— Даже так? — удивлённо присвистнул профессор.
Дверь в детскую распахнулась, и в неё без стука вошел барон Архаров.
— Зина, я занят. Если ты хотя бы ещё раз мне позвонишь… — прорычал барон и заметил профессора. — О! Ипполит Тимурыч, вижу, и вас моя жена отвлекла от важных дел, — улыбнулся Архаров и, подойдя ближе, пожал руку кучерявому очкарику.
— Да что вы, Константин Игоревич, какие у меня могут быть дела? Я ведь всего лишь тружусь в лаборатории по исследованию человеческого потенциала. Ничего серьёзного, — язвительно ответил очкарик, после чего барон и профессор припечатали Зинаиду укоризненными взглядами.
— Ой, подумаешь. Отвлекла профессора на жалкие пару часов. Ничего ужасного не произошло, — закатила глазки Зинаида Парфирьевна.
— Ещё раз подобное повторится, и тебе не понравятся последствия, — пригрозил барон. — Не смей отвлекать моих людей от работы.
— Как скажешь, милый, — равнодушно ответила Зинаида и посмотрела на свои ногти. — Вообще-то у профессора для тебя радостные вести. Правда, Ипполит Матвеевич?
— Тимурович, — поправил её профессор и перевёл взгляд на Архарова. — Но в целом ваша жена права. Этот мальчик обладает занятным даром. Анимагией.
— Антимагией? — поразилась Зинаида Парфирьевна, уже представляя, как её сын поставит всю планету на колени.
— Нет. Ани-магией, — раздельно произнёс Ипполит Тимурович. — Это дар, позволяющий контролировать животных.
— Приручитель? — презрительно фыркнула Зинаида и посмотрела на сына, как на пустое место.
— Так и есть. Но это не всё, на что он способен. Мальчик сможет в некоторой степени изменять своё тело, придавая ему форму животного. К примеру, сможет изменить спину и плечевой пояс, придав им медвежью силу. Или трансформировать руки в крылья. Это очень многогранный дар, и всё будет зависеть от того, как мальчик сумеет им воспользоваться.
— Вообще-то мальчика зовут Константин, — возмутилась Зинаида, явно недовольная услышанным.
Она надеялась, что сын будет магом смерти или ещё кем-то могущественным. Но это… Он что, принцесса из мультиков? Будет приручать птичек и петь с ними песни? А Константином она назвала сына в честь мужа. Надеялась, что барон посмотрит на отпрыска и почувствует, что они родственные души или что-то в этом роде. Но судя по лицу Архарова, ничего такого он не испытал.
— Дрался я как-то с подобным оборотнем, — усмехнулся Архаров и закатал рукав, демонстрируя предплечье. — Перекусил мне кости, рука висела на одних жилах. Впрочем, это мне не помешало свернуть ему шею.
— Да, помню я, как мы вам руку восстанавливали. Я был уверен, что придётся ампутировать, — улыбнулся профессор и поправил очки.
— Хорошие были времена. — Архаров положил профессору руку на плечо, чем заставил Зинаиду ещё больше нервничать.
Она почувствовала себя здесь лишней. Как будто собственная/молодая жена была Архарову не так близка, как какой-то яйцеголовый из Л. И. Ч.
— Кстати, об оборотнях. У этого малыша довольно высокий потенциал роста. Не удивлюсь, если он сможет контролировать не только обычных животных, но и разломных тварей, — добавил профессор.
— Ого. А вот это уже интересно. Видать, и из моей жены изредка выходит что-то толковое, а не только склоки и самомнение, — издевательским тоном сказал Архаров, желая сбить спесь с женушки.
Зинаида Парфирьевна была вне себя от ярости. Будь у неё сейчас нож, она бы с радостью всадила его в глаз одному из этих напыщенных идиотов. И плевать, кому. Хотя нет, профессора она всё же ненавидела больше. Тем не менее, проглотив гордость, она подошла к Архарову и обняла его, мелодично промурлыкав:
— Константин, ты рад, что у тебя родился такой сильный сын?
На лице Архарова не дрогнул ни единый мускул. Хмыкнув, он сказал:
— Посмотрим. Если этот щенок сможет составить конкуренцию Михаилу, то я подумаю о том, чтобы сделать его новым главой рода. А если нет… — Архаров посмотрел жене в глаза так, что та побледнела, поняв, насколько она близка к изгнанию. — Ипполит Тимурыч, рад был повидаться. Возвращайтесь к работе и если хоть кто-то посмеет вас отвлечь, тут же звоните мне. Я разберусь.
Архаров отстранил жену, пожал руку профессору и, проводив его из комнаты, вышел следом, закрыв за собой дверь.
— Проклятье, — прошипела Зинаида Парфирьевна, вцепившись в бортик детской кроватки так, что костяшки побелели. — Что ещё за Михаил? Я найду этого выродка и собственноручно перережу ему глотку. — В эту секунду младенец начал рыдать, и мать, устало вздохнув, взяла его на руки и сказала. — Закрой свой рот, Костик. Тебя ждут суровые тренировки, и начнём мы их как можно раньше.
Несмотря на эмоции, бурлящие внутри, Зинаида приложила младенца к груди и тот затих, тихонько чавкая.
* * *
Перебежав на противоположную сторону улицы, я тут же рухнул на землю и затаился. В глубине воронки от снарядов разлом охраняли крысы. Навскидку их было не меньше десятка. Грызуны скрывались в белёсых клубах разломного тумана, из-за чего Мимо их и не заметил. Сейчас же звериное чутьё просто орало, требуя, чтобы я убирался отсюда к чёртовой матери.
Такое ощущение, что волосы встали дыбом не только на руках, но и на голове. Всё моё естество говорило о том, что не следует соваться в разлом. А вот мой жизненный опыт говорил об обратном. Опасность дарует великую награду. Хотя порой этой наградой оказывается смерть. Ну, тут уж ничего не поделать. Как сказал классик, «Лучше ужасный конец, чем ужас без конца». Нечего трусить.
Я откатился вбок и спрятался среди обломков здания, затаив дыхание. Послышался тоненький писк. Зараза. Неужели меня заметили? Тут же потянулся к мане и призвал Мимо, он как раз был в моём обличье. Мимик встал в полный рост и бросился в глубь села, размахивая руками.
— Помойные-е-е кры-ы-ы… — орал он по пути. Но договорить не успел.
Через десять секунд крысы покинули своё укрытие на кладбище и, догнав мимика, стали рвать его на части. В очередной раз я порадовался, что мой друг не чувствует боли и, не теряя времени, рванул к белёсой дымке. Ноги заскользили по земле воронки, оставшейся от взрыва и я на полном ходу влетел в разлом.
Громкий хлопок ударил по ушам, и я очутился в кромешной темноте. Выставив перед собою нож, я принюхался. Воняет плесенью и разложением. Такое ощущение, как будто попал на скотобойню. Влил в глаза немного маны, ускорив их адаптацию к темноте и спустя пару секунд смог понять, где я оказался.
Это была пещера. Два метра в ширину и порядка полутора в высоту. На стенах росли люминесцентные грибы, от которых исходило тусклое зеленоватое свечение. Тишина такая, будто находишься на кладбище ночью. Ха-ха. А ведь разлом и правда стоит на кладбище. Что? Откуда я знаю, каково на кладбище ночью? Не спрашивайте. В прошлой жизни мне приходилось бывать и не в таких местах.
Тишину нарушали лишь тихие звуки капающей воды. В пещере было довольно влажно и прохладно. Изо рта вырывались облачка пара, а по коже побежали мурашки. Я сделал аккуратный шаг — и едва не рухнул. Кроссовки заскользили по каменной поверхности, и я лишь чудом сумел устоять на ногах. Это плохо. Очень плохо. Сражаться в такой обуви сложно. Впрочем, босиком ещё хуже.
И что делать? Возвращаться назад? Мне показалось, что позади слышится шорох. Резко развернувшись, я наотмашь ударил ножом и рассёк облако белёсого тумана. Никого. Видимо, разум решил подшутить надо мной и подкинул слуховую галлюцинацию.
Присев на корточки, я заметил грязно-чёрную полосу, тянущуюся в глубь пещеры. Это кровь? Я протянул руку, чтобы прикоснуться к полосе и услышал вопросительное «Пи-пи-пи?». В десяти метрах впереди показалась крысиная морда, выглядывающая из-за угла. Если бы не её писк и глаза, горящие алым, я бы её даже не заметил. Принюхавшись, она издала пронзительный визг и рванула ко мне.
— А вот это плохо. Очень плохо, — проговорил я, видя, как крыса бежит по левой стене, отталкивается и перепрыгивает на противоположную.