– С удовольствием, – ответил я.

На самом деле мне хотелось сказать другое. И нынешний работодатель молодого принца, и дед его, кайзер, одинаково верили в непогрешимость суждений правителя. Нельзя командовать армией из тринадцати миллионов солдат или владеть миллиардом долларов и не быть «правым», по крайней мере в собственных глазах. Подумать только, я переплыл океан и приехал в Мичиган только для того, чтобы снова очутиться в Потсдаме…

В телеграмме Ассошиэйтед Пресс было написано: «Сегодня в Голливуд ненадолго прибыл великий князь Александр Михайлович. Многочисленным жителям нашего города славянского происхождения, которые утверждают, будто были придворными или генералами в императорской армии, в следующие три дня придется не показываться в городе».

Меня это удивило. Я не собирался разоблачать кого бы то ни было. Я принимал как данность, что на богатой калифорнийской земле все растет быстро – и апельсины, и русские титулы. Я приехал, потому что так хотел мой импресарио. Кроме того, я всегда был пылким поклонником кинематографа. В особенности мне хотелось познакомиться с Джоном Гилбертом[70], что вполне естественно, потому что в течение многих лет он исполнял роли русских аристократов. Я ему завидовал. Его пышные боярские костюмы, роскошные званые ужины, непринужденные манеры, два изящных тигра без намордников, которые ходили за ним по пятам, властность в обращении с красивыми фрейлинами – все пробуждало горькие воспоминания о строгих правилах, которые сковывали нашу жизнь. И я, и мои кузены носили простую военную форму, в качестве домашних любимцев могли выбирать немецких такс или персидских кошек, а спали на узких металлических койках, так отличавшихся от роскошных трехспальных кроватей, стоявших в апартаментах мистера Гилберта. «Великий князь из Санкт-Петербурга встречается с великим князем из Калвер-Сити!» Мне показалось, что такой заголовок понравится даже моему импресарио, который не переставал жаловаться, что я мешаю «себя рекламировать».

К сожалению, наша эпохальная встреча так и не состоялась. К тому времени, как я прочитал лекции в самом Лос-Анджелесе и в его окрестностях и встретился с несколькими «в высшей степени уважаемыми» адвокатами, которые приходили ко мне по поручению неких людей, которых я якобы «очень люблю», настала пора садиться в поезд ехать в Денвер.

Таинственным «человеком, которого я очень любил», оказался не кто иной, как великий князь Михаил Александрович, мой покойный шурин, которого большевики расстреляли за двенадцать лет до того в окрестностях Перми. В Лос-Анджелесе проживали четыре претендента на роль великого князя Михаила. Трое из них предпочли, чтобы их представляли адвокаты, зато четвертый явился ко мне лично. Коренастый человек ростом около пяти футов семи дюймов (мой покойный шурин был ростом шесть футов три дюйма без обуви), он говорил с сильным украинским акцентом и упорно называл меня «ваше святейшество». Низкий рост и незнание титулов он возмещал дерзостью. Из-за одной только его формы – странной смеси средневековой Москвы и современного Калвер-Сити – стоило приехать в Лос-Анджелес!

– Вы помните эту форму, ваше святейшество! – воскликнул он, войдя ко мне.

Конечно, я ее помнил. В последний раз я видел такой наряд в фильме по сценарию Элинор Глин «Его час».

– Как поживает моя матушка? – осведомился он.

«Его матушка» вот уже два года как умерла. Эту новость он воспринял мужественно, лишь промокнул глаза громадным носовым платком с монограммой и с чувством произнес:

– Да благословит Господь ее душу!

Местные газеты нечасто печатали международные новости, объяснил его спутник, седовласый, благородного вида персонаж, похожий на старомодного президента колледжа.

Я не спешил вышвыривать их вон; их примитивность делала двух жуликов совершенно безобидными.

– Некоторые лучшие люди нашего города – мои ближайшие друзья, – сообщил господин со множеством медалей.

Я промолчал.

– Они, конечно, верят мне, но я подумал, что подписанное вашим святейшеством письмо поможет мне разоружить врагов Романовых.

Я обратился к секретарю по-французски.

– Вы не сердитесь? – спросил сопровождающий «Михаила».

– Вовсе нет, – ответил я. – Я просто попросил секретаря принести камеру.

– Камеру?

– Да, камеру. Я хотел бы сфотографировать вашего друга. У меня собралась целая коллекция людей, выдающих себя за великого князя Михаила Александровича, но такого, как он, я еще не встречал.

– Раньше я носил бороду, – робко заметил самозванец.

– Это ошибка, – сказал я. – Больше так не делайте. Оставайтесь таким, как сейчас.

– Значит, письмо вы не подпишете?

– Извините, старина.

– Нам, наверное, лучше уйти, – заметил сопровождающий.

Они ушли так же, как пришли. С высоко поднятой головой, непобежденные. Их лица дышали прямотой и честностью. Надеюсь, ради их же блага, что их еще принимают «лучшие люди» Лос-Анджелеса. В мире, где так любят точность, они кажутся последними могиканами подлинного театра.

Вот еще одно лос-анджелесское происшествие.

– Повторите, как ваше имя? – спросил джентльмен, сидевший рядом со мной за обедом, во время которого ко мне обращались поочередно «ваша светлость», «ваше превосходительство» и «монсеньор».

– Меня зовут Александр.

– Александр – а дальше?

– Ничего, просто Александр.

– Но послушайте, – раздраженно заметил мой сосед, – давайте все же выясним… разве у вас нет фамилии?

Я признался, что в нашей семье, конечно, была и фамилия, но по старинной традиции к нам обращались просто по имени. Чтобы он лучше меня понял, я указал: в то время как близкие друзья принца Уэльского могут называть его Дэвид или Эдвард, никто и никогда не называет его мистером Виндзором.

Мой сосед с сомнением покачал головой и какое-то время молчал.

– Ну вот, – воскликнул он вдруг, – допустим просто ради интереса, что меня зовут Джонни Уокер! Как меня представят вам – как мистера Джонни или как мистера Уокера? – Вас представят как мистера Уокера, конечно, но, будь это мое имя, меня представили бы вам как великого князя Джонни.

– Теперь все понятно, – мрачно признался он. – Победа за вами!

Не сразу я сообразил, что вовсе не обязан был ему возражать. Мой собеседник, твердо веривший в то, что у каждого человека должна быть фамилия, принадлежал к вымирающему виду американцев. Им не передался лихорадочный интерес к представителям королевских семей, который столь свойствен их современникам. Я не знаю ни одного королевства или империи, где обожание титулов, голубой крови и прославленных предков доходило бы до таких крайностей, как в современных Соединенных Штатах. Американских послов при Сент-Джеймсском дворце каждую весну одолевают тысячи желающих сделать книксен перед их величествами. Американские девушки приезжают из всех штатов и проводят в Лондоне несколько месяцев. Они тратят целые состояния на специальные платья и учатся грациозно приседать и пятиться, держа шлейф, хотя сама церемония представления ко двору продолжается лишь несколько секунд.

Судя по всему, американские промышленные магнаты очень довольны, если их имена включают в светские календари-справочники их городов. Сотрудники отделов по связям с общественностью, которым платят огромное жалованье, по-настоящему управляют внерабочими часами своих боссов и проводят длительные кампании, чтобы обеспечить им награждение каким-нибудь иностранным орденом.

Американцы досконально изучили «Готский альманах». Судя по моему опыту, эта сухая и довольно скучная книга, в которой размещены родословные древа аристократии, в Соединенных Штатах стала бестселлером. Никогда не забуду своего диалога с дамой (точнее, говорила в основном она) на приеме в доме одного политического лидера. Целых двадцать минут, ни разу не запнувшись ни на дате, ни на титуле, ни на имени, она рассуждала о моих русских, английских, датских, немецких и испанских родственниках. Она рассказала мне о них больше, чем знал я сам. Она одинаково хорошо знала имена участников Первого крестового похода и фамилии их ныне здравствующих потомков, живущих во Франции, и довольно подробно рассказывала о судьбе всех до единого спутников Вильгельма Завоевателя. Когда она перешла к списку пассажиров «Мэйфлауэра», я очень встревожился. Мне казалось, что ее отрывистая речь способна перекинуть мостик в прошлое и я вот-вот окажусь лицом к лицу с мрачными и голодными сквайрами, которые высадились на эти берега в последний четверг ноября.