— Поеду-ка я домой, — я покачал головой, тараща слипающиеся глаза.

Раздался звонок. Я машинально поднял трубку, не глядя на время. Если звонят сюда, на руководительский номер, значит, не просто так.

— Включи радио, — сказали в динамике голосом Нестеровой. — Местную волну.

Я протянул руку к маленькому приемнику, стоящему на столе, прибавил громкости, нашел нужную частоту.

— … к другим новостям, — заговорило радио. — Новокаменский «Транзистор» встретился на поле с ярославским «Шинником». Уже в первом тайме принимающая сторона забила два гола в ворота нашей команды, итоговый счет составил 4:0 не в пользу футболистов из Новокаменска. Мэр города Дмитрий Данилович Кондратюк заявил, что поставит вопрос о расформировании команды, ставшей обременением для бюджета.

— Вот сучара! — выругался Жогин. — Нормальная команда всегда была, просто тренировки нужны мужикам и нормальная база!..

— Тихо! — прервал его я.

— Разыскивается Маслова Татьяна Анатольевна 1975 года рождения, — продолжала популярная в нашем городке ведущая. — Несколько дней назад она ушла из дома и не вернулась. На вид восемнадцать лет, длинные светлые волосы. Одета скромно, на ногах синие кеды. Особые приметы: родинка на верхней губе. Важна любая информация. Если вы знаете что-либо о ее судьбе или местонахождении, позвоните по телефонам… Или 02.

— Услышал? — спросила Нестерова, когда сообщение закончилось. — Ведущая — Дина Швец — моя однокурсница, я ее попросила…

— Спасибо, Сонь, — сказал я. — Спасибо. Хорошо бы почаще, и не только сегодня. Это реально?

— Сам понимаешь, надо бы подогреть. Эфир весь расписан, но при желании втиснуть можно.

Я даже не стал уточнять, и так все предельно ясно. Вот и деньги со сборов на дело пойдут.

— Понял. Договаривайся, скажешь потом, сколько нужно.

— Давай, пока.

Я положил трубку, посмотрел на Жогина.

— Давай-ка, Камень, домой, — сказал он, доставая ключи от «бэхи». — Если ты здесь останешься ночевать, завтра не встанешь.

Где-то в городе

— Хватит упрямиться, — спокойно, даже почти ласково повторил он. — Я же сказал, что у тебя теперь новая жизнь, не нужно цепляться за то, что было.

— Я понимаю, — ответила Таня. — Но… это не так просто.

Она сидела, сложив ноги по-турецки, на своей кровати. Проведя взаперти несколько дней, она выплакала, казалось, все слезы. И теперь ей даже стало полегче — сработали какие-то внутренние предохранители. Он ее не трогал, не делал ничего плохого. Кормил, причем довольно сытно, спускал свежее белье, влажные полотенца. Привез альбом, хорошие карандаши, краски, чтобы она могла рисовать. Подарил платье — красивое, голубое, как небо. Вот только это никак не отменяло того, что он продолжал держать ее под замком в погребе.

— Да, это непросто, — подтвердил он. — Но ты привыкнешь. Примешь свою судьбу, перестанешь сопротивляться и тогда сама увидишь, как все поменяется.

— Я хотела тебя попросить… — Таня смутилась. — Можно нормально помыться? Не влажными тряпками, а в душе, хотя бы по-быстрому… Обещаю, я не буду кричать и звать на помощь. Я не сбегу!

— Увы, ты пока не готова, — она видела, как он качает головой, глядя на нее сверху.

Казалось бы, нужно всего-то заскочить на ступеньки ведущей в погреб деревянной лестницы, перемахнуть их, схватиться за край открытого люка… Но он тогда просто мгновенно захлопнет крышку, придавит своим весом, а потом закроет ключом. Так уже было, и Таня потом корила себя за вспышку эмоций, за бессмысленную попытку сбежать.

Нет, с ним надо хитрее. Он совсем не глупый. Говорит странно, ведет себя вроде как сумасшедший, но на самом деле он очень умен и расчетлив. Иначе бы она ему не поверила, когда познакомилась на рыбалке. Да и потом, когда они встречались, говорили часами об искусстве, поэзии, мире. Обо всем! И никакого — ни малейшего! — намека на близость, никакой пошлости, грязи… Напротив, он искренне негодовал от общего падения нравов. Только любовь, говорил он, только искренняя забота — вот главное в отношениях между людьми.

Кто бы мог подумать, что такой образованный, начитанный и интересный человек окажется больным на голову ублюдком, похитившим ее и запершим здесь. Он говорил, что именно Таня — его судьба, его любовь, и он сделает все, чтобы она была счастлива. А когда она отвечала, что счастлива будет на воле, моментально превращался в нудного психопата.

Судьба, чистота… Какая чистота, если ей уже самой стыдно от запаха немытого несколько дней тела? Боже мой, а какой стыд она испытала, когда все же пришлось сходить в туалет в ведро с крышкой…

Губы Тани вновь задрожали. Но она взяла себя в руки. Нет, ему нельзя врать, он сразу это заметит. Надо говорить правду, просто каждый день по чуть-чуть делать вид, что она принимает свою судьбу. Тяжело, медленно, нехотя… Но принимает.

— Расскажи мне, пожалуйста, что там происходит? — попросила она, теребя в руках набросок обновленного логотипа для «Кибертроникс». Рисование действительно успокаивало Таню, и она даже подготовила несколько эскизов.

— Ничего хорошего, — ласково, но в то же время строго ответил ее тюремщик.

— Но… я должна понимать, что там и вправду опасно.

— И это так. В нашем районе убили молодого парня, считай вчерашнего школьника. Причем на детской площадке, представляешь, какие скоты?

— Ужас!.. — Таня воскликнула искренне, ей даже играть не пришлось.

— Да! — он усилил напор. — Бандиты опять стрелялись, как на войне. Трупы, трупы кругом… Нет, там точно опасно.

— А как же ты? Ты сам не боишься?

— Я взрослый человек, Таня, — грустно, как ей показалось, улыбнулся он. — Я много чего видел… И многое знаю. Кстати…

В этот момент раздался телефонный звонок.

— Извини, мне нужно ответить. Я вернусь к тебе чуть позже, не засыпай, пожалуйста.

С глухим стуком захлопнулась тяжелая крышка люка, и Таня снова осталась одна.

[1] Художественное училище Новокаменска названо в честь живописца Ивана Васильевича Тарханова, уроженца города Углича Ярославской губернии (1780 — 1848 гг.).

По дороге мы заехали в типографию, забрали листовки и после этого разыскали Тонну. Толстяк получил аванс, довольно промычал и сразу принялся раздавать указания «скорлупе». А я поблагодарил Жогина, попрощался и под шелест покрышек «бэхи» направился к дому. Но не к себе, а в соседний подъезд. Поднялся на нужный этаж, нашел знакомую дверь, нажал на дверной звонок. Сон как рукой сняло.

— Здравствуй, Вадим, — отец Ники открыл дверь сразу, едва глянув в глазок. — Поздновато… Что-то случилось?

— Добрый вечер! Извините за поздний визит… Можно Нику? Прогуляемся перед сном, а то из-за работы почти не видимся.

— Проходи.

Меня пустили в прихожую, отец семейства деликатно постучал в дверь девчоночьей комнаты. Выглянула Катька, самая младшая Терешенко, с подозрением уставилась на меня. Интересно, они сообщение Дины Швец по радио слышали, уже в курсе? Не разберу, звука приемника вроде бы нет…

— Нику позови, чего она там сидит… Ника! К тебе пришли.

— Привет, Вадим, — девушка попыталась быть доброжелательной, но на лице слишком хорошо отображалось смятение.

— Пойдем прогуляемся, — придется говорить с предисловиями. — Пятнадцать минут, может, чуть больше. Есть новости.

— Хорошие? — встревожилась Ника.

— Жду тебя на лестничной площадке, — уклончиво сказал я, увидев, как отец девчонок нахмурил брови. — Извините еще раз за поздний визит, до свидания!

Выходя, услышал «поссорились?» и сбивчивые ответы Ники, которые уже не стал слушать. Все личное потом, не до того сейчас, когда на кону жизнь человека. Хорошо, что в нашем доме за редкими исключениями все друг друга давно и отлично знают. И я для старших Терешенко не исключение — сын добрых соседей Каменевых. В прошлом раздолбай, но сейчас молодой бизнесмен и вообще товарищ надежный. Поэтому и Нику со мной отпускают.