Павлуша закрыл глаза. Как здорово было бы сейчас окунуться и лечь звездой на поверхности, потерять тяжесть и представить, что он где-то далеко. Вдруг какое-то животное волнение стукнуло его под дых. Он не понял. Открыл глаза. Потолок такого же бирюзового цвета как бассейн, только в пухлых неестественно нарисованных облаках. Закрыл глаза. Но что-то постороннее заставило веки разомкнуться снова. Уверенность не пойми в чём и необходимость сию уверенность подтвердить.

Да. С потолка на него смотрело схематичное Лицо с серой улыбкой. Будь оно зловещим, выходил бы нелепый гротеск, быть может, Павлушу бы это даже рассмешило. Начни Лицо угрожать, и вся атмосфера уродливой неправильности и напряжённой таинственности рассыпалась бы. Но оно улыбалось, и в этом вся жуть. Помимо, конечно, того, что Павлуша видел Лицо, вспухшее на поверхности потолка. А ведь он не успел и половину коктейля выпить.

– Ты не ответил. Хочешь, я превращу тебя в другого? Я могу.

– Хорошо не в Чужого.

– Фактура не та. А хочешь, расскажу тебе секрет? Только тогда тебе уж придётся остаться собой.

Глаза заслезились, Павлуша стал тереть их. Тут открылась дверь, в комнату вошла музыка, затем несколько людей.

Смущение от чужаков, необходимость реагировать, мысли «поздороваться или нет, что они обо мне подумают, наверное, удивятся сейчас, что я один тут сижу, наверное, скажут про меня: вот лузер, с которым никто не хочет иметь дело даже на пьяной вечеринке», – всё это ненадолго перекрыло испуг от недавнего видения. Спустя несколько минут, когда он вполне убедился, что вошедшие пьяны, его не заметили, поэтому ничего о нем и не подумали, да и здороваться не надо, Павлушу замутило, и он ушёл.

Павлуша боялся многих вещей, например, высоты и темноты, но так кто же их не боится? Не так уж и сложно избегать американских горок и чёрных подвалов, раз не нравится.

Ещё он боялся оставаться дома один. Если с ним была хотя бы кошка, Павлуша чувствовал себя спокойно. Но стоило ему остаться абсолютно одному, как необъяснимая паника полностью подчиняла его. Он не боялся абстрактных духов или привидений, нет, он боялся вещей вполне конкретных, хотя и маловероятных. Ему чудилось, что вот именно сейчас за ним придёт вор-маньяк, расчленит его никудышное тело и украдёт внутренности. Так делали с одинокими отдыхающими на каком-то курорте, он по радио слышал. А ещё в «Криминальной России», которую он любил посматривать в детстве, рассказывали про сладкую парочку, которая за воровством любила особенно изощрённо издеваться над хозяевами.

Павлуша не мог бороться со страхами рационально. Птица паники билась в грудной клетке как ненормальная, и никакие поглаживания доводов не успокаивали это животное. Попытки внушить, что опасности нет, что в запертой квартире надёжнее, чем на улице, что на такой высокий этаж ни один вор не полезет, и в то же время этаж не последний – значит, опасности с крыши ждать тоже не приходится, были неудачными. Панике было плевать. Поэтому Павлуша шатался по тёмным улицам спального района, которые были точно куда опаснее запертого на ключ каменного мешка. Но панике улицы нравились, она склоняла голову и уютно засыпала в грудной клетке.

Павлуша не любил спускать ноги с постели. В каком-то фильме видел, как злоумышленник спрятался под кроватью, а потом подрезал ножницами ничего не подозревающей жертве сухожилия на пятках. И это в тот самый момент, когда ноги только со сна, розовые и беззащитные, опускались на пушистый ковер. А он «чик»! Вот и Павлуша с тех пор каждый раз перед тем, как опустить ноги, заглядывал на всякий случай под кровать. Привычка была автоматическая, подкреплённая ежедневным положительным опытом, так что страха кого-нибудь там обнаружить Павлуша вовсе не испытывал. Но спустя пару дней после случая в бассейне, он спросонья, как обычно, заглянул под кровать. А там, из темноты, на него смотрел знакомый японец с улыбкой.

– Выбирай!

Не успел Павлуша крикнуть, грохнулся на пол от неожиданности и ударился плечом о батарею.

Боль подарила смелость и злость, Павлуша опять заглянул под кровать – но увидел только пыль в дальнем углу.

Спустя неделю после вечеринки в бассейне Алексей пригласил Павлушу пойти с ним в гости. Его позвала знакомая. При мысли об этой знакомой Алексей глупо улыбался, и ему хотелось, чтобы кто-то надёжный был рядом. Они шли к её друзьям, семейной паре с маленьким ребёнком – диковинка для Алексея и Павлуши. Супруги жили в огромной квартире и по пятницам собирали народ, готовили что-нибудь необычное и слушали музыку, которую не найдёшь на радио.

Павлуша занервничал, потому что почти все были парами. Номинально они с Алексеем тоже были парой, но парой друзей. Павлушина мнительность Алексея почему-то не раздражала, а забавляла. Павлушу всегда волновало, что думают другие. Ему это и мешало пощупать жизнь, он только мягко и с опаской поглаживал её, как незнакомую собаку, словно когда-то его сильно укусили. Только никто его, как Алексей наивно тогда предполагал, не кусал.

Павлуша был изворотлив на догадки о том, как можно опростоволоситься. Тогда его взволновала мысль, что все подумают, что они – геи. Только спокойствие Алексея было той крупицей здравого смысла, что заставила Павлушу раздеться и снять обувь в прихожей, а не сбежать, поняв невыгодную диспозицию персонажей.

Зайдя на кухню, Павлуша немного расслабился: увидел прилично накрытый стол. Павлуша любил поесть и мог определить качество блюд только по запаху и внешнему виду. Он был из тех инопланетян, кто чувствовал нотки в вине, различал оливковые масла по аромату и с закрытыми глазами мог определить сорт сыра на вкус. Будь у него побольше воли и поменьше проблем, Павлуша вполне мог бы стать сомелье, шеф-поваром или просто научиться неплохо готовить. Но Павлуша лишь с удовольствием и чуть большим толком, чем остальные, потреблял.

Боязнь растолстеть, опять же, нависала над ним. Этот дамоклов меч урезал блаженство, так что удовольствие от еды в итоге Павлуша получал примерно такое же, как и все остальные.

В квартире всё было тёплых оттенков, как будто где-то там горел настоящий камин. На некоторое время Павлуша расслабился, и несколько бокалов вина вместе с общей атмосферой дружелюбия заставили почувствовать себя сносно.

Павлуша сидел молча и наблюдал. Его привычная стратегия поведения в малознакомых компаниях, в которые, надо сказать, он не так уж часто попадал. Ему хотелось верить, что молчание придаёт интеллигентности и загадочности его скромной персоне. Он с интересом следил за разговором, смеялся шуткам, но у него не возникало ни малейшего желания высказать мнение, вплести: «а у меня вот было нечто похожее». Не было у него ничего похожего.

При этом Павлуша чувствовал себя словно после интенсивной тренировки, парилки или холодного душа – расслабленным, что было редкостью при незнакомых людях.

Там не кидались на новичков, как обычно бывает. Один из кошмаров Павлуши! «А сколько тебе лет, что закончил, где работаешь?» И все ждут, что ты им расскажешь бизнес-план на остаток дней. И если у тебя в кармане не оказалось пара ошеломляюще обворожительных или скучных, но внушающих уважения историй…

Хуже всего разочарованные глаза, им стыдно, что пристали к тебе, такому ничтожеству, с расспросами, что пришли удить в мёртвое море. Не за что зацепиться, развить тему и продолжить беседу. А вот я тоже, а у меня знакомый… Нет, здесь люди не удили, здесь рыбы общих интересов давно пойманы.

Но не впадали они и в другую крайность, когда компания только и делает, что сыплет своими шуточками и приколами и даёт тебе понять, пусть ты и мировой океан интересов, попотей-ка, чтобы мы обратили на тебя внимание.

После Лица на горстке пыли под кроватью Павлуша был просто рад возможности затеряться, но не быть одному.

Алексей тоже расслабился. Не бросал тревожных взглядов, говоривших «эй, ты как, ещё держишься или опять опозоришь меня равнодушным презрением к моим друзьям или молчанием невпопад или ещё каким-нибудь приёмчиком глубоко застенчивого юноши».