Этой ночью мне ничего не снится.

Мы просыпаемся в полной тишине. Продолжаем путь по скрипящему под ногами снегу. Второе солнце медленно поднимается на небо. Мышцы болят. Но мы не можем больше терять время.

Орфей указывает в сторону моря. На горизонте, у самой воды, снова появляются какие-то знаки. Это уже не буквы, а перевернутые цифры.

– Похоже на 271, – говорит Орфей.

– Нет, 457.

– А я увидел 124.

Эдмонд Уэллс пожимает плечами.

– Опять коллективная галлюцинация? Или северное сияние?

– Видения над морем я бы назвал миражом.

– Мираж в виде цифр? – удивляется Орфей.

– Мы приближаемся к Великому Богу, и неудивительно, что странных явлений становится все больше.

– Идемте же. Мы уже недалеко от вершины, – решительно говорит Афродита.

Мы стараемся двигаться быстрее. Я иду во главе группы, рядом с богиней любви, и вдруг обо что-то ударяюсь. Адская боль. Кажется, я сломал нос о какую-то невидимую преграду. Я пытаюсь хоть что-то рассмотреть, но ничего не вижу. Но боль, которую я испытываю, вполне реальна.

– Вершину горы окружает силовое поле, – объясняет Эдмонд Уэллс, ощупывая невидимую стену.

– Зевс предупреждал меня об этом главном препятствии, но я думал, что силовое поле исчезнет, когда Рауль пройдет здесь.

– Мы как сперматозоиды перед яйцеклеткой, пропустившие одного из нас вперед, – говорю я.

– И он закрыл за собой вход, чтобы не дать другим пройти за ним, – вздыхает Эдип.

Мы пытаемся обойти вершину.

– Смотрите-ка, вон там… – вдруг восклицает Афродита.

Мы видим на западном склоне дорогу. Она проходит под Первой горой Зевса и оканчивается золотым мостом, ведущим на Вторую гору.

– Елисейские Поля…

Мы направляемся к этой сияющей дороге. Перелезаем через перила. Дорога покрыта чем-то мягким и красным, как бархатный ковер.

Это похоже на язык.

И вот мы на Елисейских Полях. Я вижу на красном бархате чьи-то следы.

– Рауль уже прошел здесь.

Мы идем вперед, и снова перед нами вырастает препятствие. Стена, почти такая же прозрачная, как силовое поле. Она мягкая, прозрачная и очень толстая. Мы стучим в нее, пытаемся пробить твердыми предметами, но она не поддается.

Эдмонд Уэллс нащупывает более плотный участок, похожий на вертикальный желоб.

– Похоже, что здесь было порвано.

– Это след, оставшийся после Рауля. Мы опоздали, – шепчу я.

– Дальше не пройти, – говорит Орфей. – Здесь нам придется остановиться. Только Раулю удалось преодолеть это препятствие.

– Как глупо! – кричит Эдип. – Мы столько пережили…

– Мы старались как могли. Мы пытались, но потерпели поражение. Нам остается только вернуться обратно. Спуститься по Елисейским Полям.

– И что мы там будем делать? Примем участие в гражданской войне?

Я обращаюсь к Афродите:

– Ты сможешь снова запустить центрифугу? Если уж умирать, то я лучше погибну на острове Спокойствия.

Вместе с Дельфиной.

– Я не знаю, как запустить обратный процесс, – сухо отвечает богиня любви.

– Может быть, вернемся к Пану и сатирам? В конце концов, Секс и Юмор – это неплохая программа, – уныло говорит Орфей.

И тут Эдип делает нам знак замолчать.

– Я что-то слышу.

Мы смотрим вниз и видим вдали толпу, которая поднимается по Елисейским Полям. Она движется к нам. Мы видим кентавров, грифонов, сирен, которых несут в ваннах, наполненных водой.

– Арес победил Диониса, – говорит Эдмонд Уэллс. – Они прошли в ворота и теперь хотят увидеть Творца. Они будут здесь через несколько часов.

Я бросаюсь к прозрачной стене, которая преграждает нам путь, и начинаю изо всех сил бить по ней кулаками. Я разбиваю себе руки. Потом успокаиваюсь.

То, что было открыто, должно открыться еще раз.

– Наверняка есть какое-то решение, – задумчиво говорит Эдмонд Уэллс.

Афродита поворачивается ко мне:

– Ты разгадал загадку Сфинкса, значит, сумеешь придумать, как пройти за эту стену.

И тут я вспоминаю метод Дельфины.

– Дайте мне несколько минут…

Я сажусь в позу лотоса, замедляю биение сердца, освобождаю голову от мыслей. Выхожу из своего тела и взлетаю. Поднимаюсь над горой, выше, в слои атмосферы над Эдемом. Включаю рельс моего будущего, устанавливаю знамя «Здесь и Сейчас» и начинаю двигаться вперед. Я пролистываю кадры будущего в поисках самых важных мгновений. И останавливаюсь на первом.

Я возвращаюсь, зная, как поступил в «ближайшем будущем». Сравнив прозрачную стену с оболочкой яйцеклетки, я не ошибся, просто не додумал до конца. То, что мне показалось шрамом, вовсе им не было.

– Представьте себе, что эта стена живая. Ее нужно ласкать, целовать, и тогда она откроется.

– Чушь какая, – говорит Орфей.

– Ты предлагаешь нам что-то странное, – поддерживает его Афродита, – Это же просто стена.

– Ей что, по-твоему, нужны предварительные ласки? – изумляется Эдмонд Уэллс.

– Да. Я хочу, чтобы вы ее ласкали, целовали, помогли расслабиться. Эта стена живая. Всему живому необходимо чувствовать, что его любят. Стена пропустит нас, только почувствовав нашу нежность. И вообще, вы можете предложить что-то другое?…

С этими словами я указываю на толпу, поднимающуюся по Елисейским Полям.

– Нам нечего терять, – признает Эдип. – Давайте попробуем.

Наконец они соглашаются. Орфей начинает энергично облизывать стену, Афродита целует ее, Эдмонд Уэллс поглаживает.

Я ощупываю ее так, как делал «я-в-будущем». И вот мне удается просунуть внутрь палец до второй фаланги.

– Получается! Продолжайте!

Мои спутники с возросшим энтузиазмом начинают лизать, целовать и гладить стену. Даже сморкмуха принимает в этом участие.

Разъяренная толпа жителей Олимпии приближается.

Стена начинает подрагивать. Она становится более мутной, серой. Вокруг вертикальной линии проступают прожилки, похожие на мраморные.

– Давай же открывайся!

Я надавливаю на нее указательным пальцем, и он проходит сквозь нее. За пальцем и вся рука. Мы продолжаем прикладывать усилия.

Афродита прижимается к влажной стене и трется о нее. Эдмонд Уэллс ласкает стену, что-то нашептывая ей.

Стена содрогается, прожилки становятся белыми, они похожи на трещинки, которые появляются на льду перед тем, как он треснет. Я продолжаю давить, и вот уже моя рука по плечо проходит внутрь. Затем голова. Я упираюсь макушкой, лбом.

Это напоминает мне что-то, что уже случилось со мной когда-то давно.

С той стороны тепло.

Я закрываю глаза. Нос расплющивается, но тоже проходит. Рот. Я вдыхаю влажный воздух. Уши слышат новые звуки.

Я внутри широкого туннеля, такого же прозрачного и живого, как стена.

Ветра нет, и снаружи не доносится ни одного звука. Только чувство полной защищенности от того, что происходит снаружи.

То, что я когда-то пережил, только наоборот.

Я протискиваю внутрь все тело, ноги, одну за другой. Теперь я весь по ту сторону стены.

Ощущение, что я вернулся.

Здесь уютно, тихо, тепло. Под ногами что-то мягкое, пахнет молоком. Я знаками зову друзей последовать за мной.

Все четверо моих спутников, так же как и я, ласками прокладывают себе дорогу внутрь. Эдип пролезает последним. Орфей и Уэллс помогают ему. Мы успели в последний момент.

Жители Олимпии уже почти добрались до нас. Они останавливаются перед стеной, которая теряет прозрачность. Посейдон выхватывает анкх, готовясь разнести преграду молнией.

Но стена, содрогнувшись в последний раз, снова затвердевает и становится невидимой.

Разгневанные боги стреляют в стену, бьют в нее кулаками, пытаются разрушить. Кентавры, грифоны и химеры помогают им. Они что-то говорят нам, но ничего не слышно.

Эдмонд Уэллс посылает им воздушный поцелуй. Он подсказывает им решение, но они воспринимают это как оскорбление и снова яростно набрасываются на стену, осыпая нас проклятиями, которые до нас не долетают.