Вытираю слёзы. Когда мне удаётся сфокусировать взгляд на той же машине, рядом с водителем никого не замечаю.

Дожила. Теперь я буду видеть его не только во снах. Теперь он будет мерещится мне в каждом прохожем.

— О ком тогда думала, Аня? О нём? — не унимается Тарасов, бросая в спину гневные выкрики. — Ответь мне? Думала о нём?!!!

— Да! О нём! — резко разворачиваюсь, чтобы отбить атаку. Выплеснуть на Арсения всю свою боль.

Я виновата, что дала ему шанс. Решила, что справлюсь. Была уверена, что потяну ответственность за другого человека. И в горе и в радости. Но нет. Не смогла. Сломалась, как только увидела родные глаза. Заглянула в них и пропала…

— Я всегда думала только о нём! Я пыталась тебя полюбить, пыталась настроиться на свадьбу, но не смогла. Понимаешь, Арс? Не смогла! Он всегда будет между мной и любым другим мужчиной. Правда в том, что я больше никого не хочу. Предпочитаю и дальше оставаться одной. У меня есть дочь! Она первостепенна!

— Аня? — дверь на кухню внезапно распахивается. — Арс? Вы чего орёте?

— Ничего, тёть Кать, — отмахиваюсь, размазывая тушь по лицу. — Мама где?

— К ребёнку пошла. Ника зашуганная в коридоре стояла. Не могли найти другое время для выяснения отношений?

— Другого времени не будет, — подвожу итог. — Свадьбы тоже не будет. Вообще ничего не будет. Сегодня же отзову своих гостей. Арсений отзовёт своих. Да, Господи! — всплескиваю руками. — От этого ещё никто не умирал!

— Аня! — рычит Тарасов, когда срываюсь к двери.

— Тихо, тихо, Арсик. Не время. Дай ей остыть, — выдаёт тётя, преграждая ему путь. — Где тут у вас коньяк?

Оставив Катю с Тарасовым на кухне, лечу к дочери. Нахожу у мамы на руках. Ника поджимает губки и бросает на меня угрюмый взгляд.

— Барсик злой? — уточняет, понижая голосок.

— Иди ко мне, — сердце за неё сжимается. Раскрываю объятия, она мигом в них бросается. Подхватываю дочку на руки. Целую. Глажу её по спинке, чтобы успокоилась и прекратила дрожать. — Всё хорошо, малыш. Не переживай. Мы немного повздорили. Совсем чуть-чуть.

— Было громко, — ворчит, утыкаясь лицом мне в шею.

— Не думай об этом. Сегодня твой день рождения. И мы идём гулять.

— Ты грязная.

— Я умоюсь и заново накрашусь. Поможешь мне смыть косметику?

— Помогу.

Усаживаю Нику в кресло. Вручаю влажные салфетки. Присев перед ней на колени, подставляю для чистки лицо.

— Справишься?

— Угу.

— Тогда давай. Только быстро. Мы и так потеряли много времени, — улыбаюсь, чтобы разрядить обстановку.

— Так классно? — приложив к моим щекам прохладные салфетки, Ника приступает к работе, тщательно размазывая по скулам жидкость.

— Очень, — подтверждаю. Так приятно, когда она это делает. Мне даже удаётся немного расслабиться. Вот оно, счастье — всегда рядом! Самый лучший антидепрессант!

Прижмёшься к ней, услышишь стук родного сердечка, почувствуешь нежность ласковых ручек, то, как они заботливо гладят тебя, вытирают твои слезы — и никакие беды не страшны!

Внезапный звонок в дверь вынуждает испуганно вздрогнуть.

— Вы заказывали доставку? — интересуюсь у мамы, переводя на неё вопросительный взгляд. Замечаю на её лице тревогу.

— Я посмотрю, — отвечает и поспешно покидает зал.

— Ма, не отвлекайся, — зовёт меня Ника. Поворачиваю к ней лицо. Доча тут же приступает стирать тушь. — Как думаешь, Боженька папу мне скоро подарит?

— Скоро, милая, скоро, — шепчу, испытывая невыносимую щемящую боль за ребёнка. В груди топит жаром. Горячий удушливый комок подступает к горлу. Давит, превращаясь в невидимый ошейник. Ника в который раз застаёт меня врасплох. Я даже порываюсь дотянуться до сотового и набрать его, чтобы исполнить её мечту, но вовремя присаживаюсь обратно. Там, на краю земли, ничего хорошего нас не ждёт…

— Ты кто? — шелестит голос Бусинки. Следом раздаётся негромкое «мяу».

Всё-таки купили котёнка, хитрые лисицы. Поэтому опаздывали…

— Я Итан, — родной бархатный голос врезается в барабанные перепонки. Разрывает их в хлам. Действует как паралитический яд. Роняя сердце куда-то в живот, широко распахиваю глаза. В грудной клетке стопорится выдох.

Очередная галлюцинация? Ибо этого не может быть.

«Если уйдёшь с ним, я бежать за тобой не стану…» — всплывают в памяти его слова.

Тогда почему он здесь? Почему приехал именно сегодня? Передумал? Или же…

— Итан — тот, который царевич? — уточняет дочка, откладывая салфетки в сторону. Мой испорченный макияж её больше не интересует. Осознаю, что между ними зарождается первая связь, и едва не умираю от ревности.

— Можно и так сказать. С днём рождения, Доминика Святославовна. Подарок свой примешь?

Итан

Три дня назад…

— Она выбрала его. И это после того, как в очередной раз доказала, что всё ещё любит меня. Вот и весь расклад. Теперь ты знаешь всё. Если мои предположения о Нике подтвердятся, я буду добиваться прав на ребёнка. Видеться с дочерью никто мне не запретит. Такого я точно не потерплю.

Разговор с матерью длится четвёртый час. За это время я стольким с ней успеваю поделиться, скольким не делился за всю свою сознательную жизнь. На нервах уничтожаю полпачки сигарет. Знаю, мать осуждает, но не выказывает недовольство, поскольку я всё ещё не могу смириться с поступком Царевны. Меня кроет. Ломает всего изнутри. В груди безбожно жжёт. От этой боли невольно тянусь рукой к сердцу. Если бы мог, вырвал его одним махом. Столько противоречивых чувств испытываю. Терпеть не нахожу больше сил.

Ненавижу эту мелкую дрянь и люблю больше жизни…

— Зачем ты её отпустил? Боже мой, Итан, разве ты не понял, что Анна сделала всё, чтобы ты смог ощутить ту же боль, которую причинил ей? — наблюдая за дрожанием моих пальцев, мать не выдерживает, достаёт из сумочки успокоительные таблетки, протягивает мне.

— Да всё я прекрасно понял и ощутил! — вспыляюсь, подрываясь с дивана. — Словами не передать, как ощутил! А дальше-то что? — момент созерцания траха Царевны с её временным еб*рем упускаю. Матери об этом знать необязательно, да и не дело таким делиться!

Склонившись над кофейным столиком, резко отодвигаю блистерную упаковку обратно. Глотать колёса на почве нервного приступа я не привык. Мне они вряд ли помогут. Пока не добьюсь своего, хрена лысого я успокоюсь!

— Мама, мне тридцать восемь лет! Я давно вышел из того возраста, чтобы играть в эти гребаные кошки-мышки! Сколько времени прикажешь бегать за ней? Пока нам обоим не надоест? Что за детский сад? Четыре года прошло. Она совершенно не изменилась!

Выплеснув злость, засовываю руки в карманы брюк. Отворачиваюсь к окну. Сжимая пальцы в кулаки, наблюдаю за передвижением яхт по глади океана. Вспоминаю, как ловил по ночному пляжу сбежавшую Царевну. Приревновав меня к любовнице, девчонка стащила заряженный ствол и умчалась куда глаза глядят. Едва до инфаркта не довела. В первый день нашего знакомства, черт её подери!

— А ты? Ты изменился? Может быть ты поумнел? — мать пытается пролить свет в мою якобы тёмную голову. — Если ты её любишь, сынок, бегай столько, сколько потребуется, пока не вернёшь! Ты старше. Ты опытнее. Будь мудрее, в конце концов! И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше. Хуже будет, если выскочит замуж тебе назло! Можешь даже не сомневаться, что она это сделает. Кто в данном случае пострадает, так это Доминика. В первую очередь нужно думать о ребёнке, а не о гордости и каких-то там давних обидах! Будешь и дальше без неё загибаться? Тебя спасает работа. Ты практически женился на фирме отца. Сынок, ты угробишь себя раньше времени. Оно того стоит? Двадцать четыре на семь, год за годом! А жить-то когда? Если любишь девочку, возвращай немедленно несмотря ни на что!

— Люблю, — соглашаюсь, когда повисает давящая на мозги пауза. — Всё эти годы любил лишь её… Скучал по ней… Не было ни одной ночи, чтобы я не думал об Энни… Не желал её… Я сам себя загнал в угол. Считал, что девочка достойна лучшего, чем я.