— Это для тебя глупость, а я его понимаю. Сказать стыдно. Смотреть больно. Вот он и бесится.

— Господи, меня даже муж никогда не ревновал. А тут сын.

— Ну и дурак твой муж! — делаю шаг на нее, от чего Даша упирается спиной о стену.

— Почему? — непроизвольно облизывает нижнюю губу, а мне хочет повторить все то же самое.

— Потому что не ревновал, — сглатываю, и в этот момент в моем мозгу снова выстреливает желание прижаться к её губам. Затем то самое желание опускается ниже, пробуждая во мне куда более прозаичную потребность.

Аррр! Что это со мной?

Слышу вибрацию телефона и нащупываю его под соседней подушкой. С трудом открываю глаза и смотрю на имя, которое высвечивается на экране: «Маша». Затем слышу настойчивый звонок в дверь. Сбрасываю вызов и, откинув одеяло, поднимаюсь на ноги.

Надеваю домашние шорты и выхожу в коридор. Смотрю на экран домофона и вижу свою бывшую жену.

Не понял. Поворачиваю замок и резко распахиваю дверь. Мария стоит с какой-то бумажкой в руках.

— Каким ветром? — приваливаюсь к стене и тру сонные глаза в надежде, что это дурной сон.

— Попутным, — фыркает в ответ. — Может пустишь? Разговор есть, — поджимает губы.

— Могла бы по телефону поговорить.

— Так я тебя набирала. Ты трубку не берешь.

Делаю шаг вглубь квартиры, пропуская Марию вперед. Она проходит мимо меня и, словно случайно, задевает меня рукой.

— Тебя что, родители выгнали? Или в коробке с насекомым жить стало некомфортно? — ухмыляясь, смотрю, как она нагло садится на диван.

— Очень остроумно, — фыркает она. — Я к тебе с новостями. Вот, — она кладет на журнальный столик какой-то документ, на котором прикреплена чёрно-белая фотография чего-то непонятного.

— Что это?

— Это результат УЗД.

— И? — беру в руки листок и морщусь, глядя непонятные мне термины.

— Что, и? — Маша выжидающе смотрит. — Ты прикалываешься или вправду не понимаешь?

— Не понимаю, — швыряю обратно на стол.

— Я беременна, Влад.

Её слова приводят меня в легкий ступор. Вот это новость.

— Поздравляю! Кто счастливый отец?

— Ты издеваешься? — подскакивает на ноги.

— По-моему это ты издеваешься, — отвечаю и шагаю в сторону кухни. Достаю из холодильника бутылку минеральной воды, откручиваю крышку и делаю прямо с горла несколько больших глотков.

— Это твой ребенок, Влад! — поворачиваюсь на ее голос. Мария подходит ко мне ближе.

— Докажи.

— По срокам всё сходится.

— Я не верю ни тебе, ни этой бумажке, — сердце начинает колотиться, кровь разгоняется по венам, и я только лишь исключительно бешеной силой воли подавляю в себе желание вышвырнуть её за дверь.

— И как мне это доказать? — она облокачивается задницей на столешницу.

— Меня устроит ДНК-тест, — с грохотом ставлю бутылку на стол. — В независимой лаборатории. И чтобы материал брали при мне.

— Но срок очень маленький. Я против таких сложных манипуляций. Это может навредить ребенку.

— Тогда после рождения сделаем. Если окажется, что ребенок мой, то я его признаю.

Мария делает паузу и подходит ко мне вплотную:

— Ты знаешь, что до рождения и еще три года после ты обязан обеспечивать и меня и ребенка, — её интонация становится мягкой.

— Не бойся. Голодной не останешься. На жизнь хватит, — говорю с ней жестко.

— А еще до рождения ребенка нас не разведут.

Да, малять! От злости кровь начинает закипать. Что, если она врет и просто оттягивает момент развода?

— Значит придется подождать? — отвечаю, сдерживая ярость. — Но учти, если я узнаю, что соврала, будет очень плохо. Я не буду долго терпеть твои игры.

Мария хмурится, но не отступает.

— Ты думаешь, я вру? Я же не полоумная, — она смотрит мне в глаза. — Это наш ребенок, Влад. Твой. И мой, — Мария переводит взгляд, и я чувствую, что здесь что-то не чисто.

Дарья

Утро понедельника. Как я его «люблю»! Осознание того, что день только начинается, а уже приходится мчаться на работу, добавляет стресса и усталости. На улице еще совсем темно, а на остановке уже столпились люди. В воздухе витает общая атмосфера сонного недовольства. Темные пальто, шарфы и вязаные шапки создают серый фон, который подчеркивается тусклым светом уличных фонарей. Люди молча тянутся вдоль тротуара, пытаясь найти наилучшее место в очереди к маршрутке. Некоторые кажутся еще полусонными, с тяжелыми взглядами и потертыми от бессонной ночи лицами. Одни прижимают к себе кофе в термокружках, словно пытаясь пробудиться от сна и согреться. Другие мечут взгляды на часы, беспокоясь о том, успеют ли они вовремя на работу. Автомобили проносятся мимо, поднимая облака холодного пара, и каждый миг утра кажется бесконечно долгим.

Морозный зимний ветер пронзает до костей, когда мы с Сашкой стоим на остановке, ожидая автобус. Мороз неприятно щиплет за щеки, словно тысячи мелких иголок прикасаются к коже. Вдыхая холодный воздух, я ощущаю, как он леденит легкие. Дыхание видно в воздухе в виде белого пара, который моментально рассеивается. Мои руки, даже при усердных попытках согреть их, быстро становятся холодными, а кончики пальцев постепенно теряют чувствительность. Сашка аккуратно топчется на месте, стараясь разогреть ноги, и периодически выдыхает в ладони, чтобы почувствовать хоть какое-то тепло. Шерстяные варежки, несмотря на свою функцию, кажется, не справляются с настоящим морозом.

— Мам, ты еще сердишься? — спрашивает Сашка, глядя на меня своими огромными глазищами.

— Еще сержусь, — бурчу в ответ. — Просто я не понимаю тебя, Саша! Разве я тебя так воспитываю? Разве я тебя учу быть хамом?

— Ты учишь меня стоять за себя.

— Вот именно! Стоять за себя, когда тебя обижают. Уметь давать сдачи — это одно, а нападать первому, да еще и на взрослого человека — совершенно другое!

— Он меня бесил, мам! Я не мог просто стоять и молчать, когда он: «Чем увлекаешься? А как ты учишься? Друзья у тебя есть?» — произносит гнусавым голосом сын. — А тебе не всё равно, есть у меня друзья или нет⁈ — возмущенно отвечает, потирая замерзшие ладони.

— Саша, важно уметь различать ситуации. Есть разные способы реагировать на обиды. И не всегда нужно отвечать агрессией. Можно попытаться выразить свои чувства словами, спокойно объяснить, что тебя обижает. Или просто проигнорировать. Не всегда стоит вступать в конфликт.

Сашка вздыхает, видимо, понимая, что я права.

— Что на самом деле не так?

— Я не хочу, чтобы у меня было, как у Димы Лобанова.

— Это тот, который никогда не сдает деньги на класс?

— Угу.

— А что у него?

— Его родители развелись. У папы своя семья. И мама его замуж вышла. А Димка с бабушкой живет. Мам, — поднимает на меня глаза сын.

— О, господи, горе ты моё луковое! Глупый мой ребенок! — тяну его за капюшон куртки и прижимаю к себе. — Откуда такие мысли?

— Я слышал, как бабушка с тетей Зоей разговаривала.

— И что же она ей говорила?

— Говорила, что ты еще молодая. И тебе надо личную жизнь налаживать и детей рожать, пока возраст позволяет. И еще, мам, — добавляет Сашка, — я не хочу жить с бабушкой. Я с тобой жить хочу.

Надо будет перезвонить маме и поблагодарить её за то, что не умеет молчать при ребенке. Хорошо, что она не поделилась другими подробностями моей жизни.

— Всю жизнь? Даже когда сам женишься и нарожаешь своих детей? — из меня рвется улыбка.

— Угу, — кивает.

— Ладно. Уговорил, — мягко прижимаю губами к его теплому лбу. — Когда я стану старая и противная, то останусь жить с тобой и твоей женой, — обнимаю сына и вижу, как возле нас тормозит не автобус, а большой черный автомобиль…

Дарья

Стекло черного внедорожника медленно ползет вниз, и я вижу улыбающегося Влада:

— Такси вызывали? — мужчина расплывается в своей фирменной улыбке, обнажая ряд белоснежных зубов.