— Кому? — спросила Котова. — Какой подарок?

Она взмахнула длинными ресницами.

— Бабе Любе, — ответил я. — Вахтёрше из мужского корпуса.

Я взял Лену за руку, заглянул ей в глаза. Улыбнулся.

Сказал:

— Восьмого марта мы с тобой сделаем ей хороший подарок: мы продлим её жизнь.

О гибели бабы Любы Артурчик Прохоров в моей прошлой жизни упомянул в разговоре вскользь и как бы между прочим. Причём, говорил Артур о ней едва ли не в контексте шутки. Два момента в том его коротком рассказе я чётко запомнил. Мне они тогда показались нелепыми, и действительно походили на чёрный юмор. Бабу Любу сбила машина скорой помощи. Это обстоятельство уже само по себе выглядело абсурдно. Но прибавил ему «запоминаемости» и тот факт, что погибла Любовь Фёдоровна утром восьмого марта (когда шла от трамвайной остановки на работу в студенческое общежитие). Я точно запомнил, как подумал после слов Артурчика о том, что баба Люба получила не самый лучший подарок на Международный женский день.

— Это очень печально, — произнесла Лена, когда я пересказал ей слова Артурчика. — Ты прав, Серёжа: седьмого марта нам ехать в Москву никак нельзя. Бедная баба Люба.

Она покачала головой и вздохнула.

— Знаешь, Серёжа, — сказала Котова. — Я вдруг подумала, что именно Артур Прохоров тебе часто рассказывает об ужасных событиях. Он является к тебе во снах исключительно с дурными вестями.

Я усмехнулся и возразил:

— Не только с дурными. Иногда Артурчик мне рассказывал и просто интересную информацию. Не о чужих смертях.

— Например?

— Ну, он… о Высоцком иногда говорил.

Котова хмыкнула.

— Узнаю Артурчика, — сказала Лена. — И что он тебе о нём рассказывал?

— О!…

Я снова усмехнулся: вспомнил, что в моей прошлой жизни Артурчик был большим поклонником Владимира Семёновича Высоцкого. Как и сейчас. Но только тогда у него для поиска интересных сведений о любимом певце, поэте и актёре в двухтысячных годах появился интернет. Артурчик с годами не утратил интерес к жизни и к творчеству Высоцкого. Он постоянно извлекал из сети всё новые «важные» и «интересные» сведения, которые касались его кумира. И обязательно рассказывал их мне. Потому что его дети и внуки творчеством Владимира Семёновича Высоцкого не интересовались; а к увлечению Артурчика они относились, как к нелепой стариковской причуде. Я же зачастую выслушивал очередные «открытия» Прохорова даже без ироничной улыбки на лице.

— Ну, например, — сказал я, — он говорил: Высоцкий сейчас ездит на импортном автомобиле БМВ 2500 серо-голубого цвета. Но уже в следующем году увлечётся автомобилями «Мерседес». Пригонит себе серо-голубой «Мерседес» из-за границы: в точности такой же, какой стоит в гараже у Леонида Ильича Брежнева, и на каком ездит сейчас поэт Сергей Михалков.

— Как он об этом узнал? — спросила Лена.

Я пожал плечами и пообещал:

— Обязательно у него об этом спрошу. Когда снова увижу его во сне.

В четверг шестого марта мой кулинарный цех вновь заработал в усиленном режиме. Илья Владимирович в этом году принял для меня заказы на двадцать четыре торта. Я вновь объявил в студенческом общежитии набор на вакантные должности кулинаров. Явились на мой зов все те же кандидаты, что работали над «продукцией» цеха и перед Новым годом.

Два с половиной десятка тортов мы без особого напряга изготовили к вечеру пятницы. Последнюю партию «продукции» мы отгрузили Дмитрию уже затемно. Оставили в холодильнике лишь один торт — его я украсил нестандартно (тюльпанами и мимозами из крема) и приберёг для завтрашнего поздравления вахтёрши. Мы с Леной рассудили, что баба Люба уже второй год нюхала ароматы нашей выпечки — пора бы ей наши торты и попробовать.

В этом году ранняя весна не порадовала нас теплом. Я не видел на деревьях и намёков на зелёную листву (почки на ветвях пока даже не набухли). Замечал на рассвете: в прошлогодней траве ещё поблёскивал иней, а под ногами на асфальте хрустел тонкий лёд. Снег растаял ещё в конце зимы (в марте этого года он не выпал ни разу). Но шапки студенты МехМашИна пока не спрятали, да и не все ещё сменили зимнюю одежду на демисезонную.

Восьмого марта утром Кирилл, я, Лена Котова и Наташа Торопова (теперь она тоже бегала с нами, пусть и не ежедневно) отправились на пробежку. Мы с Кириллом поздравили девчонок с праздником: устно и поцелуями. Заверили их, что подарки обязательно будут, но «позже», когда вернёмся в общагу. Я ещё перед началом забега заявил, что занимаемся мы сегодня по сокращённой программе — никто не вступил со мной по этому поводу в спор.

На обратном пути Котова сказала:

— Серёжа, я подсчитала, что сегодня баба Люба не работает. Её смена начнётся завтра в восемь утра.

— Работает, — сказал я. — Вот увидишь.

В общежитие мы с Леной не пошли. Сказали Кириллу и Наташе, что немного прогуляемся — те взглянули на нас с удивлением, но не полезли с расспросами. Я уже выяснил, что Любовь Фёдоровна приходила на работу за пятнадцать минут до начала смены. Времени до встречи с ней у нас с Леной оставалось предостаточно. Поэтому мы направились в сторону проспекта неторопливо. Котова держала меня под руку. Пересказывала мне содержание очередного письма Бурцевой.

Я давно уже нарисовал у себя в воображении тот маршрут, который сегодня пройдёт (и несколько раз в неделю проходила) Любовь Фёдоровна. Я пару раз нашу вахтёршу о нём расспрашивал. Да и сам прикинул, что иным путём к общежитиям от трамвайной остановки не пройдёшь. Поэтому мы с Леной двинулись именно по нему. Перешли дорогу (что проходила параллельно проспекту) в том самом месте, где баба Люба (в теории) повстречается с машиной скорой помощи.

Остановились, огляделись.

— Жду её здесь, — сказал я. — Мимо этого места она точно не пройдёт. Это единственная дорога между общагой и проспектом, где её могла сбить машина.

— А я? — спросила Лена.

Она прижала ладонь к чуть покрасневшему от холода кончику своего носа.

— Ты иди в конец этого квартала. Жди её на том перекрёстке.

Я указал рукой вправо, добавил:

— Это на тот случай, если она сегодня приедет на автобусе. С автобусной остановки она может пойти и там. Это маловероятно. Но лучше уж мы подстрахуемся.

Любовь Фёдоровна появилась со стороны трамвайной остановки. Через пару секунд после того, как я отметил: она опаздывала. Я увидел её в полусотне метров от себя. Она как раз прошла мимо приметного каштана с причудливо изогнутым стволом. Баба Люба шагала по тротуару со стороны проспекта. В коричневом пальто, прятала седые волосы под серым шерстяным платком. Шла быстро, уверенно — не по-старушечьи. Словно совершала марш-бросок. Она чуть склонила вперёд голову. Помахивала тряпичной сумкой, в которой наверняка лежали бутерброды, печенье и небольшой кулёк с карамельками «Раковые шейки». Она не смотрела по сторонам, стучала по тротуару каблуками ботинок. Резкие звуки её шагов отражались от фасадов зданий и уносились во дворы.

Я почувствовал, что сердце в моей груди чуть успокоилось: замедлило ритм сокращений. В очередной раз взглянул на часы. Прикинул, что таким темпом Любовь Фёдоровна как раз и явится на работу в обычное время. Хмыкнул и подумал о том, что не вложил в свои расчеты скорость её ходьбы: меня ввёл в заблуждение возраст бабы Любы. Любовь Фёдоровна стремительно приближалась. Смотрела в мою сторону (и словно сквозь меня), никак не реагировала на моё присутствие у неё на пути. Я невольно почувствовал себя бестелесным призраком. Выждал, пока вахтёрша окажется в пяти шагах от меня, окликнул её. Она меня словно не услышала. Зато я услышал всё усиливавшийся вой сирены справа от себя — это стремительно приближалась машина скорой помощи.

— Любовь Фёдоровна! — повторил я.

Преградил вахтёрше дорогу и тут же схватил её за плечи, пока она не врезалась носом в мою грудь. Любовь Фёдоровна замерла. Но не издала ни звука: не возмутилась моей бесцеремонностью, не поздоровалась. Будто робот-пылесос, который уткнулся в стену. Я держал её крепко, на вытянутых руках. Смотрел на выглянувшую из-под серого платка седую прядь. Заметил, как Баба Люба вздрогнула (словно тот лунатик, которого вдруг разбудили во время ночного путешествия). Она запрокинула голову, взглянула мне в лицо. Пару секунд Любовь Фёдоровна хмурилась и точно не понимала: кто я такой и где она сейчас находилась. Моё сердце в это время отсчитывало секунды до появления машины скорой помощи. Но я не повернул голову — рассматривал лицо вахтёрши. И не ослабил хватку.