— А его заместитель?
— Она… тут была, — сказал мужчина.
Он неуверенно указал рукой в конец коридора. Где появилась очередная группа задержавшихся во дворце спорта подростков. Те шумно переговаривались, показывали друг другу упаковки жевательной резинки и яркие картинки наклеек. Мимо нас с худощавым они прошли, будто вода мимо скалы — обошли нас с двух сторон, внимания на нас обратили не больше, чем на обычные безликие камни.
— Веди меня к начальнице, — потребовал я, когда шумная компания молодёжи свернула на лестницу.
Худощавый проводил подростков взглядом и печально вздохнул (словно расстроился, что парни не взяли его с собой). Он поднял взгляд на моё лицо. Снова вздохнул: на этот раз жалобно.
— Она была… — сообщил он. — Но уже ушла. Недавно! Вы чуть-чуть не успели.
Я покачал головой — мужчина вжал голову в плечи.
— Ты электрик? — спросил я.
— Нет, я…
— Электрик где?
Мужчина замолчал, его взгляд заметался по коридору.
— Так… у себя, — сказал худощавый. — Наверное.
И с надеждой спросил:
— Так вам наш электрик нужен?
— И он тоже, — ответил я.
Вновь отыскал взглядом блестевшие в свете электрических ламп глаза мужчины и сказал:
— Где он? Тоже ушёл? Что у вас здесь происходит⁈
Мужчина всплеснул руками. На шаг попятился от меня. Покачал головой, от чего у него на шее то с правой стороны, то с левой вздувались под кожей длинные тонкие жилы.
— Нет, — сказал он. — Электрик у себя. Я отведу!
Я две секунды сверлил его глаза взглядом, молчал. Недовольно скривил губы. Будто с неохотой кивнул.
— Ладно. Веди.
Худощавый мужчина тут же суетливо развернулся на сто восемьдесят градусов и указал рукой вперёд.
— Пожалуйте, товарищ, — сказал он. — Вперёд. Тут недалеко. Он у себя. Наверное. Я вам покажу.
Мужчина торопливо зашагал по коридору. Он обходил по дуге разбросанные на полу фантики и мятые билеты, будто непроходимые преграды. Я пошёл за ним следом. Со строгим выражением на лице оглядывался по сторонам. Отыскивал взглядом на полу и на стенах пятна или потёки крови, которые наверняка здесь были «тогда» (после оставшейся теперь только в моих воспоминаниях трагедии десятого сентября тысяча девятьсот семьдесят пятого года). Я подумал, что в нынешней реальности сегодняшний матч запомнится лишь тем, что сегодня в составе юниорской сборной СССР на ледовой арене дворца спорта «Сокольники» играла целая плеяда будущих звёзд советского хоккея, многие из которых станут олимпийскими чемпионами, чемпионами мира и Европы.
— Вот его комната, — указал пальцем вперёд мой провожатый.
Он ускорился и подошёл к невзрачной деревянной двери. Мужчина решительно дёрнул за ручку — дверь не открылась.
Худощавый поднял на меня растерянный взгляд и произнёс:
— Заперто. Странно. Но он был здесь. Я видел!
Мужчина кулаком постучал в дверь. И тут же прижал к ней ухо, прислушался.
Худощавый пожал плечами и пробормотал:
— Уснул он там, что ли?
Мужчина посмотрел на меня. Виновато. Я нахмурил брови, покачал головой и указал на дверь пальцем.
— Ключ от этой комнаты где?
— Есть ключ! — встрепенулся худощавый. — Конечно, есть! На стенде висит. Там есть ключи от всех дверей. Я принесу?
— Неси, — разрешил я.
Мужчина сорвался с места, будто после выстрела стартового пистолета. Помчался по коридору, разрывая тишину громкими гулкими звуками своих шагов. Я проводил его взглядом. Спина худощавого мужчины исчезла за поворотом — я достал из внутреннего кармана куртки завёрнутые в большой белый носовой платок похожие на крохотные хоккейные клюшки отмычки (те самые, которые я в сентябре изготовил для вскрытия замка в квартире Венчика). Подумал: «Так и знал, что они мне сегодня пригодятся». На вскрытие замка потратил меньше минуты. Приоткрыл дверь. Усмехнулся и отметил, что сегодня установил собственный рекорд: обычно на непрофильную для меня работу медвежатника я тратил значительно больше времени.
В комнате электрика горел свет. У потолка в тесной комнатушке висело облако табачного дыма. Я взглядом уткнулся в лежавшего на полу человека. Лицо его не увидел: оно смотрело в противоположную от меня сторону. Но не склонился над этим человеком и не проверил его пульс: мужчина громко посапывал, чего обычно не делали мертвецы. Я повернул голову, мазнул взглядом по стене комнаты. Увидел рубильники, провода… и сидевшего за столом Высоцкого. Владимир Семёнович склонился над столешницей, прижимался к ней правой щекой. Он спал — я слышал его сопение. Пустую бутылку из-под водки «Русская» я нашёл около ножки стола. Я поднял её с пола, сунул себе в карман. Туда же положил сигареты и зажигалку Высоцкого.
— Нам пора, Владимир Семёнович, — тихо сказал я.
Наклонился и рывком забросил тело Высокого себе на плечо.
* * *
Я уложил Владимира Семёновича на заднее сидение БМВ. Сел в водительское кресло, настроил его положение под свои габариты. Завёл двигатель. Мотор автомобиля радостно загудел, фары осветили лестницу юго-восточного выхода из дворца спорта «Сокольники» — людей я рядом с ней не увидел.
— Давненько я не сидел за рулём иномарки, — произнёс я.
Поправил зеркало заднего вида, взглянул на безмятежно спавшего Высоцкого.
— Поедем к Насте в гости, Владимир Семёнович? — сказал я.
Сам себе ответил:
— Молчание — знак согласия. Поехали.
* * *
Дверь мне открыла Настя Бурцева (голос работавшего в гостиной телевизора стал громче). Она посмотрела на моё лицо, улыбнулась. Опустила взгляд на лежавшего у меня на руках спящего Владимира Семёновича и приоткрыла рот.
Настя ни о чём меня не спросила. Она лишь взмахнула ресницами и попятилась вглубь прихожей, когда я повернулся к ней боком и перешагнул порог квартиры. Я занёс Владимира Семёновича в квартиру Бурцевых головой вперёд.
Из-за плеча Анастасии выглянула Котова.
— Лена, ты хотела увидеть Высоцкого? — спросил я.
Не дождался ответа Котовой и заявил:
— Вот. Пожалуйста. Я его тебе принёс.
Глава 17
Высоцкого я отнёс в гостиную и уложил на диван (на котором я провёл прошлую ночь). Таблетки Венчика сделали своё дело: Владимир Семёнович спал крепко, никак не реагировал на внешние раздражители. Я вернулся в прихожую, оставил там свою куртку и кепку. Ответил Бурцевой и Котовой, что всё им обязательно расскажу, но позже. Вернулся в гостиную к Высоцкому. Настя и Лена замерли в дверном проёме, следили за тем, как я снимал с Владимира Семёновича обувь и верхнюю одежду. Все эти вещи я вручил Котовой.
Распорядился, чтобы Бурцева сварила мне кофе. Настя кивнула и убежала на кухню. Я неспешно переоделся. Пришла Лена. Я вслух удивился тому, что пока не встретил в квартире Настиного отца. Котова просветила меня, что Евгений Богданович заперся у себя в комнате и «читает перед сном». Лена забрала у меня удостоверение полковника КГБ. Я не проследил, куда она его отнесла: пошёл на кухню, откуда уже расползался по квартире аромат кофе. Почувствовал запах табачного дыма, когда проходил мимо спальни Бурцева.
За чашкой вечернего кофе я поведал Насте и Лене историю свей сегодняшней встречи с Высоцким. Причём, сказал им правду: только слегка подсократил её, от чего она изменилась до неузнаваемости. Сказал, что «тормознул» на шоссе автомобиль — то оказался БМВ Высоцкого. Владимир Семёнович «любезно подвёз» меня до дворца спорта «Сокольники» на встречу с Пашей Смирновым. Там Высоцкий заглянул к «кому-то из работников ледовой арены» — я в это время общался с Пашей и с его младшим братом Никитой.
— … Смотрю, что его машина всё ещё стоит, — сказал я. — Подумал: попрощаюсь с ним. И может, для Артурчика автограф возьму. Пришёл, а он там спит за столом. Устал человек за день. Такое случается.
Я пожал плечами. Тут же махнул рукой, отогнал к окну табачный дым (что струился из Настиной сигареты).