— Спасибо, босс, — голос отца звучит почти смиренно.

Николай поправляет темный пиджак, и я мельком замечаю, как рубашка под ним обтягивает грудь. Еще одна коллекция татуировок исчезает в V-образном вырезе воротника.

Он выглядит как человек, с которым никто не стал бы связываться.

Может быть, он действительно сможет защитить нас.

Мне каждую ночь снится один и тот же сон. Мистер Петров не дает Светлане дать мне таблетки и выгоняет ее из комнаты.

— Я буду оберегать тебя, — его слова отдаются эхом снова и снова, даже в самом густом тумане.

Но она стоит здесь, как всегда. Пальцы вытягиваются и осторожно отводят назад идеально уложенный темный локон с плеча.

Я не колеблюсь. Их знакомая форма легко проходит внутрь.

— Сегодня вечером ты останешься ужинать в своей комнате. Мистер Петров придет, и ты больше не будешь позорить отца своим присутствием, — ее и без того вздернутый нос задирается еще выше в знак презрения.

Все, что я могу сделать, — это кивнуть. Она не хочет, чтобы я говорила, а просто согласилась.

Едва хлопает дверь, знаменуя ее уход, как я бегу в ванную. Засовывая пальцы в горло, я пытаюсь воспроизвести в памяти все отвратительные вещи, которые когда-либо видела, чтобы вызвать спазмы в желудке.

Две красные точки кружатся в воде, когда я их смываю.

Мне нужно действовать быстро.

— Все в порядке, Петр. Гнида выявлена. Чехов поручил одному из своих людей внутри устранить насекомое, — я перекатываю стакан с остатками водки по гладкой поверхности стола Иванова. — Хорошая новость в том, что если что-то из этого просочится, то это не заденет тебя, а достанется твоим родственникам по линии жены, — едкий привкус огненного напитка прокладывает сладкую дорожку, когда я проглатываю последние капли.

Его тело обмякает в кресле.

— Это было бы тоже плохо, босс. Они и так относятся ко мне с неприязнью. Брат Светланы выходит на свободу в следующем месяце. Я беспокоюсь о предстоящем буйстве в его стремлении восстановить власть их семьи, — кустистые седые брови Иванова скрывают тревогу на лице, когда он смотрит в свой бокал. Твердая линия челюсти говорит мне обо всем. За тридцать лет работы рядом с ним я научился читать его.

— Мои сыновья работают над устранением угроз по всей стране. Скоро Коскович и его семья будут слишком слабы, чтобы представлять угрозу, — я горжусь кровавой баней, которую устроили мои сыновья в каждом углу. Они свято чтят наше наследие.

Легкое волнение сводит желудок. Всего несколько месяцев, и все мои сыновья будут дома.

Иванов вздыхает и откидывается на спинку стула.

— Для меня может быть уже слишком поздно. Я глубоко завяз в их чертовой семейке, — темные глаза встречаются с моими, в них читается печаль.

— Нет, нет. Сегодня хороший день, — я хлопаю его по плечу и отхожу от стола. — Этот пожар потушен. Давай погреемся в пепле еще одного павшего труса.

— Да, босс. Спасибо за помощь и за то, что защитил меня, — его акцент усиливается по мере того, как алкоголь овладевает им. Похоже, выпивка которую он разделил со мной, была не первой.

— Спокойной ночи, друг.

Прохладный ночной воздух приятно ощущается на моем раскрасневшемся лице. Я не часто пью напиток нашей Родины, предпочитая более мягкую текстуру бурбона.

Но сегодня был вечер для праздника.

Темная кожа обнимает меня, когда расслабляюсь на водительском сиденье своего «Линкольна». Сегодня вечером в водителе не было необходимости, Иванов живет недалеко от моего поместья.

Короткий кивок охраннику у ворот, и я въезжаю на широкую подъездную дорожку, ведущую к моему огромному дому. Более двадцати тысяч квадратных футов после последней пристройки, и все же этого недостаточно для моей большой семьи.

А по обе стороны расположены пять новых фундаментов, гостевые дома для моих сыновей. Меня раздражает, что работы приостановлены, я надеялся, что это станет сюрпризом, когда они приедут этой зимой.

Безопасное место, если у них когда-нибудь появятся семьи. Уединение при длительном визите.

Я не могу дождаться, когда в зале главного дома снова зазвучит детский смех. Прошло слишком много времени с тех пор, как младший вырос и съехал.

Дверь гаража начала опускаться, загорается яркий свет.

Одной ногой ступаю на полированный бетон, когда тихий голос прерывает мои мысли.

— Мистер Петров?

Вскакивая с сиденья, распахиваю заднюю дверь и вытаскиваю маленькую темную фигурку с заднего сиденья.

Прижимаю ее к машине, одной рукой держу за горло, в то время как другой нащупываю нож, который всегда прячу за поясом.

Действие, заложенное в инстинкте, заставляет меня почти перерезать шею незваному гостю, прежде чем взгляд зеленых глаз, наполненных слезами, ловит мой.

Наталья Иванова.

— Какого черта ты делаешь в моей машине? Твой отец знает, что ты здесь? — мои пальцы разжимаются, но я все еще прижимаю ее к машине.

Ее нижняя губа дрожит.

— Вы сказали, что позаботитесь о нашей безопасности, — ее руки ложатся на мое запястье, сжимающее шею, но она не делает движения, чтобы убрать мою руку.

Я чувствую, как мои глаза сужаются, когда смотрю на нее. В последний раз, когда видел ее, я не присматривался слишком внимательно. Теперь смотрю на медный локон, падающий ей на лоб, на мягкий изгиб губ, когда она нервно их покусывает. Раскрасневшиеся щеки контрастируют с жаром, который обжигает мою ладонь.

Если бы она не была дочерью моего самого лучшего друга, я бы назвал ее красавицей.

Но сегодня я называю ее незваной гостьей.

— Ты не ответила на мой вопрос. Объясни, почему я не должен просто выбросить твой обезглавленный труп в реку за то, что ты пробралась в мою машину?

Адреналин от неожиданности превращается в гнев из-за ее обмана.

— Мистер Петров. Пожалуйста. Я умоляю вас, защитите меня!

Я чувствую, как дрожит ее подбородок под моим большим пальцем.

— Защитить от чего? Это работа твоего отца. Не моя.

Ослабив хватку, я пытаюсь вытереть тепло ее кожи о свои брюки, прежде чем убрать нож обратно в ножны.

Она не представляет угрозы. Миниатюрная девушка с испуганными глазами, скрывающаяся под темным капюшоном толстовки.

— От Коскович! — кричит она, когда я отворачиваюсь.

Эти слова заставляют меня остановиться. Даже несмотря на перемирие, это все же та семья, которая принесла столько боли и страданий моей собственной.

Я поднимаю руку, все еще стоя спиной к ней и одним пальцем приглашаю следовать за мной.

— Рассказывай.

Дверь машины захлопывается, и ее легкие шаги следуют за мной из гаража в фойе и дальше в главную кухню.

— Светлана накачивала меня наркотиками с тех пор, как вышла замуж за моего отца, — тяжесть мягкого голоса заставляет меня замереть.

Напряжение охватывает плечи, когда смотрю на нее.

— Что?

Они женаты четыре года. Она все это время была под наркотиками?

Робкий изгиб ее шеи и узкий разлет бровей подтверждают правдивость ее заявления.

— С тех пор, как мне исполнилось восемнадцать, и начала бунтовать. Она хотела, чтобы я была тихой и покорной. Пожалуйста, мистер Петров, вы единственный, кого я знаю, кто могущественнее ее. Это правда, что вы сказали? Что вы защитите меня?

Бледные пальцы касаются моего запястья, и это звучит как безмолвная мольба. Кончик большого пальца едва касается моей кожи, оставляя горячий след.

Черт.

С тяжелым вздохом я убираю руку и пытаюсь стереть разочарование с лица.

На большом столе стоит графин с бурбоном и бокал. Мой шеф-повар всегда ставит один для меня на одно и то же место. Сегодня вечером я особенно благодарен за это.

Жгучий напиток прокладывает уютный путь, смешиваясь с водкой в желудке. В груди формируется теплота, пока я обдумываю свои слова.