Многие из китайцев, кажется, верят бессмертию души и имеют довольно порядочное понятие о будущей жизни; но большая часть тех, с коими мне удавалось о сем рассуждать, имели только темные, смешанные о сем познания. Они большей частью пускались в пустые умствования о том, в каком виде будем мы существовать на том свете и переменим ли внешний образ наш. Ничего не может быть смешнее их суеверия и уверенности, какую они полагают в сверхъестественные действия духов, ведьм, леших и проч., изобретенных горячим воображением, чтоб мучить невежество и легковерие. Собственный мой компрадор старался однажды весьма серьезно уверить меня, что он видел старца в белой одежде с предлинной бородой, прохаживавшегося несколько ночей сряду по двору, ворота коего были замкнуты, и когда он хотел подойти поближе, чтоб узнать, кто это, призрак исчезал сквозь замочную скважину. Компрадор чрезвычайно сердился на мое безверие и удивлялся смеху, с коим принял я рассказ его.

Сверхъестественное влияние, по их мнению, должно быть при всех важных в жизни случаях, и если что-либо такое случится, то немедленно обращаются в шинг-шангу[46], или астрологу, и китаец ни за что не отступит ни на волос от пути, предписанного сим лицом; при сем случае обыкновенно приносят жертвы домашнему божеству.

Коль скоро родится младенец, то ему считают уже один год: ибо, по их счислению, от зачатия до рождения проходит 12 месяцев. Все обстоятельства рождения и все необыкновенное, случившееся матери младенца во время ее беременности, старательно записывается, равно и минута самого рождения. Потом родители призывают шинг-шанга, который, написав все сие со тщанием на большой красной бумаге, отправляется в капище узнать от богов, счастливы ли или нет приметы и когда именно они должны сочетать браком новорожденного младенца. Во многих богатых семействах есть домашний астролог, занимающий в то же время и должность учителя при детях; к нему-то обращаются во всех важных обстоятельствах, и его мнение весьма уважают, полагая, что астрологи умеют разбирать древние книги законов, совершенно непонятные для людей обыкновенных; следовательно, шинг-шанги суть люди важные; невежество часто находит им достаточные занятия.

Свадебные контракты заключаются, когда обручающимся не более 4 и до 7 лет. Когда получится решение шинг-шанга, старшая в доме женского пола особа обыкновенно отправляется для начатия свадебного договора с тем семейством, с коим в связь вступить желают. Когда узнают, что предложения отвергнуты не будут, то переговоры ведут открыто и начинают тем, что делающий предложение отправляет подарок, который должен непременно состоять из листов бетеля (чунам) или из приготовленного с известью бетельного ореха, который обыкновенно жуют родители обеих договаривающихся сторон, запивая чаем во время подписей свадебного контракта. Церемония сия необходима, и без оной контракты недействительны. В контракте (чоп)[47] должны быть поименованы по крайней мере отец, дед и прадед обручающихся, с означением их состояний и других обстоятельств, и родное ли у них дитя или приемыш. Все сии предметы, однако ж, не необходимы, ибо, подкупив шинг-шанга, можно уговорить его за малую сумму вывести всю родословную без затруднения. После сего родители жениха посылают для его нареченной невесты подарки, состоящие из золотых и серебряных с каменьями украшений, как то: браслетов, головных уборов, колец и других привесок.

Утомительно было бы описывать все комплименты, приглашения, подарки, церемонии и проч., происходящие между договаривающимися сторонами до времени, назначенного для самой женитьбы. Молодой паре не дозволяют разговаривать или даже видеться друг с другом, разве в публичных театрах (где женщины отделены от мужчин), до дня отправления невесты к мужу. Если вступающие в брак богаты, то за несколько дней до женитьбы родственники жениха ходят в богатых процессиях по улицам с музыкой и с подарками для невесты, разложенными напоказ на особых открытых носилках, вызолоченных и выкрашенных. В самый же день свадьбы другая подобная процессия отправляется с подарками ее родителей.

Когда должно отсылать невесту в дом к жениху, то ее садят в богатые вызолоченные носилки, закрытые со всех сторон и замкнутые ключом, который отсылается к жениху. Все носильщики одеты в красное платье. Мне случилось однажды быть при расставании невесты с ее родителями. Ступни ног ее были столь малы, что она не могла ходить, хотя ей уже было 15 лет: ее носила служанка на спине. Вся семья казалась растроганной; женщины плакали навзрыд; отец проливал слезы, и дочь с трудом была вырвана из объятий родительских и посажена в паланкин; сцена сия была весьма трогательна. Родители должны были живо чувствовать некоторое опасение о судьбе их дочери, а она, оставляя кров родительский, не могла не страшиться при мысли, что должна предаться в объятия еще незнакомого супруга и покориться неограниченной его воле. И самое ледяное сердце не могло бы быть спокойным зрителем сей разлуки, которая обыкновенно продолжается до третьего дня после свадьбы. Мне нимало не понравилось сие печальное зрелище и нисколько не дало понятия о счастии, которое должно сопровождать день свадьбы, ибо оно походило более на похороны. Некоторое чувство взаимной привязанности, которое европейцы считают необходимым до свадьбы, китайцы надеются получить по совершении обряда; поелику же случается, что муж имеет решительное отвращение к первой жене своей (ибо она не по его выбору ему досталась), то обыкновенно он бросает несчастную невесту и в разврате и игре ищет развлечений или берет нескольких наложниц. Выбор сих последних уже совершенно зависит от его вкуса; но первая его женитьба, по древнему обычаю, коему он должен необходимо покориться, делается родителями без его согласия.

Может быть, китайские женщины чувствуют при сем случае менее, нежели мы воображаем, ибо воспитание, получаемое ими, не дает им благородных чувствований и мыслей, и то, что нам кажется трудным, для них совершенно обыкновенно. Любовь в Китае не та, что в Европе, т. е. она не облечена той же формой, и у них с любовью сопряжено столь же мало отвлеченных чувствований, сколь редки случаи, могущие возбудить таковые чувства между мужчиной и женщиной. Одно скотское наслаждение должно быть побудительной причиной у народа, не имеющего возвышеннейших понятий и готового всегда потворствовать страстям.

После свадьбы обыкновенно следует несколько обедов у родителей новобрачных для всех родственников и знакомых, и при сем случае, после обеда, невеста показывается гостям вблизи, но никто, кроме ближайших родственников, с нею говорить не смеет. Однажды мне посчастливилось, с тремя другими европейцами, быть приглашенным к обеду такого рода: новобрачный старался особенно показать нам жену свою, держа свечу перед ее лицом: она была прекрасна. После сего он поставил свечу на пол, чтоб указать нам красоту ее малых ног в пять или в шесть дюймов длиной. Признаюсь, мне они не могли нравиться, потому что она не могла стоять на них без помощи двух служанок. Казалось, ей было около 15 лет, но она нимало не была в замешательстве, хотя, по обычаю, глаза ее были опущены вниз, особенно пока мы, европейцы, находились близ нее. Однако ж женское любопытство превозмогло над древним обычаем, и она не утерпела, чтоб не кинуть на нас украдкой несколько взглядов, дабы увидеть, что за звери эти Фан-куэй[48], коих ей, без сомнения, описали как ужасных чертей. Глаза у ней были черные, блестящие, и вообще она была прекраснейшая из виденных мною китайских женщин высшего сословия, кои вообще далеки от того, чтоб быть красавицами. Она была из хорошей фамилии, но небогата; родители жениха избрали ее по красоте: весьма редкое обстоятельство в Китае, где женитьбы всегда основываются на расчетах.

Празднества и обеды сии продолжаются несколько дней и всегда сопровождаются театральными представлениями, доколь все родственники и знакомые не будут совершенно угощены. Театральные представления весьма удобны для хозяина потому, что он не обязан занимать тогда гостей своих разговорами: музыка производит такой ужасный шум, что нет возможности разговаривать. Все украшения и одежды при брачных церемониях должны быть красного, а не другого цвета[49].