– Дед, ты брал кефир? – крикнул он тревожно в коридор.

– Дед гулять ушёл, за ним бабка какая-то зашла, наверное, он решил за ней так поухаживать и предложить хлебнуть кефирчика, – поржала из соседней комнаты маман.

Объяснение было похоже на правду, потому что дед и кефир никогда до того замечены вместе не были, и потому что дед и вправду периодически таскал «подружкам», как он их называл, какие-то «гостинцы», как он их называл, которые представляли собой набор продуктов для завтрака: сыр, колбаса, хлеб, теперь вот кефир.

– Дед, ну что ты позоришься, хоть бы конфет или печенья взял, – говорила мама, но дед был стоек.

– Нечего старым грымзам зубы портить, – но это он говорил, конечно же, любя.

Павлуше нечем было запить такое удивление, пришлось шевелиться и заваривать чай. В голове сразу всплыла фотография из Интернета с подписью: «Совпадение? Не думаю». Павлуша всегда путался, как они там называются правильно: мемы, лолы, демотиваторы? Старомодная душа его с трудом осваивала новый жаргон, да ещё и загранинщину. И это в свои двадцатые! Даже дед его имел смартфон и с детским азартом разбирался в приложениях. А вот у Павлуши детского азарта не было.

Он перепугался и решил вовсе не бриться. Но бритвой всё-таки порезался. Искал ножницы в маминой косметичке – настоящему русскому мужику не положено иметь свои – а там как раз лежал новый станок без защитного футляра. Настоящей русской женщине не нужна защита ни в какой форме, и это проявляется в пустяшных бытовых мелочах.

К метро он шёл с тревогой, но даже улыбнулся, когда действительно встретил Людку, бывшую одноклассницу. Он не стал спрашивать, на каком именно другом конце города она живёт. Он отдался фату полностью, не вникая в детали, пытаясь отойти от него на приличное расстояние и осмыслить происходящее. «Лицом к лицу лица не увидать».

К метро он шёл, чтобы поехать на собеседование, но станцию свою проехал с мыслью: «Да какое там собеседование, смеётесь что ли? Тоже мне, нашли дурака. Теперь мне можно самому круглые сутки проводить собеседования, заваливать ноги на стол и нажимать кнопочку только для того, чтобы симпатичная попка приносила свежесваренный кофе, или нет, не буду банальным, прозрачный стакан со свежайшим кефиром. Только что из-под коровы, или как он там делается. Будет у меня такая фишка: «Вы слышали про Павлушу? А, да, это же тот большой босс, который любит кефир». Так-то. Деда возьму по связям с общественностью и буду снимать на всякую рекламу, а мама станет бухгалтером, заведовать денежкой. Ну и что, что она переводчик, мечта-то моя, как хочу, так и будет».

Он начал делать то, что раньше так плохо у него получалось. Не подумайте ничего неприличного. Павлуша начал детально представлять, кем мог бы стать, обладай ответами на все вопросы. А поскольку сел он на кольцевую, так без остановки и катился, пока не очухался. И даже удивительно стало, почему он сидит в вагоне метро, а не в роскошной спальне собственного особняка?

Сквозь туман пока ещё неподобающей реальности он добрался до дома. Сначала фантазировать конкретно было сложно. На ум шли пошлые образы сытого довольства: частные самолёты, президентские номера отелей, личный водитель и шампанское за тысячи долларов. Да и сценка та самая, с секретаршей, была чужая, где-то когда-то подсмотренная.

Но потом дело пошло.

Особенно после того, как он определил для каждого из близких места в его империи. А вот себе места найти не удавалось. Да и вертелся вопрос: а чем, собственно, заниматься-то они там будут? Варить колбасы? Строить дороги? Изобретать лекарство от рака? Он подумал: «Выбрать трудно, но как-нибудь само придёт. В конце концов, если подчиняешься предсказаниям Лица из видений, то вполне можно и на интуицию положиться. Пусть нутро подскажет, в чем процветать, какая отрасль человечества загибается под гнетом присутствия моего отсутствия».

Он шёл домой от метро и по-новому смотрел на привычный мир дворов и улиц. Он думал о том, что всё, что его окружает, создали люди, просто потому что захотели. Каждую железяку от забора, каждый провод электросети, каждую вывеску магазина кто-то продумал, кто-то сделал, кто-то одобрил. Он по-новому смотрел и на людей: каждый из них пришёл, чтобы созидать, любить, надо только найти и совладать со своей страстью.

«Почему же я ничего не чувствую? Не имею даже понятия, в каком направлении двигаться? Кто-то любит запах досок и счастлив иметь возможность каждый день проводить по бревну заскорузлой ладонью, кто-то любит общаться и изучать других людей, кому-то, прости господи, интересно ковыряться в чужих гениталиях. Вот человек, он знает, что любит делать какую-то вещь и каждый день её делает, получает деньги, да ещё и польза людям, а все хотят быть нужными. Но что люблю делать я?»

Всё вокруг ему казалось правильным и слаженным, но таким недружелюбным, потому что сам Павлуша был как лишняя деталька в совершенном организме, как мечевой отросток или аппендицит. С другой стороны, поговаривают, что не бывает ничего лишнего, и, если человек просто-напросто не может догадаться, зачем же оно тут, совсем не значит, что от оного стоит избавиться.

А к вечеру, когда он почистил зубы и невероятное волнение от предстоящей встречи с Лицом не давало уснуть, ему вдруг стало жарко и жутко до тошноты. Он снял пижамную кофту, вернулся в ванную и неистово блевал несколько часов.

Его сводило судорогами, но он не мог остановиться. Из него лилась желчь, потому что он уже полностью опорожнился, но рвота не прекращалась. Ведь тошнило его не от несвежей косточки арбуза, а от ужаса.

Пустой и обессиленный, с горьким вкусом во рту, он вернулся в постель, напрочь позабыв все насущные вопросы, которые ему было необходимо задать лицу, коль скоро оно знало всё на свете и могло предсказывать судьбу.

Физическая мука была вызвана пробежавшей мыслишкой где-то между вечеринкой на яхте и конной прогулкой по собственным угодьям: «Я сумасшедший».

Перебирая такой богатый на события день в его голове и такой бедный – в реальности, он чётко понял, что ненормален. Да, конечно, сумасшедшие сами не знают, что они сумасшедшие. Но вдруг все, да не все. Мысль как буравчик вошла в его тело через маковку аж до самого желудка. Он блевал и плакал от боли и обиды.

Сегодня он побывал в раю и аду. Слишком много для одного дня.

Если бы он работал, он бы посмеялся с коллегами и отвлёкся полезным делом. Если бы у него были друзья, он созвал бы попойку, и они бы вместе пошутили. Если бы его кто-то любил, он бы доверил своей половине эту ночь, и она бы его утешила ночью куда более приятной. Но у него никого не было, об Алексее или деде Павлуша и не вспомнил. Только Лицо на белой стене.

И оно не пришло к нему во сне. Только душная чернота, как и его ненормальность.

Проснувшись, Павлуша стал искать Лицо. Не на белой стене, а в Интернете. Подумал, что не может быть, чтобы такой олух, как он, был единственным в своём роде. «Если бы творец задумал какую-то уникальную штучку, одну на весь мир, он бы уж постарался нафантазировать что-то более привлекательное или хотя бы сколь-нибудь интересное».

Однако Интернет не выдавал даже намёка на Лицо на белой стене. В голове Павлуши завертели карусель мысли: «Как там оно говорило? Я везде и всегда? И сейчас небось подсматривает». Ни в фильмах, ни в книгах ему не встретилось и приблизительно схожее существо. Это Павлушу прямо-таки бесило. Он был уверен, что Интернет, как Лицо, знает ответы на все вопросы.

У Павлуши горело тело, так сильно хотелось чесаться. Он был готов разодрать себя до крови, только бы унять зуд. Ему не помогали никакие кремы: если он нервничал, его кожа краснела и требовала ногтей.

Раньше его плюгавенькая жизнь была хотя бы сносной, а теперь, после Лица…

Он подумал: «Ну и к кому теперь кидаться? Только к мозгоправу, похоже, других вариантов нет». С его любовью к людям и разговорам по душам… Так и манила перспектива вывалить своё дерьмо перед незнакомым человеком.