котором могли убраться целых четыре торговца зелени и фруктов. Под навесом виднелись ряды закрытых кувшинов, кадки и несколько крепких деревянных сундуков.

– Ну все. Приехали.

– Угум, – Саргон обернулся за тюками.

Саптах спрыгнул на землю и потянулся. Непослушный парик вновь съехал на глаза, а белый схенти едва не оголил причинное место.

– Проклятье! – ругнулся он, водружая предметы на места. – Выкину это дерьмо, будь оно проклято!

– Ты уже давно собираешься, – подначил мулат, забирая тюки. Вены на руках вздулись.

– И выкину! – уверенно бросил торговец. – Вот только побреюсь.

– Во всех местах?

– Ага-ага, шутник. Пошли, дебены ждут.

Придерживая парик, Саптах направился к хлеву за рынком. Саргон последовал за ним. Тюки были тяжелыми, но пока что их вес не давал о себе знать.

Завернув за угол, они оказались перед длинным рядом стойл. Верблюды продолжали равнодушно пожевывать сено, пить воду и чесать бока. Окинув новоприбывших надменным взглядом, они вернулись к своим более важным делам. И только Минхотеп, завидев хозяина, приветственно заурчал. Несмотря на скарб, готовый перекочевать на спину верблюда, животное радо было видеть мулата.

Как раз напротив стойла, где обустроился Минхотеп, их ждали два человека. Первый – невысокий, но крепко слаженный воин с короткими черными волосами. Из одежды на нем была лишь серая набедренная повязка. Зато на поясе сверкал небольшой бронзовый топорик. Рядом висели два мешочка, чем-то набитые под завязку.

«Наверное, наша плата серебром» – подумал Саргон, медленно приближаясь к незнакомцам.

Взгляд мулата плавно перешел на спутника человека с топориком. Судя по всему, он и был сыном знатного вельможи, который решил отправить ребенка на обучение в школу клинописи. На вид ему и вправду около десяти лет. Полностью бритая голова сверкала в лучах восходящего солнца. И только на висках оставались две пряди черных волос, заплетенных в длинные косички. Жители Та-Кемет называли это «локонами юности» – символ несовершеннолетия. Спокойный взгляд карих глаз. Волевой подбородок. Светлое юное лицо. Слегка выпирающие щеки придавали ему округлый вид. Мальчик носил плотную белую рубаху с рукавами, опоясанную у талии кожаным ремнем. Ноги были обуты в маленькие походные сандалии. Сын вельможи с нескрываемым любопытством наблюдал за ними. Как Саргон тащит тяжелые тюки, и как Саптах пытается заставить сидеть на голове ненавистный парик.

– Да благословит Ра этот день! – поприветствовал караванщик.

– Да благословит Ра, – сдержанно ответил мужчина с топориком.

– Доброго дня, – произнес мальчуган звонким голосом.

– Это тебя я должен сопроводить до Бабилима? – спросил Саргон, опуская тюки на землю.

– Все верно, – ответил за того топорник, – доставьте мальчика в школу клинописи.

Мулат развел руками:

– В Бабилиме должно быть полно таких школ. В какую именно?

– Та, что к западу от Эсагилы[4].

– Понял, – буркнул Саргон.

– Эса… чё? – встрял Саптах.

– Храм такой, – отмахнулся мулат, – долго объяснять.

– Ух, ты, – прошептал мальчишка, во все глаза рассматривая клинок с серебряной гравировкой, – можно потрогать?

– Мал еще, – сдержанно улыбнулся Саргон, – вот подрастешь…

– И ты туда же, – недовольно поджал губы он, – ото всех это слышу. «Вот подрастешь»… – мальчик вздохнул.

Саргон улыбнулся чуть шире:

– Славный малый. Как тебя зовут?

– Джехутихотеп.

– Хм. Хорошее имя для писца.

– Угу, – Джехутихотеп продолжал восхищенно коситься на меч.

– Кхм, – встрял в разговор Саптах, – простите великодушно, но, может, поговорим об оплате? Мне ведь еще лавку открывать.

– Да, конечно.

Топорник отстегнул от пояса два мешочка. Один бросил Саргону, второй – Саптхау. Последнему пришлось отпустить парик, дабы поймать заветный кошель, и он вновь съехал ему на лоб.

– Как договаривались, – кивнул воин, – двадцать пять дебенов наемнику, пятнадцать тебе. Серебром.

– Ты обещал накинуть, помнишь? – спросил Саргон у караванщика.

– Да-да, с тобой разве забудешь? – не обращая внимания на парик, торговец развязал мешочек и высыпал серебро на ладони. То засверкало в лучах восходящего солнца. Пересчитав плату, Саптах взял два дебена и протянул их Саргону. Остальное спрятал обратно в мешочек.

– Не густо, – съязвил мулат.

– Ты итак получил двадцать пять! – парировал Саптах. – Совсем меня ободрать решил?

– Ну, конечно, – буркнул Саргон, направляясь к стойлу, – я и забыл, что ты становишься хитрозадым ужом, когда дело касается платы.

– Именно! Дебенчики – это я люблю, – хихикнул Саптах, пряча мешочек в складках схенти. – Не забудь, кстати, передать мой лазурит торговцу в Хазете и стрясти с него плату.

– Я помню.

Мулат вывел Минхотепа из хлева и водрузил на горбатого один из тюков. Затем сунул туда и свой мешочек с серебром.

– Вы остановитесь в Хазете? – поинтересовался топорник.

– Проездом, – сказал мулат, поднимая второй тюк, – все равно надо будет пополнить запасы провизии.

Закончив с приготовлениями, он обернулся к Джехутихотепу:

– Давай подсажу.

Паренек воспользовался подставленными ладонями и запрыгнул верблюду на спину.

– Держись крепче.

– Ага, – Джехутихотеп с интересом рассматривал верблюда, – его можно погладить?

– Да, он не кусается.

– Только плюется, – встрял Саптах.

– Я сейчас сам в тебя плюну!

–Ха-ха!

Мальчик осторожно провел ладошкой по Минхотепу. Последний дружелюбно заурчал.

– Ну, мы поехали?

– Сколько займет путешествие? – поинтересовался топорник.

Мулат пожал плечами:

– Если без задержек, то около месяца.

– Задержек? – воин вскинул брови.

– Всякое может случиться в пути.

– Надеюсь, сын моего господина доедет до места назначения в здравии, – сурово произнес топорник, – тебе за это щедро заплатили.

– Ой, да не волнуйся, крепыш! – встрял в беседу Саптах. – Я Саргона хорошо знаю. Уж с год как мои безделушки сохраняет и никогда не подводил! Так, ведь?

– Точно, – подтвердил мулат.

«Надеюсь, и сейчас не подведу».

Воин кивнул:

– Тогда в путь, – и протянул Саргону руку. Тот с удовольствием пожал ее. Хватка топорника оказалась крепкой. – Легкого пути, господин Джехутихотеп.

Мальчик отвлекся от созерцания верблюда и перевел взгляд на своего спутника. В глазах паренька застыло выражение грусти и печали.

– И тебе, верный друг. Передайте маме и папе, что я люблю их.

– Конечно, господин.

Задержав на юнце взгляд, топорник кивнул на прощание и спешным шагом направился в сторону рынка. Его сандалии резво взбивали дорожную пыль.

– Любопытный мужичок, – произнес караванщик, глядя тому вслед.

– Да, – согласился мулат.

– Зато сразу видно – при дебенах!

Мулат хмыкнул и покачал головой:

– Кто о чем, а ты о дебенах.

– Ха! Клянусь Мином, а о чем мне еще думать? Я ж торговец!

– И то верно.

– Ну, до встречи через пару месяцев? – Саптах развел руками, приглашая обняться.

– До встречи, приятель, – улыбнулся Саргон, отвечая взаимностью.

– И не забудь про лазурит!

– О! – застонал мулат, вскакивая на верблюда. – Минхотеп, поехали скорее, иначе этот толстяк меня с ума сведет!

– Ага! Ты же меня знаешь! – хихикнул караванщик.

– Иди уже лавку открывай! – бросил мулат, трогаясь в путь.

– Счастливого пути, дружище! – крикнул на прощание Саптах и засеменил в сторону рынка. Он снова пытался удержать пресловутый парик.

– Держись крепче, – повторил мулат на ухо юному спутнику.

– Хорошо, – спокойно ответил Джехутихотеп.

Они быстро пересекли рыночную площадь и направились на север по дороге из Хут-Ка-Птах.