7. Великий момент
– Я не хочу тебя потерять! – Мата Хари сжимает мне руку. Вместе мы входим в зал, где нас ждут остальные ученики. Наша одежда в беспорядке, волосы растрепаны. Все догадываются, чем мы занимались, но никто не обращает на это внимания. Все поглощены предстоящей игрой. Чтобы скрасить время ожидания, они изучают книги, посвященные истории Земли-1, которые принесли оры.
Бруно Баллар склонился над книгой о современной истории. Ксавье Дюпюи погрузился в монографию о китайской военной стратегии. Жорж Мельес листает старинный трактат о колдовстве, Густав Эйфель – альбом по архитектуре, Жан де Лафонтен – учебник по химии, Франсуа Рабле – поваренную книгу, Тулуз-Лотрек – книгу о живописи. Рауль Разорбак читает труд о новых технологиях. Симона Синьоре сидит, закрыв глаза. Эдит Пиаф молится.
– Мы слышали трубы. Уже начинается? – спрашиваю я.
– Еще нет, – отвечает Рауль Разорбак.
Дионис объясняет, что трубы играли просто для того, чтобы проверить акустику в амфитеатре.
– Пока есть время, проверь, заряжен ли твой анкх, – советует Жорж Мельес. – Обидно будет, если он отключится посреди игры.
Я благодарю его, и замечаю, что мое оружие действительно заряжено только наполовину.
Мата Хари выполняет несколько упражнений на растяжку, похожих на гимнастику тайцзи-цюань. Когда я был смертным, то иногда видел в парках Земли-1 людей, которые делали что-то подобное. Медленные жесты помогают ей обрести равновесие, она движется, будто плывет в воздухе.
Я сажусь рядом с Симоной Синьоре и тоже закрываю глаза. Через несколько мгновений я понимаю, что для меня и моих смертных наступает время потрясений, революций, войн, кризисов, вспышек страстей, предательств.
Я сомневаюсь, что одиннадцать соперников пощадят меня. Я должен предвидеть их действия. Заставать их врасплох.
Удивлять. Вот ключевое слово.
Эдмонд Уэллс учил меня: «Выигрывает не всегда тот, кто умнее, но тот, кто может видеть на шаг вперед, тот, кто оказывается там, где его не ждут, и совершает непредсказуемые поступки».
Если события выйдут из-под контроля, я пошлю своему народу нового пророка.
Нет. Придется отказаться от этой идеи. Больше никаких чудес, никаких пророков. Это слишком простое решение для бога, который сам недостаточно верит в свои силы и в победу своего народа.
Дионис возвращается и сообщает, что нужно подождать еще десять минут, пока режиссеры не закончат подготовку к началу игры.
Режиссеры?
Вот, значит, в чем сложность последней партии. Это шоу, подготовленное режиссерами и продюсерами, как спектакль или кинофильм.
Мне страшно. Остальным тоже.
Я вспоминаю слова Зевса: «Цель любой игры – найти себя самого. Мы знаем ответ на любой вопрос, потому что уже сталкивались с чем-то подобным в прошлой жизни. Единственная проблема в том, что мы все забыли. Или же нас отвлекают чужие уловки и ложь. Но если мы вернемся к собственным истокам, если мы действительно любим себя такими, какие мы есть, а не ту личину, которую нам навязывают другие, тогда мы на верном пути и все вокруг нас происходит так, как должно быть».
Я стараюсь понять истинный смысл каждого из этих слов.
Возможно, Зевс и не верховный бог, а только восьмерка, но он дал мне ключ к пониманию многих вопросов.
Помнить, кто я есть на самом деле.
Вернуться к собственным истокам.
Он сказал:
– МИ-ХА-ЭЛЬ. В твоем имени уже заложена информация. Ты – Михаэль. На древнееврейском «Ми» означает «кто», «Ха» – «как», «Эль» – «Бог». Тот, кто как Бог.
Кто я?
Кто же я на самом деле?
Ужасные слова Маты Хари еще звучат в моих ушах: «Твой народ думает, что бог оставил их».
И это после всего, что я сделал для них в прошлом.
Я вспоминаю, что, когда был смертным, без конца обращался с просьбами, упреками, молитвами к воображаемому богу. Я не понимал, что дело не в том, «что Бог может сделать для меня», а, скорее, в том, «что я могу сделать для Бога».
Мои смертные путают храм с книгой жалоб. Они требуют здоровья, любви, богатства, славы, вечной молодости, а также призывают бесчисленные бедствия на головы своих врагов. Они постоянно недовольны. Всегда хотят больше, больше, больше… Считают себя жертвами несправедливости, и даже если ты из кожи вон вылезешь, чтобы помочь им, то в ответ услышишь новые жалобы. А если их убогие желания не выполняются сию минуту, то они тут же начинают богохульствовать.
Итак, мои люди-дельфины, о которых я столько заботился, которых без меня вообще не было бы на свете, сомневаются в моем существовании. Мой народ растворяется в других племенах, переходит в чужую веру, забывает все, чему я их учил. И все потому, что меня не было каких-то пятьсот лет.
Как быстро они забывают добро! Как хорошо помнят зло! Как они неблагодарны!
Снова появляется Дионис.
– Через пять минут начинаем. Приготовьтесь.
Мата Хари, до сих пор расхаживавшая взад и вперед, подходит ко мне и замирает в моих объятиях.
– У нас должно получиться! – шепчет она.
Рауль Разорбак странно смотрит на меня. Похоже, что, как только игра начнется, он первым делом займется мной.
– Пусть победит сильнейший! – говорит он.
– Надеюсь, это будешь не ты, – сухо отвечаю я.
Однако он прав. Все началось, когда я встретился с ним на кладбище Пер-Лашез, в Париже, на Земле-1. Если бы не Рауль, я прожил бы самую обычную жизнь. Он был моим лучшим другом, открыл передо мной удивительные горизонты, а потом разочаровал меня.
Рауль считает, что цель оправдывает средства.
Внезапно раздается мощный звук труб. Мата Хари наклоняется ко мне и тихо говорит:
– Не забывай, что ты бог.
Она прижимает меня к стене и целует. Я чувствую ее нежное дыхание.
– Эй, голубки, хватит ворковать, все готово, – усмехается Дионис. – Пора начинать.
Тяжелые двери открываются, за ними черный мраморный коридор. Я глубоко вздыхаю. Мы медленно идем вперед. Так гладиаторы шли на арену навстречу судьбе. Мне кажется, что все, что еще только должно произойти, уже где-то записано. Один из нас выживет и станет Хозяином всех миров.
В конце коридора медленно, с протяжным скрипом открываются огромные бронзовые двери. Раздается оглушительный шум. Мы осторожно выходим на арену.
Я вижу бескрайнее небо, слепящую синеву, толпу, которая стоя приветствует нас. Никогда не видел столько народу в Олимпии. Шум становится все громче.
Одни свистят, другие хлопают, третьи выкрикивают наши имена. Мне кажется, что я расслышал свое имя.
Небо становится еще светлее.
8. Энциклопедия: синий цвет
Довольно долго синий цвет недооценивали. Древние греки вообще не считали его цветом и признавали только белый, черный, желтый и красный. Существовала и еще одна проблема – красильщики тканей и художники не знали, как окрашивать полотно в синий.
В Древнем Египте считали синий цветом загробного мира. Египтяне добывали этот цвет из меди. В Древнем Риме синий считался цветом варваров; возможно, потому, что германцы красили лица серо-голубой краской, чтоб быть похожими на призраков. На латыни или греческом слово «синий» не имеет точного определения, его нередко объединяют с серым или зеленым. Само слово «bleu», означающее по-французски синий, происходит от германского «blau». Синеглазых женщин римляне считали вульгарными, а мужчин – грубыми и глупыми.
В Библии синий цвет упоминается редко, в отличие от драгоценного камня сапфира.
Синий цвет на Западе презирали вплоть до Средних веков. Красный, напротив, символизировал богатство, и чем он был интенсивнее, тем было лучше. Красными стали одежды священно служителей – кардиналов и пап. В XIII веке все изменилось: художники наконец научились получать синюю краску из лазурита, кобальта и индиго. Синий цвет становится цветом Богоматери. Ее изображают в синих одеждах потому, что Она живет на небесах, или потому, что синий считался предшественником черного, цвета траура.
Раньше небеса были черными или белыми, а теперь стали синими. Прежде зеленое море на гравюрах тоже посинело.
Синий входит в моду, становится цветом аристократии. Красильщики немедленно начинают изобретать все новые его оттенки.
Вайда красильная, растение, которое используется для изготовления синей краски, выращивают в Тоскане, Пикардии и окрестностях Тулузы. Целые провинции начинают процветать благодаря производству синего красителя.
На деньги торговцев вайдой был построен Амьенский собор, в то время как страсбургские торговцы мареной, растением, из которого добывается красная краска, все еще с трудом собирали средства на строительство собора в Страсбурге. Интересно, что на витражах эльзасских церквей дьявола изображали синим. Начинается война культур между провинциями, где любят синий цвет, и теми, где любят красный.
В эпоху протестантских реформ Кальвин провозгласил, что одни цвета «честные» – черный, коричневый, белый, синий, а другие «нечестные» – красный, оранжевый, желтый.
В 1720 году один берлинский фармацевт изо брел «прусскую лазурь», которая дала возможность разнообразить оттенки синего. С развитием мореплавания в Европу с Антильских островов и из Центральной Америки стали привозить индиго, гораздо более сильный краситель, чем все известные до сих пор.
Политика тоже не осталась в стороне. Во Франции синий становится цветом восставших республиканцев, противостоявших белым монархистам и черным католическим партиям.
Позже синие республиканцы выступали против красных социалистов и коммунистов.
В 1850 году была создана одежда, появление которой принесло синему цвету последние лавры, – джинсы, изобретенные в Сан-Франциско портным Леви Штрауссом.
Сегодня во Франции большинство опрошенных называют синий своим любимым цветом. Только в одной стране в Европе предпочитают красный – в Испании.
Пищевая промышленность – единственная область, где синий цвет не популярен. Йогурты в синих баночках продаются хуже, чем в белых или красных. И кажется, нет ни одного синего продукта, который мы употребляли бы в пищу.
Эдмонд Уэллс,
Энциклопедия относительного и абсолютного знания, том VI
