Сева обходит машину и открывает дверь возле меня.

— Идём, — кивает.

— Минуту, — осторожно перехватываю сына, — Ромка уснул.

Выбираться из машины с почти двадцатикилограммовым спящим ребёнком на руках сложновато, поэтому сначала аккуратно выставляю наружу ноги, потом придвигаюсь к краю сиденья.

— Давай мне, — говорит Сева и перехватывает Ромку.

— Спасибо, — отвечаю негромко, а у самой всё внутри в узел завязывается.

Он держит ребёнка на руках так уверенно, так надёжно, как… как настоящий его отец. Будто чувствует, что так это и есть.

А ведь так всё и могло быть, если бы не дурость моя…

Сева широким шагом с ребёнком на руках идёт к подъезду дома, а я молча семеню за ним. Ничего не говорю и ничего не спрашиваю. И даже надежду, вспыхнувшую внутри, стараюсь сдерживать и не давать ей разгореться. Чтобы потом не обжечься.

Заходим в подъезд, идём мимо консьержа и поднимаемся на лифте на четырнадцатый этаж. Лифт скоростной, но эти полминуты, пока едем, вся кожа покрывается мурашками рядом с Севой. Тону в его запахе — смеси туалетной воды и чего-то такого… знакомого… лично его. Во рту пересыхает мгновенно от волнения.

— Входи, — командует Сева, одной рукой удерживая спящего Ромку, а второй открывая дверь.

Сам он прямо с порога идёт в комнату. В спальню. Кладёт Ромку на широкую массивную кровать. Сын вздыхает, но не просыпается. Устал за сегодня, вчера днём не получилось уложить его, и ночью тоже спал как-то плохо. Теперь отсыпается.

— Одеяло есть в шкафу, — кивает на вмонтированный в стену шкаф с зеркальными дверями, а потом выходит из спальни.

Я осторожно, чтобы не разбудить, стаскиваю с Ромы кроссовки, расстёгиваю курточку. Решаю не укрывать, он ведь в одежде уличной, и так тепло ему.

Тихо выхожу из спальни и прикрываю двери. Сердце ускоряет ритм, потому что я понимаю, что сейчас мне предстоит разговор с Севой. И я очень надеюсь на его помощь.

Потому что больше не на кого…

Квартира у Севы огромная. Большая светлая гостиная с окнами до пола, судя по дверям, три спальни, прямо видна кухня. И там я вижу и самого Севу, а значит, туда и иду.

Сева стоит у кофемашины и смотрит в окно, упёршись мощными руками о столешницу. Он в рубашке, рукава закатаны и обнажают крепкие, накачанные предплечья.

Большой человек с большим сердцем. И мне остаётся лишь молиться, чтобы это сердце не захлопнулось от меня на тысячи замков.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Замираю на пороге, вцепившись пальцами в косяк двери. Молчу, потому что даже не знаю, как и с чего начать разговор.

— Он бил тебя, — утверждает, не спрашивает, всё так же глядя в окно.

— Откуда ты знаешь? — голос звучит, будто не мой. Хриплый какой-то, севший.

— В интернете прочитал, — разворачивается и смотрит, прищурившись. — Ну и ещё в некоторых источниках, не сильно открытых.

Пробил, значит. И так быстро. Сомневаться в его связях не стоит, в клубе, где он был управляющим, ещё тогда тренировались ребята из силовых структур.

— После первого же раза я ушла. Точнее, попыталась.

— Но всё оказалось не так просто?

— Угу, — опускаю глаза.

Он не произносит, но я слышу, чувствую в воздухе этот вопрос: “Ну и чего же тебе не хватало, что ты сбежала к монстру? Я бы так с тобой никогда себя не повёл”.

А может, это совсем и не его вопрос. Может, это моё нутро мне его задаёт. В тысячный раз уже…

— Ребёнка тоже бил?

— Нет, — мотаю головой. — Ему всё равно на Рому. Для Руслана он только средство наказать меня за непослушание.

— Мудила… — Сева снова отворачивается к окну и вздыхает едва заметно. Вижу, что он сдерживает эмоции, по напряжённым мышцам спины вижу, по тому, как пальцами вцепился в столешницу.

— Оставайтесь здесь. Я уеду. Вернусь к завтрашнему вечеру, — говорит ровно, будто никаких особых эмоций сейчас не испытывает, но я прекрасно вижу, что эта колоссальная работа самоконтроля. — Мне надо подумать, Лиза.

— Спасибо, — выдыхаю, ощущая, как в груди топит теплом, а на глаза вот-вот навернутся слёзы.

Больше Сева ничего не говорит, он разворачивается, указав на полку с ключами у двери, и уходит.

Сева ушёл, Рома спит, а я… чувствую себя растерянной.

Будто я не имею права здесь находиться.

Сажусь на диван и просто какое-то время смотрю в одну точку на стене. Словно в вакуум проваливаюсь.

Как перестать думать о том, что я могла быть сейчас полноправной хозяйкой в этих стенах? Любить и быть любимой женой и матерью, не беспокоиться, что кто-то отнимет у меня сына. Наверное, я бы уже и во врачебной практике продвинулась, карьеру бы строила без оглядки на то, понравится моему мужу, что я работаю, или нет. Потому что уверена, что Сева бы меня полностью поддерживал.

Но вместо этого я словно в зазеркалье собственной жизни. По ту, другую, сторону, в которой нет ярких солнечных лучей, пронизывающих пространство уютной гостиной и разноцветных детских праздников с фотозонами из шариков и многоэтажных тортов, украшенных ягодами.

Это как в сериале “Грань”, когда героиня попала в параллельную вселенную своего мира, и смогла увидеть себя, когда-то выбравшую другой вектор своей жизни. Так и я — могу лишь подглянуть, чтобы увидеть ещё более ранящий контраст.

Из этого состояния меня выводит боль в спине. Я ведь села и застыла с напряжённо выпрямленным позвоночником. Провалилась в это ощущение отчуждённости.

Встаю и пытаюсь прийти в себя, взять контроль над растрепавшимися эмоциями. Скоро проснётся Рома, и мне его нужно покормить, он ведь ел только завтрак и мороженое потом в парке.

Нужно сходить за продуктами в магазин, но его одного я оставить не могу. Решаю посмотреть, может что приготовлю из того, что есть в холодильнике, а потом схожу докуплю.

Захожу на кухню и осматриваюсь внимательнее. Нейтрального цвета мебель, стандартный набор бытовой техники, всё чисто и убрано — ничего лишнего на рабочем столе или обеденном.

Но и уюта особого нет… Ни разноцветного полотенца, ни корзинки с фруктами или вазочки с конфетами.

Возможно, тут убираются из клининга, а может, Сева и сам аккуратный. Может, он вообще и не готовит, а только заказывает уже готовую еду.

Открывая холодильник, чувствую себя… воровкой. Глупо да, ничего, думаю, страшного, если я возьму пару яиц, чтобы покормить ребёнка. Потом обязательно сходим в магазин и купим.

В холодильнике обнаруживаю стандартный набор холостяка — куриные яйца, пачка сливочного масла, бутылка молока. Ещё на полке лежит вакуумный контейнер с охлаждённым бедром индейки, а в ящике яблоки и две упаковки свежих помидоров черри. Рядом в шкафу две запечатанные коробки с овсяными хлопьями и бутылка подсолнечного масла.

Вполне себе есть из чего приготовить обед, за что я и принимаюсь. Варю овсянку, взбиваю яйца с молоком, режу помидоры и заливаю их в сковороде. Ромка любит такой омлет.

Когда всё готово, делаю себе кофе и возвращаюсь в гостиную. Здесь тоже всё красиво и стильно, но без обжитых деталей. Ни комнатных растений, ни фоторамок на полке над телевизором. Даже нет забытой чашки на журнальном столике.

А может, Сева тут и не живёт? Может, он днями в офисе и спортзале, а ночует у какой-нибудь девушки?

Эта мысль внезапно царапает, хотя я понимаю, что не имею абсолютно никакого права вообще нос совать в его личную жизнь. Но себе-то я в этих чувствах признаться могу...

— Мама, а кто этот дядя с бородой? — слышу сзади сонный голосок.

— Солнышко, ты выспался? — улыбаюсь и присаживаюсь на корточки, раскрывая руки.

Ромка идёт в объятия и умащивается на моём колене, обняв меня за шею и уткнувшись всё ещё сонным личиком в моё плечо.

— Угу, — трёт глаза.

— Пойдём умоемся и сядем обедать. Я приготовила кашу и твой любимый омлет.

— С помидорками?

— С помидорками.