Да, с недавних пор на ее кухне появился кофе, и теперь она не без удовольствия его для меня варит. Ее глаза сверкают. Ямочки на щеках так и манят зацеловать ее белую бархатную кожу.

— В детский сад… Подменным воспитателем, — не дождавшись от меня реакции продолжила она.

— Ты воспитатель? — мои брови от удивления взметнулись вверх.

— Да! А почему тебя это так удивляет? — подала мне кофе и присела напротив.

— Не знаю… почему-то я не представляю тебя в этой роли.

— А в роли кого ты меня представляешь?

Пожимаю плечами.

— Мне казалось, что ты какой-нибудь там… бухгалтер.

— Бухгалтер? — теперь ее брови изобразили удивление. — Почему бухгалтер? Ничего не имею против этой профессии, но с собой я ее почему-то никогда не отождествляла.

— Главный бухгалтер. Как минимум, главный! — поспешил исправиться я.

— Ты кстати, на доктора тоже слабовато смахиваешь. В жизни бы не подумала…

— А на кого же я смахиваю?

Нина задумалась.

— На лесоруба… или как там их еще называют? На дровосека! Вот…

— Где называют? В детских сказках? — усмехнулся.

Свист закипевшего чайника заставил ее подскочить с места и направиться к плите.

— Ну почему в сказках? В обычной жизни они, наверное, тоже так называются.

— Не знаю, мне знакомы только два человека подобной профессии: арборист и вальщик. И ни один из них ни разу не называл себя дровосеком.

— Откуда у тебя такие знакомые?

— У меня много разных знакомых. Профессия знаешь ли обязывает, встречать людей, работающих в экстремальных условиях. Лет пятнадцать назад я в БСМП работал, вот там с одним арбаристом и познакомился. Мы его по частям собирали, весь поломанный был.

Нина делала себе чай, а я не усидев на месте подошел и встал позади нее. До чего она все-таки манящая женщина, сто лет таких не встречал… Обхватив руками талию, прижал к себе. Руки, сами поползли вверх и очертили полушария тяжелой груди. Ощущение мягкого податливого тела в руках тут же отозвалось тяжестью в паху. Тонкий цветочный аромат исходящий от ее слегка растрёпанных волос дурманил голову.

— Арбарист, арбарист… Первый раз слышу, — Нина запрокинула голову и облокотившись мне на грудь посмотрела на меня снизу-вверх.

Глубокий вырез сарафана немного сместился вниз и открыл самый край темных ареол. Я как пацан пялился в декольте женщины забывая, как дышать.

— Это человек который распиливает дерево частями, начиная сверху, — потянул бретели ее свободного сарафана вниз по плечам. — Обычно он работает со сложными деревьями, растущими в ограниченном пространстве…

Нина склонило голову проследив за моими руками.

Поцелуй в шею прямо под кромкой волос над линии позвоночника. Охренеть, какая она отзывчивая… По ее открытой спине и плечам рассыпаются мурашки. Сам задираю ее подбородок вверх. Смотрю в глаза. Они у нее черные, зрачки расширены и почти сливаются с шоколадной радужкой.

— Боишься меня?

— С чего ты взял?

— У тебя зрачки расширены, обычно они такие или при сильном стрессе, или страхе. Либо при плохом освещении. С освещением здесь, по-моему, все в порядке.

— Не боюсь…

— А зря… — легкий укус в шею. — Сожру тебя как волк Красную шапочку…

На столе начинает трезвонить ее телефон. А психованный Луи принимается на него истошно лаять.

— Потом ответишь, — быстрее задираю подол ее платья.

— Подожди…

Игнорирую… Нина пытается выпутаться из моих объятий тянется за трубкой.

— Перезвонят! — перехватываю ее руку.

— Нужно взять! Это заведующая.

— Ну раз заведующая… — отпускаю. Нина быстро принимает звонок и убегает в соседнюю комнату.

— Да, Любовь Константиновна! Конечно смогу! Завтра выйду…

— Пока вы будите работать на подмене в группах Капелька и Одуванчик. Одуванчик у нас ясельки, а вот Капелька старшая. Семьи у нас почти все благополучные, родители ответственные. Единственные, на ком бы хотелось заострить внимание, это Ильченко… С ними нужно быть предельно внимательными, потому что мама там проблемная.

— Ну, проблемными родителями вы меня не удивите. У меня уже был опыт работы с неблагополучными семьями. Можете быть спокойны.

Была у меня одна семья, которая с периодичностью раз в неделю забывала забрать ребенка. Квитанции на оплату терялись и не оплачивались. Мальчик ходил в сад постоянно недолеченым и голодным. Однажды отчим привел его в садик без варежек, и было это в минус двадцать пять. Как вспомню его синие околевшие ручонки…

— Я не просто так вам о них говорю. На учете они у нас стоят уже четыре года. Мать ни раз уже проходила лечение в наркологии, каждый раз оставляя детей на сожителя. Мы уже устали обращаться в органы опеки. Душа болит за этих детей, но нас никто не слышит…

— Неужели все так плохо?

Заведующая лишь только махнула рукой и покачала головой.

— Сами все увидите… Анечка, — заведующая окликнула девушку, спешащую по коридору. — Покажи Нине Алексеевне группу.

Девушка обернулась и подошла к нам.

— Это Анечка, она как раз нянечка в вашей группе.

Девушка улыбнулась и кивнула. Я ответила ей приветственным кивком.

— Кстати, а как у вас с музыкой? У нас музыкальный педагог на больничном. На сохранении лежит, в декрет скоро уходит. Мы пока еще ее вакансию не выставляли.

— Я окончила музыкальную школу по классу фортепиано.

— Ой как замечательно, — всплеснула руками Любовь Константиновна. — Вы золото Ниночка. У нас ко дню семьи, мероприятие намечается. Вы нам окажете невероятную услугу, если присоединитесь к подготовке праздника.

— С радостью поучаствую.

— Тогда пока на подменах побудите, за одно и музработника в старшей группе замените, а осенью мы вам группу дадим. У нас как раз Ольга Петровна в конце августа на пенсию собралась.

Наконец я попала в свою стихию. Как же я по всему этому соскучилась. За десять лет своего воспитательского стажа я ни разу не пожалела, что выбрала именно эту работу. Я безумно скучала по деткам, которых я была вынуждена оставить после Нового года из-за самодурства Максима. Надеюсь, что новое место заполнит все пустоты зияющих ран моей души.

Детский сад оказался маленьким и уютным, он разительно отличался от городского, в котором я трудилась последние десять лет. И пусть расстояние до города составляло от силы тридцать километров. Разница между тем учреждением и этим, была очевидна.

Оказавшись здесь, я будто бы вернулась на двадцать лет назад. Старенькая мебель, простенький ремонт. Довольно примитивный двор с клумбами из выкрашенных в яркие цвета автомобильных покрышек. На спортивной площадке: поблекшие от времени горки, старые, ни раз перекрашенные качели, грибки над песочницами. Все здесь было скромнее и проще.

Единственное, что не отличало мою нынешнюю работу от предыдущей — это дети. Дети были точно-такие же. Здесь то же были плаксы и молчуны, тихони и бунтари, весельчаки и буки. Они неплохо приняли меня, поэтому я быстро влилась в свой новый картавящий и шепелявый коллектив.

Лизу Ильченко я узнала сразу. Визуально все дети выглядели плюс-минус одинаково. Но эта девочка была явным исключением.

Простенькое розовое трикотажное платьице в белый мелкий горошек, повидало уже далеко ни один десяток стирок. Платьице было коротеньким и явно маловатым ей в подмышках. Оно сидело совершенно несуразно на худенькой, но довольно высокой для своего возраста девочке. Розовые гольфы с единорожками были новыми и этот контраст еще больше приковывал взгляд к скромненькому одеянию девчушки. Сиреневые сандалики с бабочками, истёрты на носках и слишком широки для худеньких ножек своей хозяйки.

Светленькие тоненькие волосики, собранные в хвостик на макушке. Огромные голубые глаза в пол-лица смотрели на меня настороженно и недоверчиво. Губки бантиком, острый подбородочек, слегка оттопыренные сверху ушки, делали ее похожей на девочку эльфа.

Она похожа на Динь-Динь. Вспомнилась любимая сказка мой дочери. До того, как полюбить Гарри Поттера, Маруська была влюблена в Питера Пена.