Я киваю, пытаясь не показать, насколько боюсь. В голове пульсируют мысли о том, что случится, если я проиграю. Если всё это окажется правдой, если мои пациенты и коллеги настроятся против меня — моя карьера закончится. Всё, к чему я шла, исчезнет.

— Сева знает, что суд сегодня?

— Знает. Но он не придёт, Ян, — стараюсь говорить ровно. — У него сегодня важная встреча с инвесторами, он ждал её несколько месяцев. Да и…

Фразу не заканчиваю. Не хочу произносить это вслух. Но по факту — Севе всё равно. Я мать его детей, но в остальном — ему плевать.

Мы садимся. В зале тихо, слышно только шёпот. Внутри меня всё сжимается, сердце колотится так, что вот-вот выпрыгнет из груди. Я пытаюсь сосредоточиться на Яне, на его уверенности, но это сложно, когда каждый взгляд, направленный на меня, кажется полным осуждения.

Суд начинается. Первым выступает пациент, тот самый, который подал иск. Я слушаю его слова, и моё тело холодеет.

Ложь. Чистая, безмерная ложь. Он утверждает, что я допустила ошибку, что после моей операции его зрение стало только хуже. Он говорит так уверенно, так спокойно, будто сам верит в свою версию. В какой-то момент мне становится плохо, я едва могу сдержаться, чтобы не закричать.

— Это не правда, — шепчу я себе под нос, но слова заглушаются шумом в зале.

Следом выступают мои бывшие коллеги из Волгограда. Их показания звучат не лучше. Они говорят о том, что у меня якобы была усталость, что я не контролировала ситуацию. Их голоса сливаются в один монотонный поток обвинений, и я чувствую, как всё вокруг меня рушится.

Каждое их слово — нож в сердце. Люди, с которыми я работала бок о бок, теперь кидают в меня камни, подыгрывая Руслану.

Ян продолжает защищать меня с той же спокойной уверенностью, с которой он всегда работал. Он задаёт им вопросы, ставит под сомнение их показания, как настоящий профессионал, но я не могу не заметить, как они уклоняются от его вопросов, будто бы подстроились заранее.

В какой-то момент мне кажется, что я не выдержу. Моё дыхание становится прерывистым, а сердце бьётся так быстро, что я чувствую, как оно отзывается в ушах. Внизу живота становится нехорошо.

Но Ян делает своё дело. Он хладнокровен и точен, как хирург, каждый его вопрос расшатывает ложные показания, как бы уверенно они ни звучали. Постепенно я начинаю видеть, как уверенность моих бывших коллег тает под его давлением. Пациент запутывается в показаниях, забывает детали, противоречит сам себе.

— Мы закончили, — наконец говорит Ян, оборачиваясь ко мне. — Жди.

Я киваю, но внутри всё ещё тревога. Судья обдумывает дело, и время тянется бесконечно. Я не могу дышать, не могу думать. Всё это ощущается, как страшный сон.

Напряжение внутри растёт с каждой минутой ожидания.

Судья возвращается из совещательной комнаты, и я перестаю дышать.

Наконец, судья оглашает вердикт: я невиновна.

Невиновна!

И это ведь правда!

Ян улыбается, но я не могу сразу осознать, что всё это позади. Я выиграла. Мы выиграли. Слёзы подступают к глазам, я чувствую, как они катятся по щекам, и, наконец, выдыхаю.

Сам процесс разбирательства — пятно на репутации врача, но я выиграла суд! А значит, могу продолжать практику.

Янка тепло обнимает меня, а Борисов крепко жмёт руку.

— Спасибо, Ян. Ты… ты спас меня, — шепчу я, не в силах сдержать эмоции.

— Это моя работа, Лиза, — отвечает он спокойно.

Когда суд завершается, я сразу направляюсь в детский сад за Ромой. Сегодня я хочу быть с ним. Всё, что мне нужно сейчас, — это обнять сына и просто чувствовать его рядом. Мы победили, и теперь, возможно, у меня есть шанс наладить жизнь.

Внезапно я замечаю, как около меня останавливается чёрная машина. Секунда — и дверца открывается, двое мужчин в капюшонах выходят, и я не успеваю среагировать, как меня утаскивают в машину.

Внутри всё темнеет, запах кожаных сидений и грубых рук, зажимающих мне рот. Сердце бешено стучит, дыхание перехватывает. Я борюсь, пытаюсь вырваться, но сил недостаточно. Страх захватывает каждую клеточку моего тела, но я начинаю понимать — это Руслан.

Когда меня вытаскивают из машины, я вижу его. Лицо его искажено гневом, глаза сверкают ненавистью. Он почти смеётся, глядя на меня.

— Думаешь, ты победила? — рычит он. — Думаешь, я оставлю это просто так?

Он безумен. Больной. Ненормальный.

Неужели я могла поверить, что он оставит меня в покое?

От страха внутри всё сжимается. Ладони инстинктивно прикрывают самое уязвимое — живот.

Я пытаюсь что-то сказать, но он не даёт мне времени.

Удар.

Сильный, по лицу. Я падаю на землю, ощущая резкую боль в челюсти, и кровь начинает сочиться из губы. Он бьёт снова, и снова. Каждое его движение приносит больше боли, больше страха.

— Лживая сука. Думала, смогла от меня спрятаться? Думала, этот здоровяк помешает мне проучить тебя?— кричит он, и я чувствую, как кровь стекает по моей щеке. — Я тебя уничтожу!

Я пытаюсь закрыться руками, но он слишком силён. Наконец, после очередного удара, он отступает, тяжело дыша. Я лежу на земле, всё тело горит от боли. Моё зрение плывёт, но я слышу его удаляющиеся шаги и гул машины, уезжающей в ночь.

Я остаюсь одна. Одна на холодной земле, вся в крови и абсолютно без сил.

Сева

Борисов звонит мне вечером. Я только что вернулся с работы, сижу в тишине квартиры, пытаясь отвлечься от всего, что происходит.

Но все мои мысли снова возвращаются к Лизе. К её признанию.

Она беременна.

Моя злость на неё никуда не ушла, но это признание всё изменило. Я долго пытался это переварить, но чувствую, как внутри что-то начинает смягчаться.

Когда Ян говорит, что они выиграли суд, я выдыхаю.

— Сева, дело закрыто. Лиза невиновна, — его голос в трубке звучит спокойно, но я слышу в нём удовлетворение. Борисов всегда знает, как выиграть.

— Спасибо, Ян, — выдыхаю я, чувствуя, как напряжение сходит. — Значит, всё позади?

— Почти, — добавляет он. — Но это большая победа. Лизе будет легче теперь. Думаю, она заслужила немного покоя.

Я киваю, хотя он не может меня видеть.

Лиза действительно заслужила этот покой, заслужила хоть какую-то передышку. У неё был сложный период, и хотя я всё ещё зол, хотя внутри меня всё ещё кипит обида за то, что она скрывала от меня правду столько лет, я не могу игнорировать тот факт, что она беременна. И теперь это изменило всё.

Я кладу трубку и решаю сделать для неё что-то хорошее. Может, это глупо, может, слишком банально, но я хочу, чтобы этот день закончился для неё как-то по-другому. Я выхожу из дома, захожу в её любимый ресторан, заказываю на вынос то, что ей нравится: пасту с трюфелями, салат с морепродуктами. Стараюсь не думать о том, сколько раз за последние месяцы я чувствовал себя преданным. Сколько раз накатывала эта волна — каждый раз, когда мне казалось, что эта боль должна уже утихнуть.

Я просто хочу сделать что-то правильное.

Лиза заберёт Рому из сада, и они должны вернуться через час. Я раскладываю еду на столе, подготавливаю всё. Никаких слов, никаких разговоров о том, что было раньше. Просто хочу, чтобы сегодня всё было спокойно.

Но время идёт, и они не приходят. Странно. Обычно Лиза всегда забирает Рому вовремя. Я смотрю на часы, потом беру телефон, чтобы позвонить ей. Набираю номер, жду. Пару гудков — и ничего. Она не отвечает. Звоню снова — то же самое.

Сердце начинает стучать быстрее.

Может, она задержалась? Может, пробки?

Я стараюсь успокоить себя, но чувство тревоги нарастает. Чувствую, как внутри что-то сжимается.

Вдруг раздаётся звонок. Я хватаю телефон, думая, что это Лиза, но на экране высвечивается номер воспитательницы из детского сада.

— Всеволод Владимирович? — говорит она. — Простите за беспокойство, но Рому до сих пор никто не забрал. Время уже вышло, и мне нужно закрыть садик.

Я застываю, не в силах сразу ответить.