Он провел рукой по моим волосам.

— Давай заключим сделку. Я помогу тебе заполучить твоего мужчину, если ты поможешь мне найти моих друзей.

— Твоих друзей?

— Они были со мной на церемонии награждения в 1945 году. Что-то случилось с нами той ночью. Мне нужно знать, что, — он указывает на телефон в моем кармане. — Ты знаешь время и место. Ты могла бы рассказать мне обо всем, тогда я либо найду свое подразделение, либо выясню, что с ними случилось.

— Но ты ненастоящий.

— Возможно, ты права насчет этого, но даже так, пока я помогаю тебе преодолеть страх и привлечь внимание Грега — имеет ли это значение?

Я прикусываю нижнюю губу.

— Как ты относишься ко взлому чьего-то почтового ящика?

— На данный момент, нет ничего, чего бы я не сделал, чтобы узнать, что случилось с моими друзьями.

Глава восьмая

‡

Хью

Мюнхен, Германия

1942

Я чувствовал себя непобедимым до этой самой минуты.

Я на обочине грунтовой дороги, из моей спины хлещет кровь, я ползу к неподвижному Аллену и тому, что осталось от Билли. Джек подхватывает меня на руки, говорит, что мои раны уже затягиваются, и несет остаток пути к нашим друзьям.

За плечами пять успешных миссий, и мы становимся все более дерзкими. Программа перестала делать инъекции, когда мы начали почти мгновенно восстанавливаться. Мы все еще чувствовали боль, но не такую, как вначале.

Мне следовало быть более внимательным, когда мы пробирались через лес к пещере, где, как мы слышали, скрывался немецкий ученый со своей семьей. Мы шли пешком, были одеты так, чтобы слиться с толпой, и не ожидали встретить никакого сопротивления.

Там был брошенный грузовик, беспорядочно расставленная колючая проволока и овраги, которые мы обходили. Оглядываясь назад, я ненавижу себя за то, что пропустил, как все это направило нас прямо к заминированной области.

Мы были слишком уверены в себе. Билли заплатил за это. Он взорвался, как раздавленный арбуз. Даже мы не выживаем после чего-то подобного.

Аллен был ближе всех к Билли. От него осталось достаточно неповрежденных частей тела, чтобы он мог выжить и регенерировать, но он не дышит. Дыра в его груди настолько большая… ее могло быть достаточно, чтобы убить его.

Джек сажает меня рядом с ними. Я стою на коленях, пытаясь заставить сердце Аллена снова биться, но оно слишком повреждено.

Остальные мужчины собираются вокруг.

— Он мертв, — говорит Эдвард.

Я знаю, что он мертв, но не могу перестать пытаться.

Мертвые не исцеляются. Такова реальность, но в этом осознании не было необходимости. Мы могли бы предотвратить это. Я отклоняюсь и издаю первобытный крик.

Рэй огрызается:

— Оставь их. Мы уже выдали нашу позицию. Цель, вероятно, уходит.

Покрытый не только своей кровью, но и кровью Аллена и Билли, я поднимаюсь во весь рост. Сквозь стиснутые зубы я рычу:

— Мы никого не оставим. Это ясно?

Джек подходит и встает рядом со мной.

— Я буду нести их.

Губы Рэя скривились в усмешке.

— Делай, что хочешь, я иду за целью.

Несмотря на охватившее меня отвращение, я признаю, что это необходимо.

— Джек, отнеси их обратно. Мы отступим ближе к дороге. Все — используйте свои штыки, чтобы прощупать почву, прежде чем двигаться вперед. Вероятно, это не единственная мина.

Мы с Рэем обмениваемся взглядами в темноте. Мы с ним часто расходимся во мнениях, но, в конце концов, мы в одной команде, и я бы отдал свою жизнь, чтобы спасти его, если бы до этого дошло.

Он кивает один раз в знак согласия.

— Они воспользуются дорогой, чтобы попытаться сбежать.

— Они не уйдут, — я машу другим следовать за мной. Хотя технически на этот раз я не командир подразделения, Билли не будет отдавать приказы в ближайшее время.

Четырнадцать. Именно столько нас осталось. Из более чем пятидесяти мужчин.

Однако то, что мы делаем — важно, поэтому мы будем продолжать сражаться, пока не погибнет последний из нас. И никто от нас не скроется — ни сегодня, ни когда-либо еще.

Я останавливаюсь на полпути. Так думает каждый солдат, или я теряю человечность?

Я рад, что программа инсценировала мою смерть. Я бы не хотел, чтобы моя семья знала, каким человеком я становлюсь.

Глава девятая

‡

Мерседес

Провиденс, Род-Айленд

2024

— Итак… с чего ты хочешь начать?

Мой вопрос зажигает искру интереса в его глазах, и его взгляд опускается на мои губы. Я краснею с головы до ног и неосознанно тянусь к нему. Это не первый мой сексуальный сон, но обычно я не вижу лица мужчины, либо вижу не так детально.

Или, может быть, я не могу вспомнить их после пробуждения. Как грустно, что я, возможно, во сне испытываю что-то настолько сильное, только чтобы не унести с собой никаких воспоминаний об этом.

Он собирается поцеловать меня снова.

Первый раз меня удивил, но на этот раз я готова.

Он наклоняет голову ближе. Еще ближе. Я чувствую тепло его дыхания на своих губах. Однако что-то все еще беспокоит меня, и я выпаливаю:

— Почему ты не Грег?

Выражение его лица мрачнеет.

— Мужчина сверху?

— Да. Я имею в виду, ты секси и все такое, но мне не нравятся военные. Ты парень “немецкая овчарка”, тогда как я предпочитаю “золотистых ретриверов”. Если это мой сон, то разве ты не должен быть тем мужчиной, о котором я думала месяцами?

— Месяцы, да? — он проводит рукой по волосам и выпрямляется. — Ты думала о том, что это может быть не сон?

— Ну, есть альтернатива — в последнее время я была так одинока, что мой разум создал воображаемого друга. Я не хочу, чтобы это было правдой.

— Или я настоящий.

— Это означало бы, что я каким-то образом не заметила, как ты вошел в мою квартиру. Итак, вместо того, чтобы просто появиться, ты вошел — одетый вот так и разговаривающий, как будто ты из прошлого и путешествовал во времени или что-то в этом роде. Все это означало бы, что это ты психически неуравновешенный. Мгновенно эта ситуация превратилась бы из запутанной, но сексуальной в своего рода пугающую.

— Итак, мы придерживаемся того, что это сон?

Я медленно киваю. Он отходит, и я совершенно опустошена.

Он не кажется счастливее.

Через мгновение я решаю перестать высасывать радость из того, что могло бы стать забавным сном.

— Эй, ты знаешь, что такое телевизор?

— Да. У тебя он есть? — он оглядывает комнату, похоже, не понимая, что пятидесятидюймовый плазменный экран на стене — это и есть телек.

— Да, — я подхожу к кофейному столику и беру пульт. — Хочешь посмотреть фильм? — включаю телевизор.

Он подходит и встает рядом со мной.

— Я видел только один телевизор, и он был в магазине. Люди говорили, что в будущем у каждого будет такой.

Я сбрасываю туфли и выбираю угол дивана.

— Тогда садись, и мы посмотрим фильм.

Он опускает взгляд на свои туфли, затем на пиджак.

— Ты не возражаешь, если я устроюсь поудобнее?

— Н-нет, — выдыхаю я. — Я не возражаю.

Он наклоняется, чтобы расшнуровать ботинки, снимает их и аккуратно ставит рядом с кофейным столиком. Когда его рука тянется к узлу на галстуке, он говорит:

— Ты не против, если я кое-что сниму?

Боже мой. Боже мой. Я с трудом сглатываю.

— Да.

Он расстегивает пиджак, снимает его и кладет на спинку дивана. Я едва могу дышать. Он ослабляет галстук, затем развязывает его, прежде чем аккуратно свернуть и положить на стол. Я помню пикантную сцену, которую недавно прочитала, там был мужчина, его галстук и большое количество секса. Именно эта книга окончательно убедила меня, что я не хочу умирать девственницей. Когда его рука тянется к верхней пуговице рубашки, он останавливается и встречается со мной взглядом, как будто есть шанс, что я могу возразить.

Я киваю и даже не пытаюсь отвести взгляд.

Он расстегивает пуговицы, затем стягивает рубашку и вынимает ее из брюк, обнажая, к сожалению, еще один слой одежды: светло-коричневую хлопчатобумажную майку.