И это было правдой. По прошествии десяти лет с того разговора на морском берегу, Мэй выросла, и ее красота выросла вместе с ней, став еще более ослепительной. Красота тела, и красота духа… Теперь она была готова сражаться и достигать их общей мечты. А еще она была удивительно умной, достаточно умной, чтобы внести неоценимый вклад в создание того самого корабля. Достаточно умной и достаточной храброй, чтобы добыть все Асху… Они сделали это вместе, и это было одним из лучших приключений в жизни!

И вот все Асху добыты! Дэр стоит у руля, а сестра по правую руку от него. Они готовы отправиться в свое великое путешествие, вместе, как и мечтали с самого детства…

– У нас действительно получилось, Дэр! – Восклицает она. – Все испытания прошли успешно. Мы можем исследовать все промежутки!

О, как сладки эти слова!

Мэй белоснежными зубами откусывает кусок от крупного красного яблока. А потом обнимает Дэра со спины, и Дэр ощущает трепетание во всем теле от этих объятий. Она ведь никогда раньше его так не обнимала. Это объятие словно напутствие, словно подарок, словно самое теплое обещание.

“Что-то рвется из самых глубин сознания… что-то неправильное…”

– Как вкусно! – Восклицает Мэй. – Эти яблоки из нашего сада просто удивительны! Ты помнишь, Дэр, помнишь, как мать посадила яблочные деревья? Как только мы с отцом приплыли в эти края. И теперь, мамы давно уже нет, а деревья цветут и плодоносят. Эти яблоки – поцелуи нашей матери. Она целует нас каждую весну, чтобы мы помнили о ее любви.

Какие странные слова. Но верные. Мать целует их с Мэй каждую весну, каждую новую весну их жизни…

“Взрыв... Что за взрыв? Где-то глубоко-глубоко в разуме…”

Как странно…

Но перед глазами рассвет, и так хочется ощутить весенний поцелуй матери…

Дэр принял яблоко из рук сестры, и с наслаждением откусил большой кусок, перед тем как отправиться в свое великое путешествие…

***

Рваный кусок бело-красной тряпки волочился по испещренной трещинами тропинке. То был клочок окровавленных одеяний Берты, единственный, на котором сохранился хоть кусочек белизны. Призрак следовал за этим клочком, следовал за ссутулившейся старой ведьмой…

Матрешка, жутко улыбаясь смотрела на него. В этой матрешке, полностью обездвиженный, заключенный в сладкую иллюзию, медленно умирал хонк-демон Дэр. Призрак все еще страшился смотреть в лицо матрешки. Он не мог выносить вида ярко нарисованной широкой улыбки, и глаз, также нарисованных, но таких невероятно живых и странно безумных… Как удивительно, смерть пришла к Дэру в обличье матрешки, в обличье игрушки, о которой хонк, должно-быть, никогда даже не слышал.

Узкая тропинка вела к той самой арке, сделанной, как теперь только заметил Призрак, из темного, тускло поблескивающего металла. То были какие-то изящно сплетенные меж собой трубы, и сплетение этих труб вплетались виноградные лозы.

Каменная кладка плакала и смеялась множеством детских голосов. Берта присела возле нее на колени, склонилась к ней, и смахнула землю с поверхности неровно уложенных кирпичей.

Призрак вздрогнул. Он внезапно понял, что за спиной его кто-то есть. Обернувшись, он увидел Беатрис, та стояла неподвижно, так же, как и он, без одной руки, с выпотрошенным и истерзанным торсом, с кроваво обвисшей косой… Глаза Беатрис были абсолютно неподвижны, мертвы и поддернуты белесой пеленой. То были глаза трупа, неведомо каким образом стоящего на ногах. В этом искалеченном теле не осталось души, однако, оно стояло перед Призраком и смотрело на него. Оно было… Оно было, как те военные, что напали на безликих, притворившихся родителями Призрака…

Берта заметила, что Призрак с Беатрис встретились взглядами.

– Беатрис теперь – сумеречный ходок. – Заговорила старая ведьма, горестно усмехнувшись. – Точнее подобие сумеречного ходока. Сумеречные ходоки обычно получаются из людей, убитых безликими. Думаю, что с безликими ты уже знаком. Безликие – это отвратительные темные существа, одни из тех темных существ, что прислуживают непосредственно демонам. Я бы не сказала, что они слишком сильны. Но обычного человека по той же физической силе, конечно же, превосходят. Главное оружие безликих – это их извращенный разум, они считаются одними из самых разумных темных существ, после демонов. Так вот, после умерщвления своих жертв безликие, чаще всего, поглощают их душу. Но бывает так, что душа поглощается не до конца, и остается как бы ее искореженный осколок, запертый в уже мертвом теле. Такой осколок не может покинуть тело, пока то не будет в значительной степени разрушено, и потому продолжает, иногда достаточно долгое время существовать в нем… И… такое существование воистину мучительно… Так что в Беатрис все же кое-что осталось. Кое-что что заставляет ее двигаться, подчиняясь мне, ведь она должна помочь совершить ритуал… Мне пришлось с ней сделать это, обратить ее в сумеречного ходока, удержать часть ее души в мертвом теле, но как только ритуал открытия глиняной дороги мертвых будет завершен, я уничтожу это тело и отпущу ее.

Призрак отвернулся от трупа Беатрис. На нее ему сейчас было так же отвратительно и страшно смотреть, как и на матрешку. Впрочем, сейчас в какую сторону ни посмотри – всё отвратительно и страшно. А дальше, Призрак в этом был уверен, станет еще страшнее.

Моджо молчал за пазухой. Он будто уснул, или же просто измучавшись от страха, не находил в себе силы говорить, как испуганный маленький ребенок. Теперь, множество детских голосов, смеялись и плакали, и даже что-то шептали, заменяя его.

Берта, царапая кладку ногтями, начала один за другим вынимать кирпичи. Под кирпичами Призрак увидел землю, очень тёмную и на вид влажную. Убрав значительную часть кирпичей, Берта глубоко погрузила ладони в эту землю, закрыла глаза и принялась горячо шептать что-то. Беатрис, истекая кровью, почти бесшумно прошла мимо Призрака, грудой мяса осела рядом с Бертой, также погрузила руки в землю исторгла из себя булькающий кровавый шепот…

Земля лениво зашевелилась, пошла буграми, словно бы под ней было множество, целые огромные стаи каких-нибудь отвратительных насекомых…

“Дело шло бы намного быстрее, если бы в ритуале участвовала Изольда!” догадался Призрак.

Земля шевелилась, смеялась и плакала. Ведьмы шептали заклинание за заклинанием. Через несколько минут земля превратилась в бурлящую грязь, а потом грязь эта потекла черной жижей по внезапно открывшимся взору Призрака ступенькам… Плачь, смех и шепот затихли… Беатрис глухо застонала и покатилась кубарем по ступенькам вниз… Чернота очень быстро поглотила ее…

Берта, тяжело дыша, встала с колен. Достала откуда-то из складок окровавленной одежды пучок ханры, быстро поместила ее в рот и принялась с явным усилием желать, потом проглотила и сказала:

– Теперь моя внучка свободна. – Взгляд ее вперился в Призрака. – Тебе тоже туда. Спускайся вниз и думай о своей сестре. Поверь мне, ты сражаешься за ее будущую жизнь. Это… действительно так… Ступай, и не забудь о зельях сопротивления. Следующее выпьешь в темном промежутке – черное. А голубое после того, как найдешь Асху и захочешь вернуться домой. Я желаю тебе удачи! И, Изольда, наверное, уже говорила тебе это. Прости нас.

Призрак ступил на первую ступеньку и тут же ощутил что-то вроде головокружения.

– Я… Я иду. – Прошептал он, и ноги его начали перемещаться, увлекая его во тьму…

Плеер, внезапно, снова заиграл. То была музыка провожания мертвецов.

Настоящее (Под Рэгдоллом, 2004 год)

Сара. 3

Будучи ребенком, я верила в чудеса, читала, по большей части, не любовные романы, а приключенческие, обожала страшные истории… Мы с Амелией, когда еще были девочками, любили по ночам, при свете фонаря рассказывать друг другу жуткие байки. О, это было чудное время! Две сестры пытались напугать друг друга во мраке неисчислимых ночей, две сестры соревновались между собой, чья история получится страшнее и интересней…