Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Я начну с царской фамилии, что представляется более логичным, ибо, по причине своей неопытности, император Николай II в трудные минуты жизни имел обыкновение спрашивать совета у своих родственников. Несколько раз в жизни мне приходились иметь деловые сношения с некоторыми членами императорской семьи, а потому я попробую дать краткую характеристику тех из них, которые в 1894 году достигли уже зрелого возраста.

У императора Николая II было трое внучатых дядей, братьев его деда, императора Александра II: великий князь Константин Николаевич, который к этому времени удалился в свое поместье в Крыму и проводил время в обществе своей второй жены, бывшей балерины; великий князь Николай Николаевич-старший, занимавший пост генерал-инспектора русской кавалерии, который был очень популярен среди офицерства, но не мог, ввиду своего преклонного возраста, принимать близкое участие в государственных делах; великий князь Михаил Николаевич, мой отец, бывший председателем Государственного совета и генерал-инспектором артиллерии.

Из них троих наиболее опытным был мой отец, так как его двадцатидвухлетняя служба во главе администрации на Кавказе научила его искусству управления. Он был бы идеальным советником молодого императора, если бы не был столь непреклонным сторонником строгой дисциплины. Ведь его внучатый племянник был его государем, и, как таковому, ему надлежало оказывать беспрекословное повиновение. Когда Николай II говорил ему: «Я полагаю, дядя Миша, что необходимо последовать совету министра иностранных дел», мой отец кланялся и «следовал совету» министра иностранных дел. Привыкнув видеть во главе России людей зрелого ума и непреклонной воли, великий князь Михаил Николаевич никогда не сомневался в конечной мудрости решений своего внучатого племянника, что аннулировало потенциальную ценность его всестороннего понимания вопросов управления империей.

Следующими по старшинству шли четыре дяди государя, четыре брата покойного императора.

Великий князь Владимир Александрович – отец старшего, по первородству, из ныне здравствующих членов императорской семьи великого князя Кирилла Владимировича – обладал несомненным художественным талантом. Он рисовал, интересовался балетом и первый финансировал заграничные балетные турне С. Дягилева. Собирал старинные иконы, посещал два раза в год Париж и очень любил давать сложные приемы в своем изумительном дворце в Царском Селе. Будучи по натуре очень добрым, он по причине некоторой экстравагантности характера мог произвести впечатление человека недоступного. Человек, встречавший великого князя Владимира в первый раз, поразился бы резкости и громкому голосу этого русского сеньора. Он относился очень презрительно к молодым великим князьям.

С ним нельзя было говорить на другие темы, кроме искусства или тонкостей французской кухни. Его поездки в Париж причиняли массу хлопот и неприятностей кухонным шефам и метрдотелям «города-светоча». Но после того, как он вдоволь отводил душу за критикой обеденного меню, его щедрые чаевые сыпались всем, кто только протягивал руку. Он занимал, сообразно своему происхождению и возрасту, ответственный пост командира Гвардейского корпуса, хотя исполнение этих обязанностей и являлось для него большой помехой в его любви к искусству. Его супруга, великая княгиня Мария Павловна, принадлежала к царствовавшему дому герцогов Мекленбург-Шверинских. Ее брат Фридрих был мужем моей сестры Анастасии. Она была очаровательной хозяйкой, и ее приемы вполне заслужили репутацию блестящих, которой они пользовались при европейских дворах. Александр III не любил ее за то, что она не приняла православия, что породило легенду о ее «немецких симпатиях». После смерти мужа она в конце концов все же перешла в православие, хотя злые языки и продолжали упорствовать, обвиняя ее в недостатке русского патриотизма.

Затем великий князь Алексей Александрович, который пользовался репутацией самого красивого члена императорской семьи, хотя его колоссальный вес послужил бы значительным препятствием к успеху у современных женщин. Светский человек с головы до ног, бонвиван, которого баловали женщины, Алексей Александрович много путешествовал. Одна мысль о возможности провести год вдали от Парижа заставила бы его подать в отставку. Но он состоял на государственной службе и занимал должность ни более ни менее как адмирала Российского императорского флота. Трудно было себе представить более скромные познания, которые были по морским делам у этого адмирала могущественной державы.

Одно только упоминание о современных преобразованиях в военном флоте вызывало болезненную гримасу на его красивом лице. Не интересуясь решительно ничем, что бы не относилось к женщинам, еде или же напиткам, он изобрел чрезвычайно удобный способ для устройства заседаний Адмиралтейств-совета. Он приглашал его членов к себе во дворец на обед, и, после того как наполеоновский коньяк попадал в желудок его гостей, радушный хозяин открывал заседание Адмиралтейств-совета традиционным рассказом о случае из истории русского парусного военного флота. Каждый раз, когда сидел на этих обедах, я слышал из уст великого князя повторение рассказа о гибели фрегата «Александр Невский», происшедшей много лет тому назад на скалах датского побережья вблизи Скагена. Я выучил наизусть все подробности этого запутанного повествования и всегда из предосторожности отодвигался немного со стулом от стола в тот момент, когда, следуя сценарию, дядя Алексей должен был ударить кулаком по столу и воскликнуть громовым голосом:

– И только тогда, друзья мои, узнал этот суровый командир очертания скал Скагена.

Его повар был настоящим артистом. Генерал-адмирал ничего бы не имел против того, чтобы ограничить дебаты Адмиралтейств-совета в пределах случая с «Александром Невским».

Это беззаботное сосуществование было омрачено, однако, трагедией: несмотря на все признаки приближающейся войны с Японией, генерал-адмирал продолжал свои празднества и, проснувшись в одно прекрасное утро, узнал, что наш флот потерпел позорное поражение в битве с современными дредноутами микадо. После этого великий князь подал в отставку и вскоре скончался.

Дядя Сергей – великий князь Сергей Александрович – сыграл роковую роль в падении империи и был отчасти ответствен за катастрофу во время празднования коронации Николая II на Ходынском поле в 1896 году. При всем желании отыскать хотя бы одну положительную черту его характера я не могу ее найти. Будучи очень посредственным офицером, он тем не менее командовал лейб-гвардии Преображенским полком – самым блестящим полком гвардейской пехоты. Совершенно невежественный в вопросах внутреннего управления, великий князь Сергей был тем не менее московским генерал-губернатором – пост, который мог бы быть вверен лишь государственному деятелю очень большого опыта. Упрямый, дерзкий, неприятный, он бравировал своими недостатками, точно бросая в лицо всем вызов и давая, таким образом, врагам богатую пищу для клеветы и злословия. Некоторые генералы, которые как-то посетили офицерское собрание лейб-гвардии Преображенского полка, остолбенели от изумления, услыхав в исполнении молодых офицеров любимый цыганский романс великого князя, где были слова: «и мир, и любовь, и блаженство». Сам августейший командир полка иллюстрировал этот любезный романс, откинув назад тело и обводя всех блаженным взглядом!

Император Николай II не должен был допускать, чтобы великий князь Сергей сохранил свой пост генерал-губернатора после катастрофы на Ходынском поле. Как бы для того, чтобы еще более подчеркнуть свою неприятную личность на фоне добродетели, он женился на старшей сестре государыни великой княгине Елизавете Федоровне. Трудно было придумать больший контраст, чем между этими двумя супругами!

Редкая красота, замечательный ум, тонкий юмор, ангельское терпение, благородное сердце – таковы были добродетели этой удивительной женщины. Было больно, что женщина ее качеств связала свою судьбу с таким человеком, как дядя Сергей. С того момента, как она прибыла в Санкт-Петербург из родного Гессен-Дармштадта, все влюбились в «тетю Эллу».

31
{"b":"925670","o":1}