Так они провели больше трех месяцев. Заклинание до сих пор не было найдено, и, поочередно пройдя периоды безумной надежды, глубокого отчаяния и истеричных детских плачей в стиле «хочу к маме!» все впали в состояние глубокого ступора. А Гарри к тому же еще и ежедневно ждал, что вернется Салазар Слизерин в обществе нового хозяина замка, но о нем не было ни слуху, ни духу. Если бы Сью не было рядом, все эти дни были бы для Гарри сущим адом. Мало того, что его выматывали до невозможности занятия с сэром Кэдогеном, ядовитые реплики Снейпа, холодная требовательность Ровены и даже упрямство Годрика в отношении вызубривания наизусть заклятий по Боевой магии. Странно было чувствовать отвращение к предмету, который вел его собственный предок, и странно было переносить раздражение на него — манеры Гриффиндора вытирать нос рукавом и скверно ругаться производили на него не слишком приятное впечатление. Учителем Годрик оказался далеко не таким умелым и опытным, как профессор Эвергрин или профессор Снейп. Та же леди Ровена обладала куда большей педагогической сноровкой, несмотря на ее молодость. Она усаживала всех учеников вокруг себя на небольшие скамеечки и, таким образом, все внимание их было направлено на то, как она негромко, сухо и всегда по существу рассказывает о каких-то событиях Магической Истории или объясняет, как пользоваться Сортирующим заклятием. Годрик же был прост, как сапог.
— Ступефа-а-ай!!! — орал он, яростно взмахивая палочкой и отправляя очередной камень, он же подручное средство, в стенку напротив прямо над головами учеников. в результате все орали и разбегались. И хотя эффективности приобретенным заклятиям поведение Годрика не убавляло, его простонародная дикость иногда коробила Гарри.
Но хуже было другое: сидеть рядом с Роном и не иметь возможности поговорить с ним — они упорно дулись друг на друга, несмотря ни на что, — было слишком тяжело. Это — всего лишь желание, всего лишь один из мучительных приступов, которые так часто случаются с парнями в нашем возрасте, пытался объяснить Гарри себе поведение Рона, но его друг был другого мнения. Он считал, что Гарри не вправе вмешиваться в его жизнь и оспаривать его выбор, и Гарри, разозлившись, забыл, что раньше пытался объяснить роновы поползновения всплеском гормонов. Он постановил для себя, что считает поведение приятеля не чем иным как предательством, а влюбленные взгляды в сторону Матильды, кажущейся не просто исключительно вежливой с Роном, но как подозревал Гарри, искренне заинтересованной в его ухаживаниях, определил, как разновидность тяжелой болезни, которую Рон подхватил от учеников Слизерина. Одним из осложнений этой болезни стала лютня. Рон постоянно таскал ее с собой и периодически исчезал из поля зрения гриффиндорцев, чтобы поиграть. Но уже не Гермионе.
Гермиона же, как показалось Гарри, вначале смертельно оскорбленная предательством Рона, сейчас и сама влюбилась не на шутку. Она проводила с Робертом Эвереттом вечер за вечером, сперва явно из чувства благодарности за попытку помочь, но затем, видимо, сама незаметно увлеклась красивым черноглазым юношей, обычно немного мрачноватым, но неизменно вежливым с ней. Гарри при виде этой странной пары вспоминал Крума, и нехотя признавал, что если в Викторе Гермиону явно привлекала не внешность, а серьезный, мощный ум, то Роберт выигрывал у Крума сто очков вперед в уме, а в привлекательности — все двести. И теперь Роберт явно был поражен той же стрелой, что и Виктор когда-то. Глядя на то, как Роберт с поклоном подает Гермионе очередную книгу и при этом смотрит на нее с почти болезненным восторгом и желанием, Гарри осознавал, что это настоящая страсть. у них троих — у него, Рона и у Гермионы теперь по молчаливому соглашению была своя жизнь, но странно было наблюдать то, как его друзья, которые, как он считал раньше, были созданы друг для друга, сейчас даже не разговаривают друг с другом, а все внимание дарят чужим, с точки зрения Гарри, людям. Нет, он не имел ничего против Роберта, тем более что его все ученики Хогвартса считали очень порядочным, но в этом юноше скрывалась загадка.
Роберт был ровесником Алистера Макъюэна, и, по словам Тео Квинтуса, ему тоже когда-то предлагали присматривать за младшими, что-то, вроде, должности старосты. Но Роберт Эверетт отказался, мотивируя это тем, что он здесь для того, чтобы учиться, а не для того, чтобы вытирать малышам носы. И он учился, причем, отменно. по слухам, он был единственным учеником Салазара Слизерина, который не платил ему за обучение, и единственным из Салазаровых «детишек» — с темным происхождением. о его происхождении ходило немало слухов, но основным был следующий. Роберт был сыном чистокровного волшебника, одного из норманнских рыцарей — вассалов короля Вильгельма и ведьмы… крестьянки. Отец от него отказался, и он влачил довольно жалкое существование в дальнем углу отцовского имения, забытый и заброшенный, пока в этот дальний угол не заглянул Салазар Слизерин, возвращаясь из Бургундии. Неизвестно, по какой причине Слизерин остановил на Роберте свой выбор, когда искал учеников, но с первого же дня маг доверял мальчику безоговорочно: Роберт Эверетт был единственным, кроме Матильды, кому разрешался доступ в святая святых его учителя. по слухам, которые Тео Квинтус исправно приносил Гарри от Элинор Огден и Эльвиры Эгберт — главных сплетниц Хогвартса, до встречи с Гермионой единственной страстью Роберта Эверетта было знание, и он усиленно нападал на старинные летописи, пергаментные свитки и древние книги в библиотеке Хогвартса, конкурируя в этом с самим Тео, готовил у себя в комнате невообразимые зелья, владел мечом лучше всех учеников в Хогвартсе и ежедневно упражнялся в заклятиях боевой магии так, будто каждую секунду ожидал нападения. Он носил кольчугу круглые сутки и, как шепотом передавали друг другу девушки, никогда не ложился спать без оружия. Роберт не был похож на гору мускулов, как Алистер, но в его движениях чувствовалась опасность. Да, он был опасен. И красив, как иногда можно было понять по сдавленному хихиканью девчушек за соседними столами. Но Гарри видел в нем и другое — мощный, изворотливый ум, добивавшийся всего и любыми путями, слизеринские настойчивость и упорство в стремлении к цели. к какой цели шел Эверетт, так жадно поглощая знания, никто не знал. Но его уважали, причем уважали и побаивались Роберта даже юные слизеринские нахалы куда более благородного происхождения. И Гарри сознавался себе, что ему импонирует этот юноша, что он чем-то напоминает саму Гермиону — и не потому ли она сейчас смотрела на Роберта взволнованными блестящими глазами и что-то быстро говорила, сбиваясь под его пристальным взглядом? — и кого-то еще. Кого, Гарри не мог вспомнить, и это его пугало. Поэтому он взял с самого себя слово приглядывать за Гермионой. Пусть она уперлась в своем отчаянии, пусть не сводит глаз с этого типа, но он — темная лошадка и с ним следовало быть осторожнее. Дабы не вызвать у Гермионы взрыв эмоций и не испортить отношений окончательно, Гарри решил больше не наставлять ее на путь истинный, втайне чувствуя себя не вправе это делать. Но с Эверетта спускать глаз не следовало.
