«Манила есть одна из прекраснейших стран в свете и едва ли не предпочтительнее самой Бразилии. Близость моря, пространные озера во внутренности острова, множество гор и прохлада господствующих ветров соделывают тамошний климат весьма приятным, хотя остров лежит недалеко от экватора. Бамбуковая и обыкновенная трость, сменяясь с пышными тропическими растениями, с прекрасными пальмами и древообразными папоротниками, придают стране сей особенную прелесть. Там, где человек победил дикую природу, являются поля, засеянные сарацинским пшеном, и сахарные плантации. Ни Бразилия, ни богатые страны по берегам Оронока (Ориноко. — В. М.) не наделены столь щедро от природы, как Манила. Одного пизанга (бананов Musa paradisiaca и sapientum. — В. М.) здесь находится более 70 различных пород, и между ними самые сладкие и вкусные из всех, которые мы ели. Прекраснейшие мангосы, по моему мнению, самый лучший плод индейцев, водятся здесь в большом изобилии. Превосходнейший саго, который никогда не обращается в торговле, составляет здесь самую обыкновенную пищу. Есть места около большой, посещенной мною лагуны (озера), где собирают жатву по три и четыре раза в год. Два раза сеют на сей почве сарацинское пшено и один раз дыни. Множество дичи, небольших оленей, свиней, также птиц, больших ящериц и летучих мышей, которые все употребляются в пищу и имеют превкусное мясо, а равно изобилие в рыбах и раках морских (крабах. — В. М.), речных и озерных способствуют к чрезвычайному благосостоянию сей страны, и мы можем засвидетельствовать с истинным удовольствием, что ни в какой из посещенных нами стран не видали большего довольства между жителями. В селениях образованных тагалийцев во внутренности острова, где все старейшины и даже священники (curas) происходят от сего племени, господствует чистота и порядок, а в устройстве бамбуковых зданий и в разведении дерев и кустарников перед сими домами находишь естественный, изящный вкус, поражающий и радующий путешественника. Нельзя также не полюбить простосердечных людей, пользующихся большим благосостоянием в сей стране. Тагалийцы, некогда завоевавшие Филиппинские острова, принадлежат к племени островитян Южного океана. Добродушие, составляющее отличительное свойство сего, одаренного от природы редкою красотою поколения, гостеприимство и правдивость, вероятно, порожденная в нем христианскою верою, служат сему народу величайшею честью. Они живут патриархально целыми семействами в пространных зданиях (разумеется, из бамбуковой трости) и оказывают старшей хозяйке в доме величайшие почести. Вообще жены тагалийцев любезным своим простодушием приобрели некоторое господство над мужьями.

Жители Манилы отличаются большою набожностью. Если при захождении солнца колокол подает знак к молитве (orazion. — Oracion. — В. М.), то все прохаживающиеся по улице останавливаются и снимают шляпу, а тагалийцы внутренних областей преклоняют даже колени и, обратясь лицом к хозяйке, воссылают к Богу громогласную молитву.

После сего все встают и желают друг другу, каждый на своем наречии, доброй ночи. К иностранцу, которому всегда отдают лучший свой покой, приходят они и, став на колени, восклицают: «Покойная ночь!» В больших поместьях (haciendas) богатых испанцев я часто видал, как вся домашняя челядь в несметном множестве приходила к своему барину и, целуя на коленях его руку, восклицала со всех сторон: «Buennas noches, Sennor!» Это священный обычай, которого никто не смеет нарушить. Вообще обряд молитвы (orazion) строго наблюдается у всех народов испанского происхождения. Нередко, посреди самых шумных собраний народа, на больших площадях Южной Америки, на хребте Кордильерских гор, на таких высотах, до которых не доходят облака в нашем отечестве, в знойной Бразилии, равно как и на отдаленных островах Китайского моря, заставал нас, так сказать, звук молитвенного колокола. Тогда со всех сторон раздается: «Орацион, орацион!» (Орасион! — В. М.). Все останавливаются, и только гармоническая игра колоколов с отдаленных башен города прерывает всеобщее молчание.

Невзирая, однако, на природное свое добродушие, тагалиец ненавидит испанца и, встретясь с ним, бежит от него, как от человека, одержимого чумою. Только тогда, когда добрые сии люди узнали, что я не испанец, встретили они меня с радушием и гостеприимством.

Первая наша поездка из Манилы была в самую северную часть области Тондо. Мы отправились туда вверх по Рио-Пазиг (реке Пасиг. — В. М.) на легком индийском судне, именуемом банка. Более получаса пути вверх по реке тянутся сельские домики жителей Манилы, построенные все из камыша подле самого берега реки. Ряды роскошных пальм, сменяясь с исполинскими бананами и самыми пышными цветами обеих Индий, придавали сему краю истинно райский вид. В самой реке, перед каждым домом, сделаны из бамбуковой трости заколы для охранения купающихся от речных чудовищ. Берега усеяны прекрасными травами и папоротниками. Миновав сельские домики, видишь по обеим сторонам реки плодороднейшие поля, покрытые сарацинским пшеном и сахарным тростником, со всех сторон мелькают деревни с великолепными монастырями и прекрасные леса бамбуковой трости (Bambusa arundincea). Богатая страна сия очень многолюдна: мы встречали на пути своем большие селения: с. Мигуэль (Сан-Мигель), Пандакан, Санта-Ану (где в сухое время года ведет через реку Пазиг бамбуковый мост), далее Сан-Педро, Макати, Гвадалупу и Сан-Николас, где несколько рукавов реки сливаются из самых различных направлений. Здесь прекращается вулканическая область и исчезает туф, покрывающий всю страну на юг и восток от Манилы.

Близ большой деревни Пазиг впадает в реку сего ж имени — река де Сан-Матео, которая в сие время года была очень быстра. Мы поплыли вверх по оной и нашли, что, начиная от сего места, более и более исчезает владычество человека. Здесь начинаются непроходимые бамбуковые леса, и деревни Сан-Матео и Балете суть последние в сей стране тагалийские селения. В сих двух деревнях видели мы обыкновенную пальму, растушую подле кокосовой пальмы. Через узкие дороги положены во многих местах перекладины, на которых водятся обезьяны. Кроме породы Cercopilhecus, мы видели здесь еще двух обезьян из внутренности страны, о коих не имеем еще никаких сведений. На окружающих деревьях сидели в бесконечном множестве попугаи. Мы застрелили здесь двух buceros (птица-носорог) и собрали множество прекрасных насекомых и растений. В одну ночь я видел вершины бамбуковых тростников, освещенные на вышине от 40—45 футов фосфорическим сиянием тысячи блестящих насекомых, — зрелище необыкновенное и очаровательное!

Целью сего путешествия было посетить большую пещеру близ Сан-Матео, о которой до сего времени еще не доходило до нас сведений. Она лежит в нескольких часах поверх деревни Балете, в одной из прелестнейших стран в свете. Посещение сей пещеры было соединено с большими трудностями, не только по причине переправы через реку Сан-Матео, которая там с ужасным ревом низвергается по утесам, но и потому, что индейцы противопоставляли нам всевозможные препятствия, чтобы удержать нас от исполнения нашего предприятия: они говорили, что если нам и удастся переправиться через реку, то мы найдем в пещере больших змей и злых чародеев, что вся пещера наполнена водою и проч. Но все сии представления никак не подействовали. Двенадцать индейцев взялись перевезти нас со всею свитою и поклажею через реку. Они принадлежали к племени октасов (вероятно, аэта. — В. М.), которые живут на горах, пользуясь совершенною независимостью. Они весьма крепкого сложения, ходят почти нагие и на перевязи носят на спине большой нож (cuchillo). Между тем как мои люди приготовляли кушанье и варили рис, заступающий здесь место хлеба, индейцы, срубив несколько бамбуковых стволов, построили плот длиною около 30 футов, на котором мы и совершили переправу. Индейцы бросались в быстрые волны, чтобы вести веревки (сплетенные из разных стелющихся растений) от одного утеса к другому. Счастливо перебравшись на другую сторону, мы взлезли на крутые, покрытые разновидными растениями пригорки, и достигли отверстия пещеры.