— Разумеется, ваше сиятельство, — немедленно расцвёл портье. — Ваш люкс ожидает вас.

Очевидно, граф откуда-то из Рейнланда котировался в Баварии не в пример ниже любого гостя герцога. Впрочем, скандалить по этому поводу не имело никакого смысла, и Бернар оставил этот момент без внимания.

— А что у вас за праздник, уважаемый? — спросил он. — мне говорили, что это какая-то важная дата дома Виттельсбахов, но конкретных деталей мне не сообщили.

— Годовщина свадьбы Брунхильды Сварливой, дочери тогдашнего герцога Теодора Виттельсбаха, — охотно поведал ему портье. — Её выдали замуж в Штирийскую марку, и герцог повелел ежегодно праздновать это событие. Вот уже лет пятьсот и празднуем. Сегодня в Штадтамхофе проходит большая ярмарка, а вечером будет народное гулянье. А в конце чучело Брунхильды в лодке пустят вниз по Дунаю. Ну то есть, как бы отправят в Штирию. Красивая церемония, очень рекомендую посмотреть.

— К сожалению, не получится, — покачал головой Бернар. — Вечером я буду на приёме в замке. А в Штирии, кстати, это событие празднуют?

— Вряд ли, — с сомнением ответил портье. — Уверен, что не празднуют.

Что наводило на некоторые мысли о характере этой самой Брунхильды. Если расставание с ней народ празднует вот уже пятьсот лет, а прибытие нет, то, возможно, прозвище ей дали не на пустом месте.

К герцогскому замку Бернар подъехал за час, как и положено по правилам этикета. Дежурный офицер у главного входа взглянул на его пригласительный билет и приветливо кивнул:

— Добро пожаловать, ваше сиятельство. Пожалуйста, не покидайте приём слишком рано — не исключено, что его высочество пожелает дать вам аудиенцию.

Бернар кивнул ему в ответ и проследовал в дверь, слегка сбитый с толку. Впрочем, после небольшого раздумья он решил, что как раз этого и следовало ожидать — очевидно же, что герцог хочет о чём-то с ним побеседовать. Какой-то иной причины для приглашения на чисто баварский праздник совершенно не просматривалось.

— Бернар Арди, бургграф Кохеме! — объявил церемониймейстер.

На Бернаре скрестилось множество любопытных взглядов — похоже, его имя в свете последних событий было достаточно на слуху у приближённых герцога Баварского. Он, в свою очередь, окинул взглядом присутствующих — в основном офицеров в мундирах, — и к своему глубокому сожалению, не заметил ни одного знакомого лица. Быть на приёме, где тебя некому представить присутствующим — это серьёзное, и довольно неприятное испытание, и Бернар про себя вздохнул.

— Граф Бернар! — вдруг услышал он и, повернувшись, увидел идущего к нему офицера в мундире оберфельдхойбтмана, лицо которого показалось ему смутно знакомым.

— Прошу прощения, — извинился Бернар. — Ваше лицо мне определённо кажется знакомым, но я совершенно не припоминаю, где мы встречались.

— Не только встречались, — засмеялся тот, — но и имели случай подраться. Я Пауль Ахамер, граф Ульма.

— Ах, это были вы! — тут же вспомнил Бернар. — Я за тот случай получил такую грандиозную выволочку от отца, что не забыл её до сих пор.

— Аналогично, — с улыбкой кивнул Пауль. — Отец тогда сказал мне, что наследнику графства даже в десять лет не подобает быть дураком. Я теперь говорю это сыну, ему сейчас как раз десять.

— Мой старше, — вернул ему улыбку Бернар, — но в десять лет я ему тоже что-то такое говорил.

— Мне кажется, каждый из нас в этом возрасте выслушивал что-то в этом роде, — усмехнулся Пауль. — Однако возвращаясь в настоящее время, полагаю, что мне стоит представить вас присутствующим. Не думаю, что у вас здесь много знакомых.

— Скорее всего, совсем никого нет, — признался Бернар. — Буду очень признателен вам, граф, если вы возьмёте на себя труд представить меня. Признаюсь, что я вообще чувствую себя здесь немного неловко. Всё-таки мы только что были врагами.

— Какими врагами, о чём вы, граф? — отмахнулся Пауль. — Никаких сражений не было, а чуть-чуть всё-таки не считается. Среди наших офицеров оборона Трира снискала вам истинное уважение, поверьте. Я вместе с офицерами штаба его высочества ездил осматривать ваши оборонительные линии и, скажу вам по секрету, мы все были рады, что до сражений дело не дошло. Мы, наверное, смогли бы взять Трир, просто за счёт численного превосходства, но нам это обошлось бы очень дорого.

— Всё же вы приписываете мне чужие заслуги, граф, — откровенно признался Бернар. — Обороняли Трир войска моего племянника, и скажу честно, они мне даже не подчинялись.

— Да, я слышал, что архиепископ оставил вас с десятком стражников, и вам пришлось просить помощи у родственников. И какое впечатление у вас сложилось об их войсках?

— Дисциплинированы, хорошо мотивированы, с серьёзным боевым опытом. Очень много техники, вплоть до сверхтяжёлых бронеходов, огромное количество разнообразной артиллерии, прекрасно поставленные воздушная разведка и корректировка. В дополнение к этому чуть ли не сотня боевых магусов. Добавьте к этому оборонительные сооружения, которые вы видели сами. Вероятно, у вас действительно получилось бы взять Трир, но это была бы чудовищная мясорубка.

— Вот и у нас сложилось такое же впечатление, — кивнул Пауль.

— Но, разумеется, это только в том случае, если бы мои сёстры не стали вмешиваться, — добавил Бернар. — Я даже близко не могу представить себе, к какому результату могло бы привести их участие.

— А они бы вмешались?

— Ни малейшего представления не имею, — честно ответил Бернар. — У высших магусов какие-то свои соображения, и они редко кого-то в них посвящают.

Пауль задумчиво покивал.

— Но даже так эта история с обороной Трира заставила нас задуматься. Штаб его высочества уделил большое внимание этому вопросу. К сожалению, о силах князя Яромира практически ничего не известно, но судя по уровню войск вашего племянника, силы эти весьма серьёзны. Вряд ли войска князя заметно уступают войскам его дворян.

«При чём здесь вообще князь Яромир?» — озадаченно подумал Бернар, но говорить ничего не стал, ограничившись согласным кивком.

— Но пойдёмте же, граф, я представлю вас своим друзьям.

Друзья графа Пауля, которые в большинстве своём были штаб-офицерами, приняли Бернара весьма дружелюбно, да и сам он, после многих лет службы, чувствовал себя среди военных достаточно комфортно. Словом, этот час, отведённый этикетом на лёгкие закуски и общение, прошёл вполне приятно.

Наконец, ударил колокол, огромные двустворчатые двери в обеденный зал медленно открылись, и вся порядком уже проголодавшаяся толпа потекла к праздничному столу. Бернар опасался, что его посадят внизу стола с младшими офицерами, но с удовлетворением обнаружил карточку со своим именем не так уж далеко от возвышения со столом герцога — может быть, немного ниже, чем он мог бы рассчитывать, будь он баварским графом, но всё же достаточно высоко, чтобы это не выглядело унижением.

Наконец, все расселись, и шум затих. Напряжённое ожидание длилось недолго; церемониймейстер объявил: «Его высочество принц Оттон Двенадцатый, герцог Баварский». Из боковой двери вышел герцог, одетый в мундир генерал-хойбтмана, и быстрым шагом подошёл к столу. Все немедленно встали, и Бернар, естественно, тоже.

— Господа! — обратился к присутствующим герцог, взяв в руку бокал. — Сегодня мы с вами в пятьсот двадцать седьмой раз прощаемся с нашим сокровищем, нашей милой Брунхильдой, — послышались смешки, и герцог тоже улыбнулся. — Но в этот грустный праздник вспомним, что у нас есть поводы и для радости, а не только для печали. Господа! — воскликнул он, подняв бокал. — За Брунхильду!

— Хох! — рявкнули офицеры.

— За Ландсгут!

— Хох!

— За Баварию!

— Хох! — с каждым разом кричали всё громче и громче.

— Так выпьем же, господа! — и герцог молодецки опрокинул в себя бокал.

Торжественный обед начался и быстро покатился по тому пути, по которому обычно и проходят все офицерские обеды. Постепенно гости становились более раскрепощёнными, а голоса звучали всё громче. Бернар сидел в одиночестве с бокалом рислинга в руке, медленно потягивая вино и с интересом наблюдая за окружающими, некоторые из которых к этому времени уже изрядно раскрепостились. В один прекрасный момент, бросив взгляд на подиум, Бернар обнаружил, что герцог куда-то исчез. Почти сразу рядом с ним остановился лакей.