Долгие годы ссор и конфликтов с Виктором привели нас к тому моменту, когда развод стал единственным выходом. Я хотела, чтобы мой муж освободился от этой неполноценной жизни, в которой, он считал, что находится. В свою очередь, я тоже хотела освободиться. Освободиться от его ожиданий и претензий, которые меня угнетали. Насколько я могла судить, Виктор тоже страдал в этом браке. Он заслуживал кого-то, кто действительно сможет ответить на его чувства. И сможет любить его так, как он этого хочет. Я надеялась, что развод поможет нам обоим начать новую главу в своей жизни, даже если это будет без нашей совместной истории.

Но к решительным действиям меня подтолкнуло даже не отсутствие любви и постоянные ссоры. Последней каплей было то, что он ударил Сашу — нашего приемного сына. Этого я стерпеть не смогла и сразу же подала на развод.

— Не понимаю твои претензии. Это квартира моих родителей. И ты к ней не имеешь никакого отношения, — спокойно отвечаю на его упреки.

Предполагаю, что в Вите сейчас говорит обида, а не здравый смысл.

— Да тебя послушать, я вообще к тебе не имею никакого отношения! — рявкает он.

— Вить, я тебя что-то не пойму. Ты сам настаивал на разводе. В конце-то концов, у тебя давно другая женщина!

— Да! Потому что я бабу рядом нормальную хочу. И детей своих кормить и воспитывать, а не… — запинается он, стреляя глазами в сторону детской.

— Именно поэтому я в суде и отказалась от алиментов. Я сама смогу прокормить сына.

— Сына… — отрицательно мотнув головой, с ироничной ухмылкой повторяет он. — Какого сына? Вот этого?

— Да! Именно. Сына и никак иначе, — зло отрезаю я. — Я тебе даю один вечер, чтобы ты собрал все свои вещи и съехал. Отныне мы друг другу чужие люди, и ночевать с тобой под одной крышей мы с Сашей не будем.

— И куда же ты пойдешь? Любовника себе нашла? — зло выплевывает он, а я сижу перед ним на диване, скрестив руки на груди, и наблюдаю за его бурной реакцией.

— Тебя это больше волновать не должно. Завтра к десяти мы вернемся, поэтому, чтобы мы не пересекались, пожалуйста, успей собраться и освободить квартиру.

— Ты ведь никогда меня не любила. Признайся в этом, Даш. Ты просто использовала меня ради этого ребенка, — пытается побольнее уколоть меня.

— Если тебе так будет легче, то окей. Можешь так думать. Я не против, — не реагирую на его выпады.

— Я-то еще голову ломал, почему, когда ты узнала про Лизу, то так спокойно отреагировала. А ты оказалась просто корыстной тварью! — шипит он.

— И в чем же была моя корысть, позволь узнать? Жил в моей квартире. Никогда ни о чем не парился. За деньги я тебя никогда не пилила.

— И довольствовался сексом раз в год. Потому что у моей жены триста шестьдесят четыре дня в году болела голова, — Виктор театрально размахивает руками у меня перед носом.

— Ты для этого нашел себе другую женщину, — парирую я. — Теперь у тебя новая возлюбленная. Новая жизнь. Новое всё! Не вижу дальше смысла продолжать разыгрывать передо мной эту трагедию.

— Больно мне надо что-то перед тобой разыгрывать. Если бы не твой щенок, может быть, и семья была бы у нас нормальная.

Мне до слёз становится обидно за сына. Я подскакиваю к бывшему мужу и даю ему хлесткую пощечину.

— Не смей! Слышишь? — зло шиплю я, глядя ему в глаза. — Не смей трогать ребенка даже словом! Я никогда не прощу тебе то, что ты его тогда ударил! И за что? За то, что он тарелку в раковину не поставил? Это, по-твоему, повод поднимать руку?

— Он дерзил мне в ответ, — трет рукой покрасневшую щеку.

— Врешь! Я знаю, что ты врешь.

В этот момент из-за двери показывается Сашкина голова:

— Мам, я готов, — тихонько произносит сын.

— Зубную щетку взял? — спрашиваю сына, продолжая смотреть Виктору прямо в глаза. Ищу в них хоть каплю сожаления. Но ожидаемо не нахожу её.

— Молодец! — бодро отвечаю сыну и поднимаюсь с дивана.

Выхожу в коридор. Засовываю ноги в ботинки и накидываю на плечи пуховик. Жду, когда Сашка наденет куртку. Затем мы берет свои скромные вещи первой необходимости и выходим на лестничную клетку.

Прежде чем закрыть дверь с той стороны, я громко повторяю:

— У тебя времени до десяти. Советую поторопиться, чтобы не пришлось задерживаться.

Сегодня мы с Сашей будем ночевать на квартире моей тёти. Она уже в возрасте и давно живет с детьми. Ну а я время от времени присматриваю за ее жилплощадью и поливаю цветы. Поэтому у меня всегда с собой ключи от ее дома.

— Мам, ты очень грустишь от того, что папа больше не будет жить с нами? — спрашивает Саша, шагая рядом по мокрому снегу.

— Не очень, — пытаюсь улыбнутся, чтобы не нагонять на сына тоску. Я не хочу, чтобы он чувствовал вину за случившееся. Тем более, что он здесь ни при чём. Проблемы взрослых — это не ответственность детей.

— Почему? — поднимает на меня глаза. Его взгляд становится непривычно взрослым.

— Потому что мы устали друг от друга. У взрослых так, к сожалению, случается.

— Он поэтому уходит от нас к другой тёте?

— И поэтому тоже. Саш, смотри лучше, какой снег валит, — пытаюсь перевести тему и ловлю рукой снежинку, которая мгновенно тает в тёплой ладошке.

— А я думал — это из-за меня, — тихо произносит он, глядя себе под ноги.

— Глупости не говори! Ты то тут при чём?

— Я ему не родной сын. Может, поэтому? Еще я слышал, как бабушка Тома говорила, что он устал кормить чужой рот.

— Бабушка Тома — его мать. Она всегда будет защищать своего сына. Даже если он будет тысячу раз не прав. И я запрещаю тебе её слушать. Пусть бабушка Тома для начала со своими детьми разберется. А потом о чужих говорит.

Мы доходим до угла нашего дома. Дальше начинается двор-колодец, где постоянно собирается местная шушера.

— Мам, смотри, снова они! — сын показывает пальцем на шпану, которая собралась вокруг какого-то мужчины.

— Вот сволочи, — тихо произношу я и достаю из кармана телефон.

Скольких они уже здесь избили, а скольких обокрали, и всё им с рук сходит.

— Что ты собираешься сделать? — пятиться назад сын. — Хочешь полицию вызвать?

— Лучше, — отвечая, прячусь за дерево и дергаю за рюкзак сына. Нахожу в поисковике звук полицейской сирены и врубаю её с максимальным звуком.

Влад

Молча провожаю взглядом убегающие фигуры и поворачиваюсь на звук. Позади меня стоит молодая женщина. А рядом с ней пацанёнок с большим рюкзаком.

— Добров? — слышу удивлённое. — Владик, это ты?

— Простите, — пытаюсь шевелить поплывшими от алкоголя извилинами. — Мы знакомы?

— Это же я! Даша! — она смотрит мне в глаза, прикусывая нижнюю губку, а я не могу сообразить, откуда я её знаю.

— Сурикова?

— Она самая, — усмехается и часто дышит. — Сто лет тебя не видела.

— Мам, а это кто? — дёргает её за руку малец.

— Твой? — киваю на паренька.

— Мой, — слегка улыбается. — Тебя каким ветром сюда занесло? — оглядывается по сторонам.

— Да так, — провожу рукой по затылку. — вот решил места боевой славы посетить. Я к Карине заходил. Но мне никто не открыл. Не знаешь, где она?

— А ты разве ничего не знаешь? — на ее лице появляется замешательство.

— Что я должен знать?

— Карины нет.

— Что значит «Нет»? — мой голос сейчас похож на рык.

— Нет. И уже много лет. Она погибла. Разве ты не знал об этом?

— Это что, шутка такая?

— Мне жаль, — добавляет тихо.

— Этого не может быть! — остервенело мотаю головой.

Как жизнь может быть жестока? Сначала измена жены. Теперь это.

Я только начал ощущать радость от неожиданной встречи со старой знакомой, а теперь… Карина — моя бывшая девушка, моя первая настоящая любовь, которая была моим ангелом-хранителем. Моим спасением от бурного и беспечного образа жизни. Она была той, кто вдохновлял меня на лучшее, кто учил верить в себя и строить планы на будущее.