Был еще за столом великого князя один на вид знатный гость. Одежда похожа на ту, что и русичи носят, но с каким-то западным душком. Чех или лях, скорее всего.

— Вот он, гости мои, тысяцкий, третий человек в Братстве, о котором мы уже так много говорили с вами, — представил меня Изяслав Мстиславович и обратился ко мне. — Садись за стол мой, гость, поешь, послушай, может что и скажешь. И твои люди, пусть присядут.

— Молод больно он, княже, — это высказал свой скепсис византиец.

— Молодость — это недостаток, который с годами проходит, — ответил я.

Наступила тишина, а после князь разразился смехом.

— Эко он тебе ответил, — смеялся князь, а Климент с одобрением посмотрел на меня.

Сразу же несколько стали понятны расклады. Византийца тут терпят, вероятно прибыл что-то просить, а то и требовать. Митрополит нервничает, вероятно, ромеихотят сместить его. Выбивался только из канвы условный лях.

— Ты не смотри, нибилиссим Никофор Тархенид, что выглядит тысяцкий юным, это именно он идею подал о Братстве, многое делает для главенства веры христианской на Руси, — сказал митрополит.

— А что, Русь нынче еще не крещеная? Язычников не перевели? Есть нужда в рыцарском Ордене? Нужно бы прислать к вам больше священников, чтобы исправили такое положение, — вновь высказался византийский посланник.

— Так уже как сто пятьдесят лет ромейскиесвященники распространяют веру. Что измениться сейчас? Не пора ли нам, русским православным, понимая, как и чем живут люди, распространять веру? — продолжал пикироваться с византийцем Климент.

— Панове, вы опять за свое? Дайте же поесть воинам! — встрял лях, получая недовольный взгляд в свою сторону со стороны князя.

— А мне узнать нужно, — уже даже нахально, не обращая внимания на недовольство князя и злобные взгляды ляха, говорил византиец. — Зачем вам, русичам, Братство? И какое это Братство, если не освященное патриархом в Константинополе?

— Скажи, тысяцкий Влад, митрополит говорил, что ты больно разумен, может держать слово! Так ответь гостю моему дорогому, — сказал князь, а византиец скривился.

— Ты прости меня, княже, но митрополит — это тот, кого утвердил патриарх в Константинополе, — перебил ромей князя.

— Нибилиссим, ты хочешь, чтобы я отослал тебя к моему старшему брату с тем письмом, что не хочу тебя видеть? Пусть умного и уважительного посла пришлет? — разъярился князь.

— Прости… Но я не могу допускать слов, которые говорят о митрополите Клименте, как о случившемся факте, — пусть и внешне покорно, но продолжал гнуть свою линию византиец.

Было очевидно, что Никифор ведет себя, как господин, старается даже показаться вровень с князем. На самом деле, титул нибилиссима означал родственника василевса. И я не ошибся, что сказал это в прошедшем времени. Некоторый ликбез по реалиями нынешнего времени я себе провел, используя мой на тот момент главный источник знаний — Спиридона. И вот что понятно, что Комнины сильно уменьшили значимость титула «нибилиссим», раздавая его налево-направо, а то и швыряя назад. Так что может византиец много пыжиться, но он чиновник, не более, если только к титулу добавок больше нет.

— Дозволь, князь великий, мне сказать, зачем Братство! — попросил я, уже привставая со своего места, не дожидаясь разрешения.

— Говори, мне так же будет нужным послушать! — повелел великий князь киевский.

И я сказал. Да так, как, наверное, еще никогда ранее. Настолько хотелось утереть нос этому византийцу и двум его сопровождающим, которые без меры пихали в себя еду и не участвовали в разговоре, что я пробудил в себе оратора.

Сказал и про то, что у Руси много врагов, для того объединение необходимо. Бросил камень в огород Византии, указав, что старший брат никак не помогает, если не вредит.

— Я не слышал о таком, — перебил меня Никифор, когда я рассказал про попытки русских князей прорваться по Днепру в Крым и далее в Византию.

Да, был такой гнилой эпизод, когда сами греки выстраивали препятствия для торговли, не желая русские товары выводить на византийские рынки. Понятно, что тут уши венецианцев торчат, которых в византийских городах больше нужного, да еще и составляют самое активное населения. Но все равно… Обида есть.

— То Венеция, — отмахнулся византиец.

— Так от чего василевс не усмирит своих подданных? — вставил шпильку митрополит.

Тут было нечем крыть, если только не лгать и не рассказывать сказки про то, как все в едином порыве чтут ромейского императора. Венеция числится частью Византийской империей. Но это выгодно именно что островному городу-государству, которое уже забыло о дани василевсу, но вовсю использует Византию, как прикрытие в своей средиземноморской торговле.

— И чем торговать Русь будет? — усмехаясь спрашивал византиец. — Не житом же с овсом?

— Позволь, великий князь, я дары тебе преподнесу! — поспешил сказать я, опережая гневные слова Изяслава.

Так и до драки дело дойти может.

Изяслав Мстиславович махнул рукой и я послал Боброка распорядиться. Уже скоро вынесли меха, соболью шубу, но не это было самым важным из моих даров, хотя и дарил я отменные меха. Бумага — вот чем я хотел удивить.

— Вот великий князь, на сим писать можно. Делаю я на своих землях, — сказал я, протягивая лист.

И крутили его и на зуб пробовали… Что вообще за привычка, чуть что, в рот тянуть на пробу? А в итоге признали годным и князь лично написал свое имя на листе бумаги.

— Лепо. А сколь стоит сие изделие в серебре? — спросил митрополит, оказавшийся наиболее коммерчески заинтересован.

— Дешевле в десять раз, чем лист пергамента, — отвечал я, явно завышая цену. — Но и это еще не все. Вот свечи, что дарую тебе великий князь, но есть еще и в дарах владыки митрополиту, что я передам позже. Я могу уже в следующем году две тысячи таких свечей продавать в империю ромеев. А после еще больше того. Так что, есть товары на Руси?

Изяслав довольно разгладил бороду. Уели ромея. Это было видно по тому, с каким интересом рассматривал бумагу византиец. Может хотел аналоги найти в своей империи? Ну, если до них дошла бумага из Китая, то может и выискать, но вряд ли. Турки-сельджуки надежно закрыли торговые пути в Византию с Востока.

— Князь, так что по моему вопросу? — после долгой пикировки между митрополитом, князем и византийцем, встрял в разговор лях.

— Я буду думать. Чем поможет мне этот брак Евдокии с боярином великого князя Мешко? Как там его зовут? Мстиславом? Годно ли мне, великому князю отдавать дочь за боярина какого? За самого Мешко, я подумал бы, а так… Я вон, — князь усмехнулся и показал на меня. — За тысяцкого ее отдам. Что, возьмешь, Владислав дочку мою красавицу Евдокию?

— Возьму, великий князь. Еще и отплачусь тысячей гривен, — усмехнулся я, но внутренне подобрался.

Что? Отдаст? Да, нет же, конечно нет. Или в будущем?

— Придержи, великий князь, дочку два год, а там и решишь. Может уже и две тысячи и воинов и гривен предложу, — самонадеянно сказал я, а все вокруг, даже лях, рассмеялись.

Я знал, что на польских землях, сейчас разделенных, начинается свара, но не предлагать же какого-то боярина в зятья великому князю! И понятны стремления — хотят ляхи, чтобы дружина Изяслава Мстиславовича пошла воевать за чьи-то интересы в Польшу. Только если за русские интересы туда соваться нужно, надеюсь, это понимает великий князь, пока не разочаровавший меня.

Через час я отправился обратно, на гостиный двор, получив приглашение на общение сразу и от византийца и от митрополита и от князя. Конечно же, перво-наперво к своим пойду, а уже после к греку.

С неба валил снег, заметая улочки средневекового Киева. Я залюбовался погодой, потому, когда ко мне рванул Боброк и выставил свой щит, не сразу среагировал на опасность. Арбалетный болт пробил щит и сильно расцарапал руку моего десятника.

— Взять его, быстро! — прокричал я и десять воинов моего сопровождения рванули в ту сторону, откуда только что прилетел болт.